Харлан Кобен - Всего один взгляд
— Он снова подал прошение об условно-досрочном, — желчно сказал Веспа. — Уэйд Ларю.
Грейс поняла и без пояснения.
В подстрекательстве к массовым беспорядкам, которые привели к давке и гибели людей, обвинили Уэйда Ларю, ныне заключенного тюрьмы «Уолден» возле Олбани, штат Нью-Йорк. Именно он произвел несколько выстрелов, вызвавших панику. Интересны были доводы защиты: несмотря на то, что Ларю задержали с принадлежавшим ему пистолетом в руках, на то, что пули, как подтвердила экспертиза, были выпущены из этого пистолета, несмотря на наличие свидетелей, видевших, как Ларю стрелял, адвокаты настаивали, что их подзащитный этого не делал. А если даже стрелял, то в состоянии сильнейшего алкогольного и наркотического опьянения и ничего не помнит. В качестве убойного аргумента — на случай если здравый смысл присяжных все же не дрогнет под грузом веских доводов защиты — адвокат клялся, что Уэйд Ларю не мог предвидеть, что пара выстрелов из пистолета оставит после себя восемнадцать погибших и десятки покалеченных.
Случай признали неоднозначным. Обвинители требовали наказания как за восемнадцать убийств при отягчающих обстоятельствах, но присяжные не согласились с такой точкой зрения, и адвокату удалось свести дело к обвинению в восемнадцати непредумышленных убийствах. Приговор, кстати, мало волновал общественность; все знали — в «Бостон-Гарден» погиб единственный сын Карла Веспы и помнили, что началось, когда в автомобильной аварии погиб сын мафиози Готти: водитель второй машины, отец семейства, пропал, как в воду канул. Все ждали, что Уэйда Ларю постигнет та же участь, и готовы были встретить подобный исход рукоплесканиями.
Сначала Ларю держали в «Уолдене» в одиночке. Грейс не следила за развитием событий, но знала, родители погибших, включая Карла Веспу, созваниваются и переписываются — им требовалось время от времени видеться. Выжившая Грейс чувствовала себя погребальной урной с незримыми останками умерших. Огромный эмоциональный груз — чудовищная, невозможная ответственность, наложенная на долгое и трудное физическое восстановление, — стал основной причиной ее отъезда за границу.
Через несколько лет Ларю перевели в общую камеру. Ходили слухи, что сокамерники избивают его и насилуют, но отчего-то он был все еще жив. Карл Веспа не стал лишать Ларю жизни — может, из милосердия, а может, и наоборот, если вдуматься.
— Он наконец перестал заявлять о своей невиновности, слышишь? — продолжал Веспа. — Признает, что стрелял из пистолета, но говорит, просто выпускал пар — очень уж расстроился, когда погасли огни на сцене.
Это походило на правду. Грейс видела Уэйда Ларю всего раз — ее вызвали в суд как свидетельницу. Ее показания ничего не добавили к его вине или невиновности — она не помнила даже давки и тем более не могла указать на того, кто пальнул в воздух, — но, безусловно, вызвали нужные эмоции у присяжных. Однако Грейс не хотела мести и навсегда вычеркнула из памяти Уэйда Ларю, по сути, ничтожество и мелкого хулигана, достойного скорее жалости, чем ненависти.
— Думаешь, его выпустят? — спросила она.
— У него новый адвокат. Очень ловкая мадам.
— И если она добьется его освобождения…
Веспа улыбнулся:
— Не верь всему, что обо мне печатают. Кроме того, в случившемся той ночью следует винить не только Уэйда Ларю.
— Как это?
Веспа ограничился лишь туманной фразой:
— Как я уже говорил, проще показать.
По его тону Грейс поняла — лучше сменить тему.
— Почему вы назвались холостяком?
— Что?
— Вы сказали моей подруге, что не женаты.
Веспа пошевелил пальцами. Обручального кольца не было.
— Мы с Шэрон развелись два года назад.
— О, мне жаль!
— У нас давно не клеилось, — пожал плечами Веспа, глядя в сторону. — А как твоя семья?
— Ничего.
— Что так неуверенно?
Грейс промолчала.
— По телефону ты сказала, тебе нужна моя помощь.
— Да.
— Так что случилось?
— Мой муж… — Грейс запнулась. — Мне кажется, он попал в беду.
И она рассказала Веспе о произошедшем. Он смотрел вперед, избегая встречаться с ней взглядом, иногда кивая, но его кивки странно не совпадали с тем, что она говорила. Выражение его лица не менялось, что было странно: Веспа отличался живостью мимики. Когда Грейс закончила, он долго молчал.
— А тот снимок у тебя?
— Да. — Она протянула ему фотографию, отметив, что рука у него слегка дрожит. Веспа рассматривал снимок целую вечность.
— Могу я его взять?
— Да, я сделала копии.
