Арсений Ахтырцев - Сабля Чингизидов
— Передайте моему брату, консулу Кафы, что я приму только безоговорочную капитуляцию крепости. Никаких условий! Иначе весь городской совет закончит свои никчемные жизни на султанских галерах.
Поклонившись, делегаты попятились из каюты. Оказавшись на палубе, они попытались выяснить у толмача причины столь немилостивого приема.
— Визирь — это око султана. И подарки ему полагается делать царские, такие же, как властелину Блистательной Порты, да продлятся дни его и не зайдет солнце над его владениями, — объяснил переводчик. — А ваши подношения — оскорбление султану.
— Но консульская казна пуста, — попытались объяснить толмачу парламентарии. — Город практически разорен поборами банка святого Георгия. Какой же подарок всемилостивейший визирь ожидает получить от несчастной Кафы?
— Великому визирю известно о бедственном положении города, — заверил толмач. — Поэтому он готов закрыть глаза на оскорбляющую его скудность даров. Но только при одном условии.
Генуэзцы напряженно смотрели на переводчика.
— Консул Кафы должен вернуть султану родовую реликвию улуса Джучиева.
— Саблю? — одними губами прошептал викарий.
— Да, — подтвердил толмач, — саблю Чингизидов с алмазом. Тогда адмирал выпустит корабль консула. Иначе — позорный плен и смерть на галерах.
Ночью в зале заседаний консульского замка собрался городской совет города. Неровный свет факела освещал изрезанные морщинами загорелые лица членов совета. Лица бесстрашных воинов, безжалостных пиратов и искусных торговцев. Граждан генуэзской республики, полжизни проведших в смертельно опасных торговых и военных экспедициях. Они не боялись ни бога, ни черта. Ничего, кроме банковского совета.
Протектор банка святого Георгия мог лишить их всего. Жизни, богатства и, самое главное, доброго имени. А это было гораздо больше, чем жизнь. Что жизнь? Они рисковали жизнью сотни раз и привыкли спокойно смотреть в глаза смерти. А если отдать сокровище Чингизидов, то банк конфискует их имущество и пустит по миру их семьи. А самих их сгноит в подвалах замка дожа как государственных преступников.
Смерть не страшна. Семья достойно погибшего получит от банка пенсион, а сын — патент офицера флота республики или статус торгового клиента банка святого Георгия, самого крупного банка Европы. И каждый год будет заказывать мессу за упокой души любимого отца.
Городской совет Кафы наотрез отказался отдать саблю Чингизидов турецкому паше. Консулу Кафы, генеральному казначею и кавалерию совет поручил надежно спрятать реликвию, а консульскому викарию надлежало подготовить письмо в совет банка святого Георгия и до утра через торговых клиентов передать в Геную.
Саблю решено было спрятать в одном из подземных ходов под цитаделью. Генеральный кавалерий Франческо де Корса во главе отряда черкесов-аргузиев спустился в подземелье. Саблю спрятали в неприметной нише одного из бесчисленных боковых ходов. Когда стражники начали заваливать нишу камнями, из глубины главного входа показалась фигура консула. Консул остановился в проходе, не дойдя до ниши, и подал знак факелом. В ту же минуту черкесский сотник, стоявший за спиной генерального кавалерия, перерезал Франческо де Корсе горло.
Этой же ночью, перед самым восходом, турецкая эскадра пропустила небольшую галеру, увозившую последнего генуэзского консула Кафы в сторону Босфора. А еще через два дня Кафа сдалась. Ни один из членов совета города не вернулся в Геную живым.
Через два года крымский хан Менгли-Гирей признает протекторат Османской империи. На долгие три столетия Крым станет вассалом Блистательной Порты. В качестве признания Чингизидов из рода Гиреев единственными законными наследниками дома Бату султан передаст хану саблю с алмазом — родовую реликвию улуса Джучиева.
Москва, июнь, 2005 г.
В пятницу в два часа дня на даче Арсановых принимали брюссельских родственников. Розум поехал за ними в гостиницу, а Лена с утра помогала матери приготовить праздничный обед. Старик Арсанов предстал перед гостями в генеральском мундире с орденскими планками. Уговорить его переодеться в штатское не удалось. Старый генерал на правах хозяина встречал прибывших у ворот. Он галантно поцеловал руку баронессе, они вместе поднялись на крыльцо дачи и прошли в зал, где был накрыт стол.
Генерал представил членов семьи. Баронесса села с Лидой и Леной, а Панина усадили напротив. После вручения подарков завязалась непринужденная светская беседа.
