С. Гилфорд - Короткий триллер
— Сэм, — сказал я, тяжело дыша, — неужели мы так и не сможем договориться?
— Нам не о чем договариваться.
— Ты не выпустишь меня ни на каких условиях?
— Никаких условий, Маккензи. Видно, ты хочешь помереть трусом?
— Это несправедливо, Сэм… я этого не заслуживаю.
— Сейчас заслужишь.
Он снова принялся тыкать в меня концом бамбука, а я, полуобернувшись к нему, пытался прижаться к борту. Пришлось уклоняться и крутить головой, уходя от тычков Сэма.
Лицо его перекосилось от злобы, и он с силой ударил пикой, стараясь выгнать меня на середину бассейна.
Но на этот раз я приготовился и уперся в сходящиеся углом стенки. Увидев летящий ко мне пустотелый наконечник, я рванулся в сторону. Бамбук проскочил рядом с моим плечом, я вцепился в него и, оттолкнувшись пятками от стены, пружинисто, как торпеда, рванулся из угла.
Я крепко держался за конец пики, а Сэм не выпускал свой: результат не заставил себя ждать — хозяин потерял равновесие.
Он выпустил бамбук, уже падая в воду. Серая тень устремилась ему навстречу. Я подплыл к краю бассейна и вылез из воды, отгоняя прочь мысль о том, что мне следует обернуться и посмотреть.
Мартин Уоделл
Внезапно — после хорошего ужина
Деннис покоился в окружении своих родственников, хотя и не ощущал их присутствия. Внутри склепа было темно, а внутри его гроба — еще темнее. Он был жив, а окружающие мертвы, и все они собрались в одном месте.
Это сильно осложняло дело, но Деннис еще не настолько пришел в себя, чтобы это осознать. Если ему в его нынешнем полубессознательном состоянии и снился какой-нибудь сон, то это могло быть воспоминание о роскошном ужине в Олд Лодж Инне и о предпринятой после ужина продолжительной прогулке в Эйферхилл через холмы в прекраснейшем из осенних миров. На этой возвышенной ноте его жизнь, по всей вероятности, и оборвалась. Теперь он возлежал в холодном, сыром склепе, наполненном особым тошнотворным запахом, источником которого могла быть лишь начавшая разлагаться бабушка, похороненная им же, Деннисом, на минувшей неделе.
Очевидно, Деннис спокойно отошел во сне. На лице его не было следов той безнравственной жизни, которую он вел, — оно лицемерно отражало лишь набожную невинность, не подходившую этому человеку в той же степени, в какой сумело овладеть его тетушкой, последней в их роду. Впрочем, то, что случилось с Деннисом, не показалось бы достойным удивления, если знать, что его отец и дед отошли точно таким же образом: внезапно, после хорошего ужина. Брат его Уильям, к счастью, умер на военной службе и был оплакан человеком, которому пришлось соскребывать Уильяма со стены, по которой тот был размазан. Пожалуй, Уильяму повезло.
Так вот, кончина Денниса не огорчила никого. Что касается тетушки, то та была очень довольна. Бабушка, внук и его тетя жили в Эйферхилле долго и постоянно враждовали, поэтому проводы бабушки и внука в последний путь доставили почтенной леди большое удовольствие. Однако ради справедливости следует заметить: она и не подозревала, что, когда Денниса укладывали в склеп к предкам, он легко дышал (совершенно незаметно, в закрытом гробу). При естественном ходе фамильного заболевания «покойничку» требовалось почти четверо суток, чтобы прийти в сознание, а столь солидный срок сам по себе служит гарантией, что никто не услышит яростного стука, если таковой воспоследует.
С Деннисом же все должно было случиться по-другому. Был бы он добрым и проявлял уважение к усопшим родственникам — ему пришлось бы повторить путь, пройденный остальным семейством (надо сказать, довольно неприятный путь), но поскольку он… Что ж — он получил именно то, что заслужил.
