Виктор Каннинг - Проходная пешка
Бернерс сидел у окна, за столиком времен королевы Анны, разложив перед собой фотографии, заметки и планы. От темно-золотистых лучей низкого зимнего солнца полдень казался туманным. Бернерс представлял, как завтра поедет в Меон Парк и воочию увидит то, что разглядывает сейчас на фотографиях.
Он уже изучил дом на Парк-стрит досконально, мог закрыть глаза и пройтись по нему уверенно, как кот впотьмах. Мог войти в столовую с завязанными глазами и без труда вынуть из буфета графин с хересом. Меон Парк тоже оживал для Бернерса, но он сознавал, что не освоится с ним полностью, пока не увидит собственными глазами.
Бернерс вкушал портвейн — был спокоен, доволен, полон радостного любопытства, какого не испытывал со времени последнего дела с Фрэмптоном. Он еще раз обдумал план, который составил, узнав о замке с отпечатками пальцев. Операция начнется в Меон Парке. Там меньше прислуги, значит, меньше риска, что тебя увидят или потревожат в самую ответственную минуту. Сарлинга нужно застать в Меоне врасплох и открыть бункер отпечатком его большого левого пальца. Сарлинг с кляпом во рту или без сознания, прекрасно понявший, что его ждет, мгновенно осознавший свою беспомощность. Бернерс радовался, что все так сложно. Легкие задачи не приносят удовольствия. Сарлинг откроет бункер, отдаст досье, а потом под нажимом стороны Рейкса и Бернерса изменит свои планы и объявит прислуге, что уезжает в Лондон. Непоседливый сумасбродный старик спустится по дубовой лестнице к автомобилю; мисс Виккерс будет за рулем, подфарники осветят окаймленную вязами дорогу, струйка выхлопных газов взовьется над машиной… Только старик, сидящий в машине, будет не Сарлингом. Это будет сам Бернерс. Рост и сложение у них почти одинаковые… При этих мыслях у Бернерса не возникло ни страха, ни дурных предчувствий.
Где-то машина должна остановиться, забрать Рейкса и настоящего Сарлинга.
Бернерс заставил себя мысленно пройтись по всему плану, время от времени прикидывал какой-нибудь пункт, придирчиво искал возможные просчеты. Газовые гранаты взрываются почти бесшумно, однако осколки надо подобрать. На Маунт-стрит должен сработать отпечаток пальца уже мертвого Сарлинга… Хитрый замок, у него свои тонкости… Как, впрочем, у любого запора. Но нет такого замка, который нельзя перехитрить или взломать. Обдумывая план, Бернерс вспомнил фотографию замка в музее «Виктория и Альберт». Попытался вспомнить имя мастера. Старинный замок. Да, Иоганн Уилкс Бирмингемский… Бернерсу всегда нравилось это «Бирмингемский»: «делал Иоганн Уилкс Бирмингемский». Ну, что ж, под смертью Сарлинга скоро можно будет подписать: «Делал Обри Катуэлл». Сарлинг умрет, сон перейдет в смерть; красное омерзительное лицо — ободранное, пятнистое — станет к утру застывшей маской, и слуга, раздвигая шторы, будет глазеть на некогда живой бугор под одеялом и не почувствует ни сожаления, ни горя, а только испуг, ведь люди вроде Сарлинга не могут быть дороги другим.
Бернерс сидел, обдумывая подробности: именно это входило в его обязанности в делах с Фрэмптоном. Фрэмптон шел впереди, полный уверенности и убежденности в победе, находил нужные слова, манеру поведения. Они обдумывали и разрабатывали комбинацию всегда вместе, и лишь однажды — всего лишь! — их содружество омрачилось крошечной ошибкой, приведшей к провалу. Хотя в этом был виноват Фрэмптон, Бернерс не осуждал его и ни о чем не жалел. Что ни делается, все к лучшему. Вот и сейчас у него снова есть задача, достойная его внимания. В конце концов, от безделья в Брайтоне уже начиналась скука.
На другое утро Сарлинг приехал на Маунт-стрит. Его встретил один Рейкс. Минут пятнадцать старик сидел в кресле у окна и говорил, почти не умолкая. Он нахохлился, словно воробей, и в то же время в голосе его звучала властность, как у директора на совещании, когда решение уже принято, обязанности распределены и с немногими возражениями покончено. В голосе Сарлинга не было ни снисходительности, ни отголоска дружбы, ни признания явной вражды. Рейксу просто изложили задачу, дали приказ.
Когда Сарлинг поднялся уйти, Рейкс спросил:
— Так откуда все это золото возьмется?
— Узнаете позже.
— И мне предстоит выкрасть его?
— Конечно.
— Не пойму, почему не рассказать подробности сейчас же!
— Пока вы не должны их знать. Сейчас мы готовим рынок. А для этого у вас есть все необходимые сведения.
