Суворов Виктор - Змееед
— Нет, этот неприметным был. Но я всех разглядываю. Работа такая.
— Продолжайте.
— Этот был в сером костюме, в шляпе, с портфелем. Думаю, чекист. Средней руки начальник.
— Нет, нет. Он не чекист. А почему вы так решили?
— Просто повидал их на веку. Предположил…
— Вы ошиблись.
— Минут через пятнадцать, когда толпа схлынула, он снова на платформе появился. Явно кого-то искал.
— А потом?
— Потом ушел.
— Этот человек исчез. Как вы думаете, куда он мог пропасть?
— Вариант самый верный: жиганцы выставили шлендру гулящую и взяли бобра на прихват.
Сморщился народный комиссар:
— Вы по-русски можете?
— Простите, Генрих Григорьевич. Ехал человек почти две недели в поезде, а до того, может быть, пароходом шел на материк четыре, а то и пять дней, истомился, и тут — Москва, вышел на перрон, никто не встречает, походил, подождал, еще походил, а на площади трех вокзалов фартовые девочки промышляют…
— И что потом?
— Потом заведет такая лярва в укромный уголок, предложит выпить для начала. Сама, лахудра позорная, понятно, первая пьет, потом ему наливает. В этот момент ловкость рук все решает. Он глотнет — и с копыт. Тут партнеры проявляются, склячивают клифт, лопатник, бранзулетки…
— А с ним что?
— А его под мост или в кусты на кладбище бросят. Отойдет он, голенький, через сутки — в голове шум, ничего не помнит. Вот только если он чекист, тогда хуже ему будет.
— Почему хуже?
— Потому что жиганцы залезут в лопатник, сообразят, на кого нарвались. Чекист так дело не оставит, всю жизнь потом их искать будет. Так чтоб не искал…
— Вот что, Змееед, этого человека надо найти. Может быть, он еще жив. Это очень важно. Я вам обеспечил небывалое повышение, еще и квартиру дам, будущее устрою, на вашей новой работе — самая высокая зарплата и много свободного времени. Все свободное время — на поиски. Докладывать только мне. Как думаете искать?
— Тут, товарищ Генеральный комиссар Государственной безопасности, не мне вам подсказывать: надо оповестить райотделы НКВД Москвы и Подмосковья, обшарить все чердаки и подвалы, все пустыри, развалины, сады, парки, разослать фотографию: пропал человек…
— Нет, нет, только не это…
— Тогда путь один: искать завлекалку. Всех шмар, которые регулярно на трех вокзалах промышляют, я знаю. Туземная лярва на такое не пойдет. Да ее и не поставят. На такое дело только залетная годится.
— И вы вчера на вокзале… приметили новенькую, залетную?
— Приметил.
— Что вам нужно для поиска?
— Дайте мне картотеку на всех малолетних марух и вороваек Союза. Желательно по районам — от Москвы до самых до окраин. Кроме того, в каждой московской школе, в каждом классе в конце учебного года групповые фотографии делают… Нужно собрать все фотографии со всех школ, детских домов, колоний для несовершеннолетних за последние два-три года… Уж больно недозрелая мелькнула.
— Собирать фотографии не надо. У нас в НКВД они все собраны. Я отведу вам помещение. Но если… Если она… не московская?
— Тогда буду искать ярославских, тульских, тверских..
— На завтра у вас много работы в Лефортове?
— Нет, у меня два свободных дня, а потом у нас на исполнении один только зиновьевец с процесса.
— Поступим так. В саду за яблонями и за сиренью — небольшой домик. Там никого нет. Вам подготовят место для работы, постель, обеспечат питанием. Повару заказывайте все, что только пожелаете. Мой секретарь Павел Петрович доставит каталоги малолетних преступниц. Потом подвезет фотографии со всех школ Москвы. Приступайте к работе прямо сейчас.
6Дача, скорее поместье Народного комиссара внутренних дел СССР Генерального комиссара Государственной безопасности Ягоды Генриха Григорьевича — в поселке Коммунарка. Тут же — расстрельный полигон, который по размаху деятельности ничуть не уступает полигонам в Барыше, Бутово, Струмилино и даже в Куропатах.
Хорошо то, что от Москвы совсем близко. Врагов центровых по московским тюрьмам стреляют. Но это, так сказать, штучное производство. В редкие ночи — по несколько десятков. А если три-четыре сотни сразу, так это сюда, вон за те глухие ворота.
Еще и то хорошо, что не надо сил много тратить на охрану многих объектов. В Коммунарке все в одном букете — и дачи руководства, и дом отдыха чекистов, и учебный центр с небольшим стрельбищем, и, ясное дело, — спецучасток за высоким серым забором.
