Уоррен Мерфи - Черная кровь
В ней он говорил, что не понимает, зачем автор адресовал столь бесценную книгу ничтожным белым. Рецензент обвинял белых в том, что они не воспитывают черных в мусульманской вере. И добавлял, что не понимает, почему сам опустился до выступления перед белыми, в то время как никого в мире они больше не интересуют. Никого во всем мире.
Оратор держал в руках толстый бумажник, а сам был похож на пучеглазую жабу. Его переполняла жажда мщения. Преподобный Уодсон поблагодарил его и заставил собравшихся сделать то же.
Программа называлась «Жилье для всех — 2», потому что ранее преподобный Уодсон воплотил в жизнь программу «Жилье для всех — 1». За два миллиона долларов, выделенных на консультации по этой новой программе, эксперты доказали, что программа «Жилье для всех — 1» провалилась потому, что белые недостаточно прониклись духом черной культуры. И вот теперь организаторы пытались донести этот дух до белых участников.
Они посмотрели фильм о том, как плохо обходились белые с черными на Юге до того, как черным были предоставлены гражданские права.
Потом выступил танцевальный ансамбль с композицией «Революционный черный авангард». В ней черные революционеры убивали белых угнетателей, таких, например, как священники и монахини.
Мисс Хочкисс смотрела все это и думала, что, раз ей это не нравится, значит, она недостаточно прониклась духом черной культуры.
Поэт прочитал стихи, призывающие прожечь ядовитые белые утробы огнем черного правого дела. А заодно сжечь дома, в которых живут белые. Революция! Долой Иисуса! Даешь Маркса!
Известный комик, теперь называвший себя «активистом совести», рассказал, как странно вело себя ФБР в период, непосредственно предшествовавший убийству Мартина Лютера Книга. ФБР, сказал комик, распустило слух, что добропорядочный пастор не останавливается в отелях для чернокожих.
Услышав это, пастор, исключительно по доброте сердечной, перебрался в отель для черных, где его и убили. А значит, в его смерти следует винить ФБР. За эту лекцию комику заплатили три тысячи долларов.
На сцене стоял портрет маршала доктора Иди Амина-Дада, Пожизненного Президента, а из динамиков доносились звуки его записанной на пленку речи, в которой он поведал собравшимся, что очень любит белых, только они не должны верить лживой белой пропаганде.
Потом показали запись телебеседы «Правда о нашей борьбе», показанной по программе «Афро-ньюс», и на экране возникло серьезное лицо преподобного Уодсона и раздался его звучный голос:
— Мы пытаемся, о Господи, мы пытается в короткий срок смягчить воздействие долгих лет расистской пропаганды.
Женщина-комментатор сказала прямо в жужжащую камеру, что все вокруг понимают, как тяжела эта борьба, как трудно противостоять массированной пропаганде белых расистов. Она сказала, что если преподобный Уодсон добьется успеха в своем начинании, то отпадет необходимость в искусственном переселении людей, ибо тогда Америка и американский народ будут едины.
— Мы все знаем преподобного Уодсона как неутомимого борца против варварства и жестокости полиции, — добавила она.
Потом белых слушателей вывели из здания и велели улыбаться перед телекамерами. Но шведское телевидение запаздывало, и тогда всех затолкали назад в зал. Потом снова вывели на улицу, но улыбок было явно недостаточно, и их загнали обратно и велели опять выйти наружу и улыбаться, улыбаться! Несколько человек потеряли сознание. Мисс Хочкисс, чтобы не упасть крепко вцепилась в идущего впереди нее мужчину.
Кто-то проорал им, чтобы они улыбались. Молодые черные ребята в черных кожаных куртках стояли в два ряда. Усталых пожилых людей провели сквозь строй и пригрозили, что те, которые не будут улыбаться, очень об этом пожалеют.
Мисс Хочкисс услышала слова, которые ей никогда раньше слышать не доводилось. Она пыталась улыбаться. Если вести себя вежливо, если все поймут, что ты хочешь им только добра, тогда, конечно, человеческое достоинство в конце концов восторжествует. Пожилой мужчина из Де-Мойна вдруг начал всхлипывать.
— Все будет хорошо, — пыталась успокоить его мисс Хочкисс. — Все будет хорошо. Помните, все люди — братья. Разве вы не слышали, сколь нравственны черные? Чего нам бояться, если в нравственном отношении они настолько выше нас? Не волнуйтесь, — говорила она, но ей не нравилось, какими глазами молодые черные смотрят на ее колечко с сапфиром.