— Так я буду выступать от собственного имени?
— Да.
— Но ведь тот человек, если в нем есть хоть капля здравого смысля, сразу же меня раскусит.
— Конечно. Однако и он сам себе не хозяин. Главари в таком деле не появляются. Откровенно говоря, даже их имена редко бывают известны. Вы будете играть роль подставного лица и просто предложите ему сделку.
— Он может заинтересоваться подробностями.
— Тогда вы встанете и уйдете.
— Знаете, мне иногда хочется послать вас к черту, — бросил Рейкс со злостью. — Желаю всего наихудшего. Я выхожу из игры.
— Ради Бога, но это лишь пустая фраза. Вы же знаете, что не можете так поступить.
Когда Сарлинг ушел, Рейкс набрал полученный от него номер телефона. Ответил мужчина.
— Да?
— Тони вернулся и хочет встретиться. — Рейкс назвал данный Сарлингом пароль.
— Какой Тони? — Голос не изменился, любопытство не пробудилось в нем.
— Эпплгейт.
На другом конце провода положили трубку. Рейкс подошел к окну и закурил. Это был сон, сплошной кошмар, и Рейкс попал в него, ж тому же в главной роли.
Через пять минут зазвонил телефон. Тот же голос спросил:
— Тони?
— Да.
— Сегодня в четыре часа. Отель «Риц». Номер 97. Войдете баз стука.
— Спасибо.
В назначенный срок Рейкс вошел в отель «Риц». К главному входу только что подкатила свадебная процессия: мужчины в праздничных костюмах с гвоздиками в петлицах, девушки в туфлях на высоких каблуках, в шелковых юбках и платьях; чарующая подвенечная фата… Вот так будет и у него, когда он возьмет в жены Мери… серые и черные цилиндры, фотовспышки и выстрелы шампанского… такой же веселый смех… Рейкс приводит невесту в Альвертон… «А сейчас этот Рейкс, — подумал он, — идет к лифту, чтобы договориться о сбыте золота… того самого, которое надо еще украсть. Тони вернулся и хочет встретиться. Куда его толкают, черт возьми?!»
Он открыл дверь номера и через маленькую прихожую прошел в гостиную. Все в комнате было зеленое: ковер, диван, кресло, шторы. Лишь в вазе на столе желтым, бронзовым и красным светились хризантемы. За маленькой конторкой сидел человек и что-то писал. Он поднял голову, кивнул Рейксу и указал на стул. Мелькнула белоснежная манжета, блеснула золотая запонка. Человеку было лет тридцать. Темноволосый, загорелый, все на нем чистое и выглаженное. Здоровые белки глаз, сверкающие в дружеской улыбке зубы. Он излучал теплоту средиземноморского солнца, двигался точно и уверенно, знал, кто он есть и чего хочет, поступал в полном согласии со своим тайным внутренним миром. Ему, уравновешенному, владеющему всеми колдовскими тонкостями своего ремесла, казалось, на роду было написано занять место в роскошной полутьме подпольного мира, где правит золото.
— Если вы курите, то вон там, в коробке, сигареты. — Он снова склонился над столом, нарочно выдерживал полную дружеского понимания паузу, давая Рейксу время освоиться.
Эндрю с удивлением понял, что волнуется и не готов начать разговор. Достал свои сигареты. Услышав щелчок зажигалки, мужчина развернул стул так, чтобы смотреть Рейксу в лицо.
— Хотите приступить прямо к делу? Без обычной болтовни?
— Да. — Рейкс с трудом подавил обиду: человек пожалел его, догадавшись о его беспокойстве.
— Хорошо. Сколько вы предлагаете?
— Назовите цену крупных слитков. По четыреста унций. Но среда них могут оказаться и несколько килограммовых.
— Сколько тех и других?
— Точно пока не известно. От пятидесяти до ста крупных. А килограммовых… Не знаю. Но ведь цену все равно можно установить.
Мужчина улыбнулся:
— О цене, если обе стороны желают, можно договориться всегда. Если взять по тридцать пять долларов за унцию — цена казначейства США, — то слиток в четыреста унций будет стоить около четырнадцати тысяч долларов, а килограммовый — тысяча сто двадцать долларов. Но это, конечно, не наша цена. На свободном рынке унция золота стоит значительно дороже. С другой стороны, не подмажешь — не поедешь, поэтому нам для торговли нужны килограммовые слитки или настоящие штучки вроде ваших.
Он что-то вынул из кармана и бросил через стол. Рейкс поймал золотую плитку размером с маленькую шоколадку.
— Слиток в десять унций. На Востоке, в Индии, например, их миллионы. Азиаты не очень-то доверяют ассигнациям. Золото есть золото. Оно уж не обесценится. А ваше, наверно, будет из Лондона?
