Лукаш Орбитовский - Святой Вроцлав
Туша Фиргалы грохнула в стену и скатилась по ступеням, собравшиеся давали ей место. Адвокат еще жил, когда над ним склонялись, он еще думал, почему это у каждого здесь такое одинаковое лицо, почему Адам обманул его, почему это с ним делают то, что делают. А потом уже он видел одни лезвия, режущие его руки и лицо на неравные ремни. Два грязных больших пальца вонзились в глазницы Фиргалы, и этот особенный звук — похожий на чмокание — был последним, что Фиргала услышал.
Глава четвертая
Чудо преображения
Птица больна. Я не могу ни писать, ни размышлять.
Здесь невозможно заснуть, я ложусь с закрытыми глазами, ну прямо как мумия. И тогда она ко мне пришла. Поначалу мне казалось, что это пыль спадает мне на лицо, но нет. Это птица дотащилась, волоча за собой мертвое крыло, в чем-то похожее на подгнивший окорок. Перья выпали, мясо сделалось темно-коричневым, прорезанным жилками, набухшим.
* * *Птица ужасно страдает. Я пытаюсь облегчить его существование, но мне не удается. Когда льет дождь, я ловлю капли в ладони, а птица глотает с трудом, слегка клюет, словно пытаясь съесть мою кожу. Я пробую ловить для нее мух, выкапывать червяков, только птица совершенно ими не интересуется. Я ложусь, а птица заползает на меня, больное крыло прилегает к моему лицу, что ужасно неприятно. Но выдержать я могу.
Лило. Через три недели после рождения Святой Вроцлав сделался чистым. Мои окна выходили прямо на него. Я видел темные овалы домов — блестящих и остроконечных — окруженных лесами. Видел я и собирающиеся вокруг них толпы. Заходили лишь немногие, большинство только глядело. Из серой сбившейся сумятицы зонтов где-то раз в час вырывалась одинокая фигура и исчезала между блоками. Сам я пытался жить, как будто бы Святой Вроцлав не существовал и, говоря по сути, меня не касался. Он был ничем иным, как очередным проявлением коллективной истерии, более украшенной мутацией Матери Божьей на оконном стекле, тем не менее — приносящей массу хлопот. На работу я ходил всего лишь на пару часов, но мне нужно было протиснуться сквозь эту мрачную толпень и глядеть в эти безразличные лица. Эти люди не отвечали взглядами, редко когда иногда, если кто их толкал или рядом раздавался громкий звук, они лениво поворачивали головы. Да пошли они все нафиг, думал я; гораздо хуже, что они начали блокировать улицу, разбивать палатки на размокшей земле, палить костры, распевать песни и парковать машины где попало, уничтожая собственность садово-огородного рабочего кооператива «Ружанка». Законные владельцы, люди, чаще всего, пожилые, высылали гневные письма или же брали палки и дела в свои руки. То есть, они дрались с паломниками — ожесточенно и недолго, а те не уступали, да и Святой Вроцлав свое делал. Так что старики уходили с шишками на седых головах или же падали на колени, впрочем, привыкшие к этому, и валялись лицом в землю перед черным жилмассивом. Первое время службы правопорядка как-то пытались усмирить весь этот балаган, машины эвакуаторами растаскивались на стоянки, выписывались штрафы, только всем на это было глубоко наплевать. «Форды», «шкоды» и «фиаты» заполнили все стоянки, после чего их начали ставить прямо на Балтицкой, блокируя движение. Люди там же и спали. Водители избрали себе другую дорогу, но это было, как минимум, сложно. По пути к берегу Одры легче всего было пробиться именно через Святой Вроцлав. Так что некоторые шоферы давали крюк, другие застревали в толпе паломников, а некоторые высаживались, чтобы посмотреть: чего такого здесь творится. Эти уже не возвращались.
