К. Сэнсом - Камни вместо сердец
Державший алебарду солдат положил свое оружие и подобрал с земли полдюжины кожаных колчанов. Пробежав перед первой из шеренг рекрутов, он просыпал на землю рядок стрел. Командовавший смотром все еще мерил стоявших перед ним людей острым оценивающим взглядом. Нетрудно было понять, что передо мной профессиональный офицер, из тех, которых я видел четыре года назад во время Великого шествия короля в Йорк. Должно быть, этот человек работал теперь с городской милицией – корпусом добровольцев, учрежденным в Лондоне несколько лет назад, и учил их солдатскому делу в конце недели.
Наконец он обратился к своим людям громким и звучным голосом:
– Англии нужны бойцы, способные послужить ей в час величайшей опасности! Французы готовы вторгнуться на нашу землю, готовы обрушить огонь и смерть на наших детей и женщин. Но мы не забыли Азенкур![6]
Он сделал драматическую паузу, и под одобряющий ропот рекрутов Карвер воскликнул:
– Так точно!
Офицер продолжил:
– После Азенкура мы знаем, что один англичанин стоит трех французов, и потому вышлем им навстречу наших легендарных стрелков! Те, кого изберут сегодня, получат мундир и три пенса в день! – Голос его сделался более жестким. – А теперь мы посмотрим, кто из вас, ребята, учился стрельбе каждую неделю, как того требует закон. Те, кто не делал этого, – он сделал многозначительную паузу, – могут оказаться в копейщиках, чтобы встретиться с французами лицом к лицу! Так что не надейтесь, что плохая стрельба избавит вас от попадания на войну.
Он вновь оглядел строй неловко переминавшихся с ноги на ногу и явно взволнованных рекрутов с тяжелым и гневным выражением на окаймленном темной бородой лице.
– А теперь, – снова заговорил он, – по следующему гласу трубы каждый из вас со всей возможной быстротой выпустит шесть стрел, начиная с того, кто стоит слева в первом ряду. Специально для вас мы приготовили чучело, так что можете представлять себе, что видите пред собой французишку, явившегося, чтобы изнасиловать ваших мамаш, у кого они есть!
Я окинул взглядом собравшуюся толпу. Ее образовывали взволнованные мальчишки и люди постарше и победней, среди которых были и несколько встревоженных женщин, должно быть, жен или возлюбленных кого-то из рекрутов.
Солдат поднес трубу к губам и протрубил. Первый из стрелков, крепкий и симпатичный молодой парень в кожаной куртке, уверенно шагнул вперед со своим боевым луком. Подняв стрелу, он наложил ее на тетиву. А затем быстрым и плавным движением откинулся назад, распрямился и по высокой дуге послал стрелу через отделявшее его от мишени пространство. Она вонзилась в лилию на животе пугала с такой силой, что соломенная мишень дернулась, словно живой человек. Не более чем за минуту он выпустил еще пять стрел, и все они попали в манекен. Дети отозвались неровным ободрительным ропотом. Улыбнувшись, парень повел широкими плечами.
– Неплохо! – неохотно буркнул офицер. – Ступай, пусть твое имя запишут!
Новобранец подошел к писцу, помахав луком толпе.
Следующим был долговязый молодец в белой рубахе, едва ли достигший двадцати лет. Лук у него был из вяза, и во взгляде его была заметна тревога. Я не заметил на его руках ни нарукавника, ни наперстка. Офицер мрачным взором проводил движение его руки, откинувшей с глаз копну нечесаных светлых волос. Парень пригнулся, поднял стрелу, приложил ее к тетиве, а затем с явным усилием напряг лук и выстрелил. Стрела вонзилась в землю едва ли не на полпути к цели. Движение лишило мальчишку равновесия, и он едва не упал, подпрыгнув в последний момент на одной ноге, рассмешив этим детей.
Вторая стрела ушла в сторону, вонзившись в вал, a юноша вскрикнул от боли и схватился за руку. Между пальцев потекла кровь. Офицер бросил на него суровый взгляд:
– Значит, не практиковался, так? Даже стрелу пустить толком не можешь. Так что пойдешь в копейщики, вот как! Такому высокому парню, как ты, самое место в рукопашной.
На лице молодого человека появилось испуганное выражение.
– Давай дальше! – рявкнул офицер. – У тебя есть еще четыре стрелы. И оставь в покое свою руку. Вон народ собрался, надо же его повеселить!
Я отвернулся. Некогда и мне пришлось претерпеть унижение перед лицом толпы, и с тех пор подобные зрелища не доставляли мне удовольствия.
Когда я вернулся в Гейтхаус-корт, цветочницы уже не было. Я отправился в свои палаты, где во внешней приемной мой молодой писец Скелли переписывал какие-то распоряжения. Он близко пригнулся к столу, внимательно рассматривая документ сквозь очки.