По-прежнему не отрывая взгляда от фотографии, Веспа спросил:
— Можно задать тебе очень личный вопрос?
— Да, наверное.
— Ты любишь мужа?
— Очень.
— А он тебя?
— Тоже.
Веспа видел Джека лишь однажды. На свадьбу и по случаю рождения Эммы и Макса он прислал им подарки. Грейс всякий раз писала благодарственные открытки, но отдавала подарки благотворительным фондам. Она ничего не имела против общения с Карлом Веспой, однако не хотела, чтобы эта дружба, как говорится, отбрасывала тень на ее детей.
— Вы познакомились в Париже?
— Нет, на юге Франции. А что?
— А как вы встретились снова?
— Да какая разница?
Ответ последовал после чуть заметной паузы:
— Просто пытаюсь понять, насколько хорошо ты знаешь своего мужа.
— Мы женаты десять лет!
— Да я понимаю. — Он двинулся на сиденье. — Вы познакомились, когда ты была на отдыхе?
— Я бы не назвала это отдыхом.
— Ты училась. Писала картины.
— Да.
— А в основном пряталась.
Грейс не ответила.
— А Джек? — не отставал Веспа. — Что он там делал?
— Да то же самое, по-моему.
— Прятался?
— Мне показалось, да.
— От чего?
— Не знаю.
— В таком случае хочешь услышать очевидное?
Грейс молча ждала.
— От чего бы он ни прятался, — Веспа показал на снимок, — это его настигло.
Грейс приходила в голову та же мысль.
— Это было очень давно.
— Как и Бостонская давка. Как и твое бегство. Зато удалось убежать?
В зеркало заднего вида Грейс увидела: Крам смотрит на нее выжидательно. Она промолчала.
— Прошлое не отпускает, Грейс, и ты это знаешь.
— Но я люблю мужа!
Веспа молча кивнул.
— Вы мне поможете?
— Ты же знаешь, да.
По широкой дуге лимузин свернул с Гарден-стейт, и впереди Грейс увидела увенчанное крестом огромное, как самолетный ангар, строение самых незатейливых форм. Неоновая вывеска гласила, что еще остались билеты на концерты с Создателем и что сегодня выступает группа «Вознесение». Крам въехал на стоянку размером с футбольное поле и заглушил мотор.
— Зачем мы сюда приехали?
— Найти Бога, — ответил Веспа. — Или его противоположность. Пошли, я хочу тебе кое-что показать.
Глава 13
Идиотизм какой-то, думала Чарлин, решительно направляясь во двор Фредди Сайкса. Скорее всего она взвинчивает себя и преувеличивает опасность, изголодавшись по приключениям в своей пресной жизни. Но с другой стороны — и что? Если подумать, что самое худшее с ней случится? Ну, узнает Майк, ну, уйдет из семьи, тоже мне, конец света…
Неужели ей хочется, чтобы все открылось?
Все, пора кончать с этим любительским самоанализом. Нет ничего плохого в том, чтобы на минутку заглянуть к соседу. Два года назад Майк поставил на заднем дворе сплошной забор в четыре фута высотой, хотя ему хотелось изгородь повыше. По городским правилам запрещалось устанавливать высокие заборы, если на участке нет открытого бассейна.
Со странным чувством Чарлин впервые открыла калитку в заборе, разделявшем их дворы. Прежде она к ней не подходила.
Приближаясь с тыла к жилищу Фредди, Чарлин впервые рассмотрела, насколько дом неухожен и стар. Краска облупилась, газон сто лет не подстригали, через потрескавшийся бетон дорожки проросли сорняки. Повсюду виднелись проплешины сухой травы. Обернувшись, Чарлин взглянула на свой дом — она никогда не видела его в таком ракурсе. Он тоже выглядел старым и обветшалым.
Чарлин ступила на порог черного хода.
Так, теперь что?
«В дверь стучи, безмозглая!»
Чарлин постучала — негромко и деликатно. Ответа не последовало. Она забарабанила кулаком. Тихо. Чарлин приложила ухо к двери, словно в надежде расслышать приглушенный крик или что-нибудь в этом роде.
Из недр дома не доносилось ни звука.
Шторы по-прежнему были опущены, но справа и слева они прилегали неплотно, позволяя кое-что разглядеть. Чарлин прижалась лбом к оконному стеклу. Потертый ядовито-зеленый диван в гостиной напоминал бесформенный полуоплывший сугроб. Угол занимало идиотское виниловое кресло. Взгляд немного отдыхал на новом телевизоре. На стене висели старые рисунки, изображавшие клоунов. Пианино было сплошь заставлено старыми черно-белыми фотографиями: свадебная — должно быть, родители Фредди, неотразимый красавец жених в военной форме, рядом — он же, с младенцем на руках и широкой счастливой улыбкой. На других снимках молодого человека уже не было, только Фредди, один или с мамашей.