— Я просто счастлива, что у нас оказались такие замечательные родственники, — с чувством провозгласила баронесса. — Просто невероятно, что при ужасном людоедском режиме, при этом кошмаре, царившем в России столько лет, вы сумели создать и сохранить такую прекрасную семью.
Лена застыла с вилкой у рта и испуганно посмотрела на генерала.
Генерал, так удачно сумевший противостоять кошмарному режиму, с неожиданным энтузиазмом закивал головой:
— Вы знаете, вы очень правильно сказали. Ужас и кошмар. Страна разграблена кучкой негодяев.
— Слава богу, грязные руки этой шайки не дотянулись до вашего стола, генерал, — усмехнулся Панин, накладывая себе закуски.
— Пока здесь есть еще такие блестящие офицеры, как вы, — кокетливо кивнула баронесса генералу, — всегда остается надежда на возрождение былого величия России.
— Да, я вам должен сказать, единственная надежда — на офицерство и армию. Больше ни на кого надеяться нельзя, — согласился генерал. — И смею вас заверить, терпение армии не безгранично.
— Я уверена, русское офицерство в конце концов вышвырнет эту большевистскую сволочь вон из России! — с пафосом предрекла баронесса.
— Вот именно! — обрадовался генерал неожиданной поддержке со стороны прогрессивной заграницы. — Именно что большевики, новые большевики. Ничего святого. Я в Бурденко ходил на прошлой неделе, а они мне говорят: «На осмотр надо записываться за две недели». Да разве раньше такое было возможно?
— Чернь. Глумливая чернь, — возмутилась баронесса. — Одна фамилия чего стоит, Бурденко! Плебейство какое-то.
— Вот именно, что чернь. Мерзавцы.
— Ваша фамилия, Арсановы, — это ведь старая русская фамилия, генерал? — поинтересовалась баронесса.
— Да, фамилия старинная, — солидно согласился Арсанов.
— Я так и знала, породу видно издалека. Воронежский предводитель Арсанов не ваш родственник? Меня когда-то с ним знакомили в Париже.
— Да-да, помню, помню. Что-то такое было, — подтвердил генерал, получивший свою фамилию по месту пребывания детдома в маленьком райцентре Арсаново.
— Какая милая шляпка, — решила вмешаться Лидия, чтобы уйти от опасной темы. — И эта вуаль. Она вам так идет. Неужели Карден?
— Это же траур, мама, — простонала Лена в затылок матери.
Но баронессу вопрос нисколько не смутил.
— Моя близкая подруга — владелица салона мод в Брюсселе. Она мне всегда подбирает аксессуары, — с готовностью начала рассказывать баронесса.
И Лида принялась увлеченно обсуждать с баронессой проблемы женской моды в Европе и России.
Слегка ошарашенный фантасмагорическим развитием беседы, Розум с тревогой посмотрел на Панина. В глазах Владимира Георгиевича искрились веселые огоньки.
— Не волнуйтесь, моя кузина может заморочить голову целому генеральному штабу, — шепнул он Алексею. — Пойдемте покурим на веранду.
— А вы из тех самых Паниных? — спросил Розум, когда они вышли покурить.
— Точно такой вопрос мне совсем недавно задал один русский в Париже. Панины те самые, да я не тот. У моей бабки второй муж был граф Панин. А мой родной дед, как выражается наша баронесса, был блестящий флотский офицер. Очень любил играть. К сожалению, в основном проигрывал. Когда Каратаевым надоело оплачивать его долги, он получил пинком под зад. Так что я Каратаев. А дед погиб при Моонзунде. А что это вы так удивленно смотрите на наших дам?
— Да просто поразительно, как баронесса быстро нашла общий язык с Лидией, да и с генералом тоже.
— Ну, я полагаю, ваш генерал вырос не в профессорской семье, — засмеялся Панин. — А Эмилия так и не смогла за свою жизнь закончить ни одного учебного заведения. Так что за них я не беспокоюсь. По-моему, вы мне хотите что-то сказать, Алексей?
— Ну что ж, вы правы. Вас интересует архив Каратаевых, не так ли?
— Да, это так.
— Я вам его предоставлю.
— Правда? Так он у вас?
— У меня. Но у меня будет одно условие.
— Какое?
— Вы мне откровенно расскажете, зачем он вам и барону понадобился через столько лет.
— А вы не догадываетесь?
— Собственно, я знаю наверняка. Вы ищете наследство бригадира.
Панин удивленно поднял брови.
— Так вы же все знаете.