Утром, на четвертый день после того, как его поместили в склеп под эйферхиллской церковью, Деннис наконец открыл глаза — в белом, атласном мире. Это был тесный и ужасно неудобный мир. Руки его были прижаты к груди аккуратными скрытыми стежками, скрепляющими рукава с пиджаком. Спустя несколько часов, он все же нашел в себе силы попробовать шевельнуться… но безуспешно, что произошло, по сути, по его же вине, так как он оказался в тетушкином гробу (ведь по чистой случайности она пережила его). При внезапной кончине Денниса тетя сочла необходимым отдать гроб ему, не без оснований считая, что он более в таковом нуждается. В свое время Деннис, пребывая в гнусном настроении, заказал по ящику для бабушки и тети — жест, который привел к резким разногласиям между троицей, ведь обе леди посчитали это доказательством его желания избавиться от них, да это и в самом деле было так. Пережившая племянника тетушка была просто счастлива, когда его водружали в гроб, сделанный им специально для нее, — что ж, если он и оказался для него чуточку маловат, то по этому поводу можно было выразить сожаление. Тетушка помогала укладывать Денниса в свой гроб весьма проворно и, будучи методичной старой леди, ухитрилась согнуть ему колени до наступления окоченения… или, вернее, того состояния, которое было принято за окоченение приверженцами медицины. Но с точки зрения Денниса это нельзя считать неудачей: если бы его ноги не были согнуты тетей так непрофессионально, то крышка плотно закрылась бы над ним, ну а теперь крышка не препятствовала поступлению воздуха — влажного, спертого и мертвого, с запахом разложения бабушки. Воздух просачивался в щель между неплотно закрытой крышкой и ящиком и не давал Деннису задохнуться, в отличие от его деда и отца — по крайней мере, милосердно хотя бы надеяться на это.
Он попытался надавить вверх, на обитую атласом крышку. Он пытался снова и снова изо всех имевшихся сил. Он стучал по ней, кричал, но слышать его могла лишь мертвая бабушка… Впрочем, она оставалась единственной из окружения, у кого еще не сгнила барабанная перепонка, — остальные давно миновали эту стадию, бедняги. Нельзя сказать, что уцелевшие бабушкины уши сейчас приносили какую-то пользу ей или Деннису, хотя позже они оказались неплохим деликатесом.
Все было без толку. Страх сменялся отчаянием, отчаяние изнеможением. Когда он очнулся во второй раз, лучше ему не стало: атлас по-прежнему давил на щеку… нарумяненную щеку, так как тетушка очень постаралась. Он лежал молча и совершенно неподвижно, хорошо сознавая, что те небольшие силы, что в нем еще присутствовали, быстро уходят, а рядом со страхом рос мучительный голод, сравнимый разве только с такой же невыносимой жаждой.
Необходимо было выбраться из тетушкиного гроба.
Деннис не был лишен изобретательности. И знал некоторые секреты ящика, в котором лежал: один из них заключался в том, что он казался сделанным из хорошего дерева, но это было не так: подарить гроб и доставить этим неприятность — жест, типичный для Денниса, но он вовсе и не собирался хоронить своих родственниц с настоящим шиком. Он заплатил за лакировку, но не за хорошее дерево. Гроб был, как это часто случается с гробами, очень непрочным.
Деннис довольно спокойно обдумал этот аспект, то есть с той долей самообладания, которую можно было ожидать, считаясь с обстоятельствами, в которых он оказался. Он хорошо знал склеп, потому что внимательно осмотрел его по случаю похорон бабушки, склеп продолговатой формы, с гробами, уложенными на полках ровными рядами — по три на каждой. Он знал, где должен был располагаться его собственный: как раз над дядюшкой Мортимером, умершим лет восемьдесят назад.
Деннис сообразил, что если ему удастся весом своего гроба разрушить ветхий гроб дяди Мортимера, то оба гроба могут рухнуть на каменный пол склепа — и тогда есть надежда, что содержащий его самого ящик развалится.
Чтобы совершить этот не такой уж незначительный подвиг, ему необходимо было раскачать гроб, а это оказалось чрезвычайно трудным делом. Если бы его ящик не оказался таким легким и если бы он не был собран на живую нитку, сомнительно, что он вообще смог бы его сместить, но он ухитрился сделать это. Гроб Денниса елозил по крышке того, где находился давно умерший Мортимер… Тот самый, который, к несчастью, отошел во сне, внезапно — после хорошего ужина… И старый, гнилой ящик стал медленно подаваться. Наконец, Деннис ощутил, как его гроб слегка наклоняется, и удвоил усилия: послышался легкий хруст, будто что-то раздавали, — это поверхность ящика соприкоснулась с тазовой костью Мортимера. Толчок, еще один — и гроб Денниса заскользил. В следующий миг он грохнулся о каменный пол — и Деннис потерял сознание.
Очнувшись, он обнаружил нечто серое и пыльное у себя на груди: оно походило на мумию, закутанную в измятый саван, — высохшее коричневое лицо, стягивающая скулы безудержная улыбка, голые десны и глаза, смахивающие на желтые бобы в стручках-глазницах… Упавшие гробы придавили их друг к другу — Денниса и останки Мортимера.
Неважно… Он вырвался! Дверь склепа пропускала полоску света, и он различал стоящие вокруг гробы — там и сям сквозь искрошенное дерево поблескивали белые кости и виднелась паутина, которая на самом деле могла быть и истлевшей тканью, и остатками кожи.