Она бы сняла его, если бы могла. Но оно не снималось еще с того времени, как ей исполнилось семнадцать лет. Такое маленькое колечко, сказала она себе, камешек меньше карата. Оно перешло к ней по наследству от предков, прибывших в Америку из Англии, потом по проливу Эри проплывших на Запад и поселившихся в городе Трой, штат Огайо, где добрые люди, возделывая добрую землю, привели ее к изобилию.
Ее прадед отправился на войну и потерял ногу, освобождая черных от рабства. А кольцо принадлежало его матери и со временем перешло к мисс Хочкисс. Оно очень много значило для нее, потому что связывало ее с прошлым. Но теперь эта женщина, богатая годами, по утратившая ту юношескую живость, которая облегчает процесс посадки в автобус, сильно жалела, что не оставила кольцо дочке своей сестры. Она чувствовала, что от кольца исходит угроза ее жизни.
Она несколько успокоилась, когда увидела в своем автобусе человека в белом воротнике, какой носят священники. Лицо у человека было круглое и добродушное. Он пожелал, чтобы все выслушали его версию библейской истории о добром самаритянине.
— Человек шел по дороге, и тут на него набросился другой, отнял у него все и спросил: «Почему ты такой бедный?»
Мисс Хочкисс стало немного не по себе. Она помнила, что добрый самаритянин, кажется, кому-то помогал. А теперь она ничего не понимала.
— Я вижу, вы смятены. Вы все грабители! Это вы ограбили Третий мир. Белые угнетали и грабили Третий мир и сделали людей из Третьего мира бедными!
Мужчина с серебряными волосами поднял руку. Он сказал, что он профессор экономики. Преподавал тридцать лет, а теперь на пенсии. Конечно, сказал он, в процессе колонизации были издержки, но в то же время непреложным фактом является и то, что колониальное правление повысило жизненные запросы коренного населения.
— На самом деле положение с бедностью и голодом в Третьем мире стало несколько лучше, чем было всегда. Люди там вели первобытный образ жизни. Никто ничего у них не крал. У них ничего не было. Богатство это изобретение индустриального общества.
— А как же природные ресурсы?! — заорал человек в белом воротнике. — Это — грабеж в огромных масштабах. Белые лишили людей Третьего мира их неотъемлемого права распоряжаться своими ресурсами.
— На самом деле нет, — сказал седовласый профессор-экономист, сказал терпеливо, словно объясняя ребенку, который мочится по ночам, что такое сухое белье. — То, о чем вы говорите, это цветные камешки и залежи полезных ископаемых, которые первобытному человеку все равно не были нужны. Индустриальное общество не только платит ему за все это, но оплачивает также его труд. Проблема заключается в том, что когда первобытный человек знакомится с жизнью индустриального общества, он, естественно, желает получить все блага цивилизации. Но для этого надо работать. А факт остается фактом — никто ничего у него не крал.
— Расист! — завизжал человек в белом воротнике. — С такими воззрениями тебе здесь не место. Я исключаю тебя из программы!
— Чудесно. Я и сам не хочу тут оставаться. Я уяснил для себя, что вы мне не нравитесь. Я вам не доверяю и не желаю иметь с вами ничего общего, — срывающимся голосом сказал убеленный сединами профессор.
— Убирайся! — заорал человек в белом воротнике, и, поскольку телекамеры уже уехали и не могли запечатлеть этот момент, профессору позволили покинуть автобус, прозрачно намекнув при этом, что мебель свою он назад не получит.
Мисс Хочкисс хотела уйти вместе с ним. Но вспомнила про вишневый комод, подаренный ей тетей Мэри, и столик, который проплыл вместе с ее предками по проливу Эри. Все будет хорошо. Ведь там, в Тройе, штат Огайо, у нее было так много чудесных знакомых среди негров...
Если бы мисс Хочкисс пожертвовала семейной мебелью, она бы избавила себя от ужасной смерти. Мебель ей в любом случае суждено было потерять.
Мебели предстояло вообще исчезнуть с лица земли. Профессор экономики, на которого, как это часто случается на пороге смерти, вдруг снизошло озарение, понял, что шансы приобрести новую мебель останутся у него только в том случае, если сам он останется в живых.
Если программа обвиняет всех белых во всех мыслимых грехах и запрещает обвинять каких бы то ни было черных в чем бы то ни было, то, рассудил экономист, белым суждено стать новыми евреями для новых черных нацистов.
Он с готовностью отдал бумажник со всем содержимым и вывернул карманы, когда у выхода из автобуса его остановил черный молодой человек. Может, молодого человека интересуют и пуговицы профессора? Пусть берет.
