Джус Аккардо - Прикоснись ко мне
— Чего ради… — начала я.
— Быстро! — сдавленным голосом прошипел он.
Отдать мои любимые красные кеды от Ван Доррена? В другое время я знала бы, что ему ответить. Но парень был явно не в себе. И за ним гнались. Он думает, мои кеды его спасут? Отлично. Может, он использует их как оружие? Булыжник сработал бы лучше, но тут уж каждый выбирает сам, что ему нужно.
Плохо соображая, что делаю, я попятилась и, не спуская с него глаз, стащила кеды. Выпрямившись, я шагнула вперед, протягивая кеды, но, потеряв равновесие, стала падать прямо на него. Вместо того чтобы подхватить меня, парень отпрянул, и я шлепнулась в грязь.
Чертов придурок!
Я поднялась, пытаясь стряхнуть грязь с джинсов. Он нагнулся, чтобы взять упавшие кеды, — не сводя с меня глаз. Они были хороши, его глаза — холодно-голубые, глубокие. Взгляд не оторвать! Парень бросил кеды на землю и приготовился обуть сначала правую ногу. Я чуть не заржала. Неужели ему удастся засунуть в кеды свои ослиные копыта?!
Но веселилась я напрасно. Сунув в кеды ноги, с нелепо свисающими пятками, парень, ловко балансируя, все же с трудом взобрался наверх и спрятался под деревом с оголенными корнями. Ну да, он же прямо идти не может, вспомнила я про его израненные ступни. Вот ведь фигня! Парень не только одолжил у меня мои красненькие копытца, он теперь их еще и кровищей зальет!
Мой взгляд упал на место, где он только что стоял. Луна спряталась за тучами, и видно было плохо, но что-то там было не так. Земля казалась какой-то уж слишком черной.
Прищурившись, я наклонилась, чтобы потрогать это темное пятно, но резкий треск сучьев заставил меня обернуться. Сердце бешено колотилось в груди. Четверо странного вида мужиков вывалились из подлеска и рванули по откосу прямо ко мне. Ну и прикид у ребят! Они были в чем-то типа трико — синих трико от пяток до кончиков пальцев на руках. На этих похожи — ну, что в цирке выступают, в пантомиме…
А в руках — какие-то штуки, напоминающие электрошокеры.
— Ну-ка, ты! — крикнул мне тот, который первым остановился передо мной и теперь разглядывал на земле след, что вел в мелкую воду ручья. — Здесь кто-нибудь пробегал?
Уголком глаза я могла видеть парня, что спрятался под деревом — сжавшись, весь бледный, он смотрел на нас. Если бы эти мужики глянули в ту сторону, сразу бы его заметили.
— Какой-то придурок пронесся тут пару минут назад, — ответила я, шлепая по грязи ногами, на которых теперь были только носки. Грязь просочилась через ткань и противно холодила ступни. Брр… — Кеды мои свистнул!
— Куда он побежал?
Он что, прикалывается? Я хотела сострить: дескать, мне мама не разрешает разговаривать с незнакомыми мужиками, но что-то в его лице подсказывало, что чувство юмора у него отсутствует напрочь. Я развела руками, признавая поражение, и ткнула пальцем в направлении, противоположном тому, куда намеревалась двинуть сама.
Не произнеся ни слова, мужики разбились на две группы — одна направилась в указанном мной направлении, другая — совсем в другую сторону. Нормально! Я бы тоже не поверила полупьяной девице с кольцом в носу и в одних носках.
Я подождала, пока они скроются из виду, и вскарабкалась наверх, к дереву, за которым, скрючившись, прятался парень.
— Они умотали. Можешь вылезать и валять дурака дальше.
Не спуская с меня глаз, он выполз из укрытия. Я поняла, что кеды он отдавать не собирается, но все же, кивнула на его ноги, спросила:
— Не жмут? Может, вернешь?
Он мотнул головой и сложил руки на груди:
— Ты их не получишь.
— С какой это дури? Слушай, приятель, я серьезно: красный цвет тебе не к лицу!
Парень уставился на землю прямо перед собой, потом проследил взглядом маршрут, по которому явился сюда.
— Я хочу есть.
Вновь взглянул на меня в упор.
— У тебя есть еда?
Забрал мои кеды, а теперь просит еды! У парня серьезные проблемы с головой, это точно.
Ранка на виске еще сочилась кровью, на щеке медленно проступал голубовато-пурпурный синяк; но более всего пугал безумный взгляд его глаз, сиявших, как неоновый свет в ночи. Он похрустывал суставами пальцев; один за другим: указательный, средний, безымянный, мизинец, опять указательный — и так без конца.
Где-то ухнула сова, напомнив мне о времени. Папашка скоро будет дома. Это мне на руку. Я знала: если я притащу этого парня домой, папашка точно сорвется. Как увидит моего нового приятеля, так крышей и поедет. А то и всем домом.