– На полях Линкольнс-инн сегодня смотр стрелков, – заметил я.
Писец посмотрел на меня и невозмутимым тоном ответил:
– Я слышал, что городскому ополчению приказано выставить тысячу человек на южное побережье. Вы и вправду считаете, сэр, что французы могут начать вторжение?
– Не знаю, Скелли, – ответил я с успокаивающей улыбкой. – Но тебя не призовут. Ты женат, и у тебя трое детей, а кроме того, без очков ты ничего не видишь.
– На это я и сам надеюсь и об этом молюсь, сэр.
– Я в этом не сомневаюсь, – заверил я его. Впрочем, в чем можно быть уверенным в наши дни? – Барак еще не вернулся из Вестминстера? – сменил я тему, глянув на пустой стол помощника, которого послал в Суд по ходатайствам передать некоторые показания.
– Нет, сэр.
Я нахмурился:
– Надеюсь, что с Тамасин ничего не случилось.
Скелли улыбнулся:
– Я уверен, что все дело в лодке на реке, сэр. Вы же знаете, как трудно теперь с этими перевозчиками.
– Возможно. Скажи Бараку, чтобы он зашел ко мне сразу же, как только вернется. А я должен заняться своими бумагами.
Я вернулся в свой кабинет, ничуть не сомневаясь в том, что писец считает меня слишком нервным. Но Джек Барак и его жена Тамасин были моими близкими друзьями. Тамасин была на седьмом месяце беременности, а первый ее ребенок родился мертвым. Со вздохом я рухнул в кресло и взял в руки лист с претензией, которую читал прежде. Взгляд мой снова коснулся письма, остававшегося на углу стола. Я заставил себя отвернуться, однако мысли мои скоро вернулись к смотру стрелков… Я представил себе вторжение и этих молодых людей – истерзанных и погибших в бою.
Выглянув из окна, я улыбнулся и покачал головой, заметив высокую и тощую фигуру своего старинного врага, Стивена Белкнапа, ковылявшего по залитому солнцем двору. Теперь он заметно сгорбился и в черной мантии барристера и белой шапочке казался огромной сорокой, склевывавшей червяков с мостовой.
Белкнап внезапно распрямился, посмотрел вперед, и я заметил шагавшего в его сторону Барака, через плечо которого была переброшена кожаная сумка. Я обратил внимание на животик, теперь распиравший зеленый дублет моего помощника. Лицо его также приобрело некоторую полноту, смягчавшую черты и заставлявшую его казаться моложе. Стивен повернулся и заторопился к капелле. Два года назад этот странный и скаредный человек задолжал мне небольшую сумму. И теперь обыкновенно наглый Белкнап, считавший предметом своей гордости никогда не расставаться с деньгами, поворачивал в сторону сразу, как только замечал меня. В Линкольнс-инн его поведение сделалось расхожей шуткой. Очевидным образом он теперь избегал и Барака. Мой помощник остановился и с широкой улыбкой уставился в спину моего торопившегося прочь должника. Я ощутил облегчение: значит, с Тамасин не случилось ничего плохого.
Через несколько минут помощник оказался в моем кабинете.
– Как дела с показаниями? – спросил я.
– Все в порядке, но трудно было найти лодку от Вестминстерской лестницы. В реке полным-полно когов[7], доставляющих припасы войскам, так что лодкам приходится оставаться на берегу. Один из больших военных кораблей стоял внизу возле Тауэра. Наверное, его привели вверх по течению из Дептфорда, чтобы люди могли увидеть его. Только звуков радости на берегах я почему-то не слышал.
– Люди уже привыкли к таким зрелищам. Вот когда «Мэри-Роз» и «Грейт-Гарри» шли в море, тогда все было совсем по-другому. Их приветствовали сотни собравшихся на берегах людей. – Я указал на табурет перед своим столом: – А теперь садись. Как сегодня идут дела у Тамасин?
Сев, мой собеседник сухо улыбнулся:
– Ворчит. Жарко ей, и ноги опухли.
– И в том, что будет девочка, не усомнилась?
– Ну да. Вчера ходила по своим делам к какой-то знахарке в Чипсайд, и та, конечно, сказала ей то, что она и хотела услышать.
– A ты по-прежнему уверен в том, что будет мальчик?
– Уверен. – Джек покачал головой. – Но Тамми настаивает на том, чтобы жизнь шла обычным чередом. Я говорил ей, что леди из общества не выходят из дома за восемь недель до рождения ребенка. Думал, что эти слова заставят ее задуматься, но этого не случилось.
![Роберт Силверберг - Космический бродяга [= Бродяга из космоса]](/uploads/posts/books/58650/58650.jpg)
