Хуан Рамон Бьедма - Рукопись Бога
Ривен высунулся из-за угла и махнул священнику.
Они увидели распростертую на столе старуху. Молодого мужчину с бритой головой и располосованной грудной клеткой. И сидящую за столом женщину в зеленом медицинском комбинезоне.
Женщина не была ни старой, ни уродливой. Все было куда хуже: она обладала совершенно заурядным пухленьким личиком, на какие обычно не обращают внимания. Что до старухи и мужчины, то они, само собой, были мертвы.
Впрочем, это обстоятельство девушку абсолютно не смущало. Она понятия не имела о том, что за ней наблюдают, и продолжала как ни в чем не бывало болтать по телефону.
– Он красавчик, правда? Фернандо здесь уже два дня. И вполне привык. Правда? Нет, здесь действительно очень спокойно… Можете не беспокоиться, никто сюда не спускается. Особенно по ночам. Но это не значит, что я тут сплю. Я не то, что эти сестры, которые только и делают, что дрыхнут где придется, Фернандо может подтвердить. Я прихожу сюда работать. И не для того, чтобы меня дергали…
Тут девушка заметила пришельцев, и слова застыли у нее на губах.
– Простите, – Ривен шагнул вперед, стараясь изобразить непринужденную улыбку. – Мы ищем ночного охранника. – Он обращался к старухе на операционном столе. – Это вы или та сеньорита?
– Кто вы такие? – Девица вскочила на ноги, пытаясь скрыть неловкость и досаду за нарастающим гневом.
– Извините за столь бесцеремонное вторжение, – вступил Альваро. – Мы хорошие знакомые вашего друга, отца Анхеля Марии Декота.
– Вы не имеете права здесь находиться! Это служебное помещение!
– Я все понимаю и прошу прощения. Но у нас особые обстоятельства. Кстати, позвольте представиться: меня зовут Альваро.
– Немедленно убирайтесь! – Девушка в ярости толкнула железный стол.
– Сеньорита, отец Декот послал нас забрать чемодан, который вы в свое время любезно согласились взять на хранение. Вы можете это проверить. Если окажется…
Услышав о чемодане, девушка резко остановилась и с силой захлопнула полуоткрытую дверцу крематория. Потом она метнулась к столу и схватила телефонную трубку.
– Немедленно убирайтесь, или я зову охрану! Вон!
– Прошу вас, будьте благоразумны!
– Немедленно вон! – Она начала набирать номер.
Однако Ривен в два прыжка оказался между столом и стеной и выдернул телефонный провод из розетки.
– Не пора ли успокоиться, подруга? Она полагала, что не пора.
Не хватало еще, чтобы кто-то прознал об их ночном веселье.
И рассказал начальству.
Круто развернувшись, девица бросилась на Ривена, пытаясь засветить ему в глаз, но тот ловко уклонился, и кулак прошел по касательной.
В ответ парковщик дал ей пощечину. Довольно сильную. Достаточно сильную, чтобы охранница покачнулась, зацепилась за операционный стол, сбросила на пол старуху и упала прямо на нее.
Ни живая, ни мертвая не двигались.
Альваро хотел кинуться на выручку, но Ривен его остановил.
Недаром ему бросилось в глаза неосознанное движение девушки, когда она услышала о чемодане. Парковщик подошел к печке крематория, открыл дверцу и удовлетворенно кивнул.
Чемодан был старомодный, маленький, немногим больше стандартного портфеля, из потрескавшейся от времени темной кожи, с металлическими углами и замком.
Ривен отступил назад, пропуская к находке священника.
Когда они уходили, девица все еще лежала на полу в обнимку с мертвой старухой.
Мертвецы не самая плохая компания, они не из тех, кто бросит тебя в трудный момент.
8
Миновав первый пролет винтовой лестницы, Пасиано уже знал, что подземелье, в которое ему предстоит сойти, нечто большее, чем просто подвальные помещения автовокзала.
Старые железные ступени привели его в широкую галерею, выложенную необработанными каменными блоками и слабо освещенную лампочками, вмонтированными прямо в пол на расстоянии в пять-шесть метров друг от друга и забранными решетками.
С фонариком в одной руке и планом в другой, Пасиано углублялся в длинный сырой коридор, который застилавший его глаза туман населял таинственными фигурами.
Невозможно было даже приблизительно представить, сколько лет может быть подземелью.
Столько же, сколько всем подземным ходам и лабиринтам, давно позабытым человечеством.
Столько же, сколько самой тишине и призрачным голосам, звучавшим в его голове.
