Леонид Влодавец - Простреленный паспорт. Триптих С.Н.П., или история одного самоубийства
— Ни фига себе, вежливые! — пробормотал Леха.
— Ну, в общем, — отводя глаза, произнесла Ирка, — они еще попросили, чтоб я, если что, позвонила им… Телефон дали. Радио. Номер на кнопках надо нажать. 34-56-70. Спросить Антонова Аркадия.
— Все ясно. Покажь телефон!
— Да я его в шкаф заперла. Чтоб Санька не сломал. Он, сказали, больше лимона стоит.
— Стало быть, — сказал Леха, — угодил твой Севка в заложники. Только сомневаюсь, что если я приду, то они его отпустят.
— Чем же вы им дорогу-то перешли? — испуганно спросила Ирка. — Неужели это все из-за паспорта этого?
— Там много чего… — уклончиво ответил Леха.
— Может, к участковому пойти? Как думаешь?
— Да он, небось, лыка не вяжет…
— Минут пять назад прошел мимо, поздоровкался. Наверное, к Кускову пошел, в шахматы играть.
— Ладно, — вздохнул Леха, — тут вот еще какое дело. Я не один приехал, с бабой. Она вдова того мужика, чей паспорт нашли…
— Так его убили? — Ирка широко и испуганно открыла глаза. — Ой, чего ж будет-то?
— Не знаю. Можешь хоть сейчас им позвонить, пусть катят. Только я им так не спущу! — Леха выдернул из-под куртки пистолет. — Я им мозги повышибаю!
— Ой, откуда он у тебя? — ахнула Ирка. — Тебя ж посадят!
— Не дамся! — Леха сказал это так, что даже сам поверил. — Я уже троих у них порешил, так что теперь не страшно…
— Господи! С ума сошел… — напугалась Ирка. — Неужели, правда?
— С чего б они, думаешь, сюда приехали?
— Уезжай лучше! Куда подальше!
— Они Севку убьют. А так, может, и отпустят.
В это время на улице послышались шаги. Участковый Пономарев Андрей Михалыч, сорокалетний капитан. В фуражке с советским гербом, при кирзовых сапогах и в кожанке с погонами. Орел!
Постучал в калитку.
— Ирина! Дома?
— Заходите, Андрей Михалыч! — пригласила Ирка.
Капитан зашел во двор, поднялся на крыльцо, увидел на терраске Леху и сказал:
— О, одна пропащая душа объявилась! А где ж дружок?
— Не знаю, Михалыч, — соврал Леха. — Он сам по себе.
— А я-то думал, вы как прежде, вместе куролесить поехали. Вообще-то, у меня к тебе разговор. Мужской, так сказать. К Ирине-то я так, спросить зашел.
— Насчет чего?
— Да все насчет мужа. Машина тут, говорят, приезжала, «ниссан-патрол», парни какие-то в кожаном. Решил узнать, что и как. Уж, думаю, не рэкетиры ли наехали? Вроде, Севка у тебя не бизнесмен, с чего бы, думаю?
— Ладно… — прервал Леха. — Давай, Михалыч, отойдем, раз у тебя мужской разговор.
— Добро, отойдем. — Михалыч спустился с крыльца, уселся на скамейку под дровяным навесом, где, бывало, часто курили Севка с Лехой после пьянок. Сам Михалыч был умеренно поддатым, но явно все соображал. — Закурим? — Михалыч достал пачку моршанского «Беломора». Леха не отказался. Поплыл сизоватый дымок, затлели огоньки.
— Не к тебе, случайно, крутые приезжали? — спросил участковый.
— Ты ж сам видел, что к Севке.
— Сначала, Алексей, они около твоей хаты остановились. И вылезли, между прочим. Осмотрели, так сказать. А уж потом к Буркиным пошли.
— Понятия не имею, Михалыч. Может, ошиблись?
— Может. Только ты учти такую вещь, Алеша. Преступные группы, как утверждает наша, мать ее так, криминальная практика, имеют такое свойство: делить территорию. Вроде как вон тот кот Афонька. Поднял хвост — пометил: мое! Сунется чей-нибудь Васька — он на него — фырр! Не трожь! Драка пойдет. Понял?
— Уловил.
— Теперь пойдем дальше. Кто у нас на территории бывшего сельсовета, или, по нынешнему, волости, самый интересный для рэкета гражданин? Сразу скажу: Абрамян Степан Семеныч. Генеральный директор ТОО «Колосочек», который, условного говоря, приватизировал весь промтоварный и две трети продовольственного магазина. И сам понимаешь, чтоб жить совсем спокойно и счастливо, он пользуется услугами охранной фирмы «Варриор», от которой регулярно два человека наши магазины сторожат, хотя у нас вроде бы никто на них не покушается. А тут, видишь ли, средь бела дня приезжают в село городские ребята из «Гладиатора» и ведут какие-то разговоры на территории вверенного мне участка. Непорядок это. Криминогенная ситуация возрастает. Конечно, я мог бы с Иркой поговорить, но она ж явно сути не знает. Так что, Алеша, давай-ка пооткровеннее. Объясни, будь добр, какие у вас отношения с товарищем Антоновым, более известным в криминальных кругах по кличке «Барон»…
— Хорошо, — кивнул Леха, пустив струю дыма, — только ты, Михалыч, объясни заодно, кто такой «Пан»?
— Пан? — участковый нахмурился. — Пан — это совсем серьезно. Кто такой, я лично не знаю, но слыхал такую поговорку: «Наш Пан — всей области пахан». Устраивает ответ?
— А такие ребята, как Котел, Мосел, Лопата?
— О Котле слышал. Других — нет. Шпана, должно быть, шелупонь мелкая. А Котел у Барона — шестерка козырная. Три мокрухи на нем по оперданным, а улик — ноль.
— Насчет пропажи банкира Митрохина в курсе? — спросил Леха.
— В курсе, — с интересом произнес милиционер. — Стало быть, этот визит по поводу Митрохина?
— Вроде того… — Леха вытащил из кармана листочек из середины паспорта.
Участковый посерьезнел. Некоторое время рассматривал пулевую дырку и следы крови, пускал дым, а потом сказал:
— Тут, Алексей, можно ждать очень серьезных последствий. Я, конечно, в масштабе даже нашего района — никто. Если ты с Бароном поссорился — даже знать не хочу, как — то жить тебе маловато осталось. По-дружески говорю. Ночью, уже этой, приехать могут.
— А ты?
— Что я? У меня «Макаров» и две обоймы. Да и то, если честно, я не влезу. Мое дело — пацанов на танцах разнимать. А в крутизну нырять — это, выражаясь по-блатному, стремно. Я до пенсии хочу дослужить. Мирно.
Тут Леху осенило. Вот что значит сутки не пить — голова заработала!
— Ты меня с этим армяном свести можешь? Которого этот, как его, «Вор и вор» сторожит?
— «Варриор», — поправил капитан. — Свести, конечно, можно. Я думаю, что он тебя даже с тамошним начальником познакомить сможет. Но ведь знаешь, это тоже чревато. Ты кто? Ноль. Какой у них интерес из-за пустого места ссориться с Бароном? Нет у них интереса. Ты ж, милок, не та курица, которая золотые яйца несет… Отдадут и не плюнут.
— Ладно, — отмахнулся Леха, — ты, главное, сведи с Абрамяном.
— Да с ним-то нет смысла сводить, — сказал Михалыч, — он же так, клиент. Вот в семь вечера к его охране пересменка приедет, с ними будет такой Костя Епифанов, он же, в дружеском кругу, Костоправ. Могу с ним познакомить. Только учти, что он, если по правде, кости не правит, а ломает… Не понравишься — пеняй на себя.
— Сколько сейчас времени? — спросил Леха.
— Семнадцать ноль пять, — ответил участковый. — Я около семи за тобой заеду. Мне как раз на танцы надо будет ехать. Постарайся не пить до этого, а то Костя с тобой и разговаривать не станет.
Капитан ушел, а Леха вернулся к Ирке.
— Слушай, у тебя как насчет пожрать, а? Мне тут одну даму маленько попотчевать надо…
— Это вдову-то? — Ирка даже возмущаться, как ни странно, не стала. — Чего ж, можно… Веди давай.
Леха забежал домой и сказал заждавшейся и продрогшей в его нетопленном жилище Галине: '
— Пошли к соседке, покормит… Не загибаться же тебе с голоду?
— А удобно?
— Удобно, удобно.
Леха отвел Митрохину к Ирке и сказал:
— Сейчас добегу до Кускова и вернусь…
Листки с немецким текстом уже лежали у него в кармане.
Иван Петрович покуривал на крылечке свою трофейную немецкую трубку, набитую махрой. Леха поздоровался.
— Здравствуй, здравствуй, Алеша, — кивнул в ответ старик. — Давно не видел тебя. Говорят, ты в город ездил?
— Ездил, Иван Петрович.
— Ну и как там? Рабочие-то что говорят?
— Да я на заводе и не был…
— Зря. Что ж ты, столько лет проработал и не зашел туда?
— А он стоит, завод этот, там и народу-то нет. Половину цехов под склады сдали. Коммерсанты ползают. Не нужны наши изделия…
— Вот как! — вздохнул Кусков. — Эх, рабочий класс, рабочий класс! До чего ж тебя эти гады довели… Коммунисты называются! Ум, честь, совесть… Где партком ваш? Где комсомол? Где профсоюз?
— Секретарь парткома, я слышал, теперь в администрации города работает. Валерка Мелков, который комсомолом руководил — гендиректор ИЧП «Леда», косметикой торгует. А Антонина Матвеевна, предпрофкома бывшая, сейчас турфирмой заворачивает. Не помню какой, у меня все равно денег на Канары нет.
— Предатели! — кратко бросил Иван Петрович. — Вот таких-то гадов в тридцать седьмом и стреляли. А вам, дурачью несмышленому, уши прожужжали: «Сталинизм! Сталинизм! Репрессии!» Ничего, еще пару лет так побе-дуете — поймете, что к чему…
Леха, которому хотелось узнать содержание немецких бумаг до семи вечера, до встречи с Костей-Костоправом, вынужден был осторожно перебить эту лекцию по политграмоте. Он бы и сам под пьяную голову не хуже прочитал, но сейчас-то был трезвый.