Красота неописуемая. И тишина, когда расстрелов нет. Но и расстрелы особо тишины не расстраивают. Сосны вековые и зеленые елки надежно стрельбу глушат.
Сад у Народного комиссара огромный: яблони, вишни, крыжовник, смородина красная и черная, ежевика. А дальше в глубину — море сирени и черемухи. И там, в зарослях, — домик бревенчатый. Павел Петрович Буланов, секретарь Народного комиссара, завалил этот домик фотографиями. Звание у товарища Буланова — старший майор Государственной безопасности. В петлицах у него по два ромба, как у армейского комдива. У буржуев его бы генерал-лейтенантом величали. А в рабоче-крестьянском государстве генералов нет и быть не может. Генерал — пережиток проклятого прошлого.
Приветлив Павел Петрович. Все выспрашивает, не помочь ли чем. А чем Змеееду поможешь? Он один смазливое личико в толпе приметил и тогда еще сообразил, что девочка не из приезжающих и не из уезжающих, не из встречающих и не из провожающих. Кто еще на вокзалах и вокруг вертится? Только тот, кто тут работает. И тот, кто чем-то промышляет.
Всех, кто на Северном вокзале работает, Змееед знает. Она — не из тех. Следовательно…
7Весь пол папками фотографий запружен. Все столы и полки. Работает Змееед. Только иногда его от работы повар отвлекает. Персональному повару наркома в этот домик вход заказан. О работе Змеееда знают только товарищ Ягода и товарищ Буланов. Повару положено три раза в день в дверь осторожно стукнуть: чего изволите?
Змееед изволил водочки клюквенной и вареников с вишнями да со сметаной. Водочки — чтоб немного совсем. Для аппетита. А вареников — до отвала. Ну, а что на завтрак? И на завтрак вареников. И на обед. Так и далее держать.
Повар в саду под деревьями стол синей скатертью стелет. В тени. Тут бы самое время напиться досыта и завалиться под вишнями. Но нет на то времени. Ночь, день и еще ночь и день. Три часа сна, потом и еще два, и еще три.
— Вот эта.
— Уверены?
— Очень похожа.
8На Красной Пресне, прямо возле тюрьмы, — высоченные заборы. Над заборами еще и проволока колючая. Въезд — через стальные ворота с красными звездами, вход — через проходную с суровыми вооруженными вахтерами. Это — Военно-пересыльной пункт, ВПП.
За заборами — здания типа бараков. Только бараки те — кирпичные, крепко сложенные еще Государем Николаем Александровичем. Окна — почти под потолками. По метру высотой, по два с половиной шириной. Чем-то на орудийные амбразуры похожие. Входишь — зал с кафельным полом. У входа — дневальный. Кого ни попадя сюда не пустят. Вправо и влево от главного зала — спальни. Койки — солдатские, железные. В два яруса. 160 мест в правой спальне. 160 в левой. Это общежитие холостяков Первой боевой группы Пятого отдела Главного управления Государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР. Тут живет Змееед. У него — свободный выход за ворота: захотел — вышел, захотел — вошел. Хоть в полночь, хоть к рассвету. У Змеееда — собственное спальное место и тумбочка, в железном шкафу — собственная секция с висячим замком. В шкафу — шинель со споротыми петлицами, пара яловых сапог, сапоги резиновые, полуботинки фабрики «Скороход», брезентовый плащ, полушубок, шапка-кубанка, валенки с резиновыми галошами, три рубахи, штаны запасные, револьвер с патронами и кастет.
Кастет свинцовый Змееед сам себе смастерил. Собрал пуль в тире, выплавил свинец, форму вылепил и отлил. Кастет в кармане неудобно носить — оттягивает. Потому Змееед заказал сапожнику кожаную сумочку на ремень. На дежурство он с револьвером ходит, а кастет — с собой, так, на всякий случай. Федя Сверчок, который все знает, давно разъяснил Змеееду, что «кастет» — слово французское, casser — «разбивать», leie — «голова». Casse-tete — головоломка. Но русские термин заморский слишком прямолинейно истолковали.
Сидит Змееед на кровати, на синем суконном одеяле с черными полосочками, соображает. Все вроде хорошо. И что-то не хорошо. Новая работа подручного исполнителя интересна, увлекательна, почетна, денежна. В дни исполнения стограммовая доза предусмотрена, но дают сколько хочешь, на нормы не глядя. И кормят кашей гречневой с маслом, с котлетами. Худо ли? Но почему-то не нравится Змеееду история с пропавшим на Северном вокзале пассажиром.
В дальнем углу Федя Сверчок книжку читает. Федя всегда читает. Не отрываясь. Подсел к нему Змееед:
