Долорес Редондо - Невидимый страж
По ее спине пробежал озноб. Она отдернула руки от холодного каменного парапета и, дрожа всем телом, сунула их в карманы. Снова начался дождь. Амайя бросила последний взгляд на реку и зашагала по направлению к дому.
13
Войдя в прихожую, она услышала голоса Джеймса и Хонана на фоне вездесущего бормотания телевизора. Мужчины беседовали в гостиной тети Энграси, как будто не замечая гама, поднятого шестью старушками, игравшими в покер за столиком под зеленой скатертью. Этот шестиугольный столик, наподобие тех, которые стоят в любом казино, тете Энграси доставили из Бурдеоса, с тем чтобы за ним каждый вечер делали ставки на несколько евро и на свою репутацию. Увидев на пороге продрогшую Амайю, мужчины отошли от игрального стола и подошли к ней. Джеймс поцеловал ее в щеку и, взяв за руку, повел на кухню.
— Хонану необходимо с тобой поговорить. Он уже давно тебя ждет. Я оставлю вас наедине.
Помощник инспектора сделал шаг вперед и протянул ей коричневый конверт.
— Шеф, мы получили отчет из Сарагосы. Я подумал, что вы захотите как можно скорее с ним ознакомиться, — произнес он, обводя взглядом огромную кухню тети Энграси. — Я думал, что таких мест больше не существует.
— И их действительно не существует, можешь мне поверить, — ответила она, извлекая из конверта листок бумаги. — Это… Это какой-то бред. Послушай, Хонан, шерсть, которую мы нашли на трупе, принадлежит кабанам, овцам, лисам и, за неимением точных данных, животному, которое может оказаться медведем, хотя это не окончательный результат. Кроме того, остатки эпителия на шнуре представляют собой… держись… кожу козы.
— Козы?
— Да, Хонан, да, мы имеем дело с каким-то Ноевым Ковчегом. Меня даже удивляет, что они не обнаружили соплей слона и спермы кита…
— Как насчет человеческих следов?
— Там не то что волос, человеческих флюидов не осталось. Как ты думаешь, что скажут наши друзья лесничие, если им это показать?
— Они скажут, что следов гомо сапиенс не осталось, потому что там был не человек, а басахаун.
— Мне кажется, этот парень полный идиот. Как он нам поведал, басахауны считаются миролюбивыми существами, защитниками лесной жизни… Он сам сказал, что басахаун спас ему жизнь. Каким образом это вписывается в подобную теорию?
Хонан смотрел на нее, обдумывая ее слова.
— То, что там был басахаун, не обязательно означает то, что он убивает девочек. Все как раз строго наоборот. Было бы логично предположить, что присутствие хищника оскорбляет и порочит его как защитника леса, делая его причастным к этим убийствам и провоцируя его на ответную агрессию.
Амайя изумленно смотрела на собеседника.
— Логично?.. Ты, кажется, находишь это все забавным? — Хонан улыбнулся. — Не отпирайся, все эти небылицы насчет басахауна приводят тебя в восторг.
— Только та их часть, в которой нет места мертвым девочкам. Но вам, шеф, лучше, чем кому бы-то ни было, известно, что это отнюдь не небылицы. Напомню вам, что я не только полицейский, а еще и археолог, и антрополог…
— И это замечательно. Но объясни мне вот что: почему мне лучше, чем кому бы-то ни было?
— Потому что вы здесь родились и выросли. Не станете же вы утверждать, что вы не впитали в себя эти истории с молоком матери. Это не глупости, а часть культуры и мифологии Страны Басков и Наварры. Также не стоит забывать, что то, что сегодня считается мифологией, некогда представляло собой религию.
— Не забывай, что во имя религии в этой самой долине десятки женщин были приговорены к смерти и сгорели на кострах аутодафе 1610 года. Они погибли в результате абсурдных верований, подобных тому, о котором ты говоришь. Но, к счастью, эволюция оставила все это позади.
Он покачал головой, обрушив на Амайю знания, наличие которых умело скрывал под ликом молодого полицейского.
— Не секрет, что религиозный пыл и страхи, подпитываемые легендами и невежеством, наделали много зла. Но нельзя отрицать, что все это представляло собой одно из самых тягостных явлений недавней истории. Сто, максимум сто пятьдесят лет назад, было трудно найти человека, который не верил бы в ведьм, сорхиний, белагилей, басахаунов и, прежде всего, в Мари, богиню, джинна, мать, хранительницу посевов и скота, которая могла прихоти ради вызвать гром и обрушить на землю град, обрекая людей на голод. Наступил момент, когда больше людей верило в ведьм, чем в Святую Троицу, и это не укрылось от внимания церкви, наблюдавшей за тем, как верующие, выходя со службы, продолжают соблюдать древние ритуалы и обычаи, являвшиеся частью их жизни с незапамятных времен. Некоторые одержимые и не вполне здоровые психически люди наподобие Пьера де Ланкра объявили древним верованиям беспощадную войну, достигнув своим безумием прямо противоположного результата. То, что всегда составляло часть убеждений, превратилось в нечто проклятое, обреченное на гнусные доносы и преследования. В большинстве случаев доносчики рассчитывали на то, что тот, кто сотрудничает с инквизицией, останется вне подозрений. Но прежде, чем на эти горы обрушилось безумие, древняя религия являлась частью жителей Пиренеев на протяжении сотен лет. Она не создавала ни малейших проблем и без особых сложностей сосуществовала с христианством, пока свою чудовищную голову не подняла религиозная нетерпимость. Думаю, что нашему обществу не помешало бы возродить некоторые ценности прошлого.
Речь обычно немногословного и сдержанного помощника инспектора произвела на Амайю сильное впечатление.
— Хонан, безумие и нетерпимость имеют место всегда и во всех культурах, а ты, кажется, только что побеседовал с моей тетей Энграси… — произнесла она.
— Нет, я с ней не беседовал, хотя сделал бы это с большим удовольствием. Ваш супруг рассказал мне, что она гадает на картах и все такое.
— Да… И все такое. И не вздумай приближаться к моей тете, — улыбаясь, добавила она, — у нее и без тебя запальчивости хватает.
Хонан засмеялся, не сводя глаз с жаркого, стоявшего возле духовки, в которой ему предстояло перед ужином обзавестись золотистой корочкой.
— Кстати, о горячих головах: ты, случайно, не знаешь, куда подевался Монтес?
Помощник инспектора уже собирался ответить, как вдруг в приступе осмотрительности прикусил изнутри губу и отвел взгляд. Однако это не осталось незамеченным его собеседницей.
— Хонан, мы ведем, наверное, самое важное расследование в нашей жизни. На кон поставлено очень многое. Профессиональный престиж, честь и, самое важное, необходимость поймать это животное и не позволить ему сделать с еще одной девочкой то, что он уже сделал с другими. Я ценю твое чувство солидарности, но Монтеса понесло, и его поведение может роковым образом отразиться на расследовании. Я знаю, что ты чувствуешь, потому что я чувствую то же самое. Я еще не решила, что мне следует предпринять по этому поводу, и, разумеется, я никому ничего не сообщала, но, как бы мне ни было больно и как бы я ни уважала Монтеса, я не могу допустить, чтобы его эксцентричные выходки повредили работе всех тех специалистов, которые, забыв о сне и отдыхе, ложатся костьми ради раскрытия этих преступлений. А теперь, Хонан, скажи мне, что ты знаешь о Монтесе.
— Ну, хорошо, шеф, я с вами согласен, и вы знаете, что я на вашей стороне. Если я вам ничего не говорил, то только потому, что мне казалось, что это дело личного характера…
— Позволь об этом судить мне.
— Сегодня днем я видел его в таверне Анчитонеа. Он обедал… с вашей сестрой…
— Со своей сестрой? — уточнила она, не поверив своим ушам.
— Нет, с вашей, — повторил он.
— С моей сестрой? С Розаурой?
— Нет, с другой. С вашей сестрой Флорой.
— С Флорой? Они тебя видели?
— Нет, вы, наверное, знаете, что в этой таверне полукруглый бар, который начинается у входа и уходит вглубь помещения, оканчиваясь у наружной стены. Мы с Ириарте сидели неподалеку от стеклянной двери, и я заметил, как они вошли, и хотел поздороваться. Но я не успел к ним подойти, потому что они проследовали в обеденный зал и мне было неловко их преследовать. Когда мы уходили, сквозь стеклянную дверь между баром и залом я увидел, что их заказ уже принесли и они начали есть.
Дождь никогда не пугал Хонана Эчайде. Более того, прогулка под проливным дождем без зонтика была одним из его любимых занятий. В Памплоне он пользовался любой возможностью погулять под дождем, надвинув на лоб капюшон анорака. Он вышагивал медленно, наблюдая за тем, как прохожие спешат укрыться за дверями кафе и ресторанов или бестолково толпятся под вероломными навесами зданий, с которых стекала вода, еще сильнее поливая укрывшихся от дождя людей. Он шел по улицам Элисондо, любуясь пеленой воды, мягко струящейся по мостовой, образуя загадочный узор, похожий на разорванную подвенечную вуаль. Фары автомобилей пронзали темноту, рисуя перед собой призрачных водяных существ, а из светофора, казалось, выплескивался вполне осязаемый красный свет, отчего вода в лужах под ногами тоже становилась красной. В противоположность пустынным тротуарам, движение на дороге было оживленным. Все куда-то ехали, напоминая влюбленных, спешащих на свидание. Хонан шел по улице Сантьяго в направлении площади. Стремясь покинуть оживленные кварталы с их шумом, он ускорил шаги, которые замедлились, как только он заметил плавные очертания, немедленно перенесшие его в минувшие эпохи.