Тишина много веков пряталась в этом коридоре, порождая ужасных тварей, страдающих от голода, боли и одиночества.
Пасиано старался сохранять спокойствие. Согласно плану, чтобы попасть в зал трибуналов, нужно было пройти еще один лестничный пролет.
Массивная деревянная дверь с колокольчиком в виде чаши подсказала продавцу комиксов, что он на правильном пути.
Алеха утверждала, что в этом подземелье совершенно пусто, – если не считать пункта охраны у входа на гауптвахту, мимо которого предстоит осторожно проскользнуть – и бояться нечего. Главное – попасть в конференц-зал в административном корпусе автопорта. Там надо будет нажать на карту мира в районе Севильи, чтобы открыть проход под землю.
Пасиано знал, что бояться нечего, и все же машинально ускорял шаг.
Стараясь держаться правой стороны, чтобы не забрести на гауптвахту, он добрался до огромных резных ворот, открывающих путь на новый уровень. Каменная лестница была широкой и казалась совсем древней. А галерея, в которую она вела, была еще древнее. Лампочки в полу горели и вовсе тускло, в центре бежал смрадный поток какой-то маслянистой черной жидкости.
Бояться было нечего, но Пасиано пошел еще быстрее.
Указатели на плане не слишком успокаивали. Чтобы добраться до часовни, в которой надлежало оставить послание, нужно было миновать палаты Святой инквизиции, камеру пыток и операционную. О том, что это такое, лучше не думать. Туман, застящий глаза, мешал соображать… Не стоит пытаться понять, кто эти люди и чем они занимаются… Передать послание, поскорее свалить и отправиться на вечеринку, обещанную парнем с татуировкой.
Ничего страшного не происходило, но Пасиано почти бежал.
Туннели делались все уже, а вода под ногами пахла все отвратительнее. Мощные деревянные двери с надписью «Аутодафе in abdito» вели в зону, обозначенную на плане как палаты Святой инквизиции. Не останавливаясь ни на мгновение, Пасиано миновал очередной коридор и заметил, что пол теперь более покатый, а ручей превратился в озеро, терявшееся в огромной пещере. Перейти его можно было только по проложенным вдоль стены узким мосткам без перил. Ступая на шаткую переправу, заботливо указанную в плане, торговец комиксами старался не смотреть вниз, на безликих и бесформенных чудовищ, копошащихся у него под ногами.
Никакой опасности не было, но Пасиано что было сил стремился вперед.
Коридор упирался в дверь камеры пыток, на этот раз приоткрытую. Проходя, Пасиано уловил едва слышное эхо чистого женского голоса. Здравый смысл подсказывал, что идти на этот голос не стоит.
Но ведь дверь была не заперта.
А что, если взглянуть всего одним глазком?
За дверью оказался просторный вестибюль с зелеными доминиканскими крестами на выбеленных стенах, в котором имелись четыре совершенно одинаковые двери.
Пасиано долго стоял перед одной из них, глядя на пробивавшуюся в щель полоску света и напряженно прислушиваясь, пока не решился войти.
За дверью размещалась настоящая операционная, ярко освещенная, с широким жестяным столом, где были разложены окровавленные хирургические инструменты девятнадцатого века: скальпели разной длины и формы, щипцы, шила, плоскогубцы, большие иглы и мотки грубой нити. В центре зала стоял старинный операционный стол из белого мрамора с засохшими кровавыми пятнами, в которых можно было угадать очертания нагого женского тела.
Беглянке не удалось уйти далеко.
Она была здесь, распростертая на полу, с закрытыми глазами.
Пасиано знал эту женщину.
По телевизору часто показывали рекламный ролик: «Узнайте настоящее и будущее по картам Дании». Она была самой молодой и одной из самых красивых телеведьм; всегда в белом, словно добрая фея или ангел-хранитель за евро в минуту.
Знаменитая Дама. Теперь она валялась на полу у подножия операционного стола, время от времени издавая протяжные горестные стоны.
Пасиано сразу ее узнал, но прежде она была совсем другой.
Продавец комиксов в ужасе глядел на страшные раны, покрывавшие тело женщины.
Кровавая культя на правом плече вместо отрезанной руки. Левая нога отрублена по бедро. Ноги нигде не было видно, зато рука была грубыми стежками пришита на место.
Человека превратили в жуткую зверюшку и бросили на полу.
А он все не умирал.
Пасиано опустился на колени, стараясь разобрать бессвязный лепет несчастной. Наконец он решил заговорить с ней сам.
– Дания?
– …
– За что они так с тобой?
– Они говорят, что я любовница сатаны. Хотят преобразить меня, чтобы дьявол не узнал.