Мысль о том, как я достану отца, прикалывала меня. Но я понимала — это не единственная причина. Мне хотелось еще побыть с этим парнем. Эти его руки… Эти глаза…
Мы были одни в самом сердце леса. Если бы он был серийным убийцей, уже давно продолжил бы свой сериал. Но я чувствовала — он не опасен.
— Я живу тут, неподалеку. Мой отец на днях ходил в магазин. Если тебя это интересует, у меня дома навалом жратвы.
Что-то в его взгляде говорило: он мне не доверяет. Вот еще! Я ведь запросто отдала ему кеды, а он!
— Мне плевать, кто они, эти твои приятели, но ведь они могут и вернуться. У меня ты будешь в безопасности, хотя бы некоторое время. А там и им надоест за тобой бегать.
Парень задумчиво посмотрел на ручей и покачал головой.
— Таким не надоест. Не тот случай.
2
Прямая тропинка вывела нас из леса прямо на Киндер-стрит. Этот тупик, граница заповедника, приютил пять домиков, до безобразия похожих один на другой во всем, за исключением цвета. Я попыталась разговорить своего спутника, но он ограничивался односложными ответами — словно отплевывался. Наконец я сдалась и принялась наблюдать за тем, как умирали мои кеды: они все еще были у него на ногах, и с каждым шагом он втаптывал то, что от них оставалось, в землю.
Когда показался дом, я уже практически умерла от любопытства.
— Ну что, так и не расколешься? Кто были эти мужики в похабных трико?
Я воевала с наружным замком. Черт! Вечно он заедает!
— Ты что, нагадил мужскому составу какой-нибудь балетной труппы?
Молчание.
Наконец, дверь поддалась; я отступила в сторону и жестом пригласила его войти. Он не двинулся.
— Ну? — сказала я.
— Ты первая.
Черт с тобой. У кого-то приступ паранойи. Я вошла. Прошло не одно мгновение, но наконец и он переступил порог.
— Как звать-то тебя, скажешь наконец?
Он осматривался в комнате, касаясь кончиками пальцев то спинки дивана, то маминых старинных безделушек, которые валялись то тут, то там.
— Кейл, — выдавил он из себя после минутного колебания. Взял в руки маленькую хрустальную лошадку, поднес к уху, потряс и, поставив на место, продолжил осмотр.
— Ну Кейл, а дальше что?
Мой вопрос заставил его прервать осмотр. Ну и взгляд! Он держал в руке керамическую пепельницу, которую мама изготовила в школе искусств ровно за неделю до того, как я родилась. Пепельница была совсем простенькая, но я испугалась, что парень ее уронит и разобьет.
— Я говорю, как твоя фамилия?
— Мне не нужна фамилия, — ответил он и вновь принялся за осмотр комнаты; брал в руки и аккуратно ставил на место каждую вещицу. Будто искал что-то определенное, то ли ключ к разгадке массового убийства, то ли мятную конфетку.
— Ты что, из Голливуда? — Я подняла с пола корзину со снятым с веревки выстиранным бельем, поставила на диван и, покопавшись, вытащила на свет пару старых отцовских спортивных штанов и такую же старую майку.
— Вот, возьми. Ванная наверху, первая дверь направо. В шкафу на нижней полке чистые полотенца — на тот счет, если захочешь принять душ. Да и раны там найдется чем обработать. Чувствуй себя как дома.
А хотела сказать: «Пожалуйста, чувствуй себя как дома!»
Классно я отыграюсь на папашке за ту трепку, что он задал мне на прошлой неделе, когда я смоталась из дому на всю ночь, не спросясь. К тому же этот Кейл — полный отпад!
Но он и не шевельнулся, чтобы взять у меня одежду.
— Слушай! Беспокоиться не о чем. Моего отца пока нет, а ты весь в грязи и всякой дряни.
Я положила одежду на стул и, вернувшись к корзине, достала из нее пару своих джинсов.
Кейл сгреб чистую одежду, все так же глядя на меня в упор. Его взгляд был таким пронзительным, что мне пришлось почти силой заставить себя дышать. Я даже почувствовала судороги — там, в области желудка. Глаза… Кристально чистые, голубые, решительные. Такие глаза сведут с ума любую девчонку. Такие глаза сведут с ума даже такую, как я, а это о многом говорит. Меня трудно сбить с толку смазливой физиономией.
Похоже, он наконец меня понял — и, кивнув, медленно вышел из комнаты. Минуту спустя ожил и зашелестел душ.
Сбросив грязную одежду и натянув чистую, я взялась за кофе. Еще один сюрприз для папашки — вдобавок к незнакомцу в доме. Вот возбухнет! Я уже счет потеряла, сколько раз он вопил, чтобы я держала руки подальше от его эль-инджерто. Он даже пытался его прятать — будто это поможет! Вообще-то, если он действительно хотел отучить меня от своего кофе, ему стоило вновь перейти на копи-лювак. Как бы я ни любила кофе, черта с два я стала бы пить напиток из кофейных бобов, которые пропустила через свои кишки какая-то древесная крыса.