По дорожкам прогуливались новозаселившиеся здесь почитатели Святого Вроцлава, выглядели они словно упырная карикатура на паломников. С изумлением я заметил, что они уже успели организоваться. Группы бодрствовали возле спящих в палатках, автомобилях и беседках людей. Несмотря на дождь люди сеяли, косили и пололи грядки в ожидании будущего урожая. Каждый день приезжал мужик с жареными на решетке цыплятами, еще машина-пирожок с водой и бутербродами. Собравшиеся, количество которых росло с каждым днем, без возражения становились в очередь. Обгрызенные кости, жирные бумажки и пластиковые бутылки замусоривали грядки, валялись по всей Жмигродской, а ветер нес их до самого моего дома. Паломники толпами покидали садовые участки, прогуливались по улицам, окружающим черный жилмассив, распевая шлягеры группы «Их Трое»[39], религиозные песни или сбивались в группы, набожно всматриваясь в опустевшие дома, в здания костела и школы[40].
Власти заняли позицию ожидания. За ситуацией следили несколько патрульных машин, и могу поспорить, что в неприметном опеле на другой стороне улицы сидели ни ксендзы, ни торговые агенты. Чуть подальше, уже на Завальной улице, притаилась карета скорой помощи. Время от времени она выезжала по сигналу.
Святой Вроцлав пробуждал во мне беспокойство — не каждый ведь желал бы, чтобы чудеса, настоящие или деланые, творились под самым его окном — а людей я попросту боялся, не зная, чего можно от них ожидать. Если кто-то едет через половину Польши, чтобы торчать на коленях перед обычным микрорайоном, он ведь может быть способен на что угодно. Каждый вечер я выходил на балкон в непромокаемой куртке и глядел на разыгрывающийся прямо передо мной спектакль.
Толпа оживала после заката. Люди пели песни, совсем не обязательно религиозные, кроме произведений Рубика[41]я услышал несколько хитов Доды[42], группы «Фил»[43], и даже футбольно-фанатских речевок, выкрикиваемых охрипшими глотками (большинство из собравшихся тут же подхватили простуду). Тем временем, на садово-огородных участках, с недавнего времени называемых «Черным Парком», горели костры, поблескивали огни фонарей и автомобилей, трубили клаксоны, а толпа хлопала в ладоши. В огонь бросали всякие вещи, чтобы вызвать сноп искр. Какой-то мужик подпалил сам себя, но другие люди тут же его погасили.
* * *Святой Вроцлав вновь поделил городские власти. Некоторые считали, что следует воспользоваться силой: разогнать сначала зевак, затем взяться за людей в домах. Вызванный городскими властями председатель правления садово-огородного рабочего кооператива «Ружанка» пропал где-то без вести, похоже, в окрестностях улицы Броневского. Часть членов городского совета робко замечала, что отсутствие наводнения при таком количестве осадков — это чудо, и за это чудо, кто знает, возможно, несет ответственность именно микрорайон на Полянке. Кроме того, никто никому ничего плохого не сделал, а защитники массива очень здраво заметили, что нет никакой возможности его ликвидации. В Святой Вроцлав можно было войти, но не было видно никого, кто бы его покинул. Член совета, Лукаш Тарапата, стоял на том, что Святой Вроцлав следует назвать как-то иначе, чтобы удержать светский характер администрации и избежать конфликта с Церковью. Сама же Церковь, в свою очередь, набрала воды в рот, а вроцлавскому митрополиту пришлось объясняться по самодеятельной миссии некоего ксендза. Этот священник пытался провести мессу на территории садово-огородного кооператива, потом забыл о своей задумке, нагородил всяких глупостей, и никто не обратил на него внимания кроме парня с камерой. Весь Интернет смеялся над несчастным, который чего-то вопил под проливным дождем, размахивал облаткой, а потом разрыдался. Ксендза изолировали. Митрополит все отрицал, и не желал однозначно подтвердить, будто бы во всем городе проводятся благодарственные службы за спасение Вроцлава от наводнения, адресатом же молитв является «неизменное и твердое будто камень, словно ночь непроникновенное Милосердие Божье».
Комендант полиции Роберт Януш Цегла[44] считал, что Святой Вроцлав следует окружить кордоном, зевак же прогнать и ожидать. По его мнению, только такие действия спасут город от несчастья — кто сказал, будто все закончится на одном микрорайоне. Когда-то я с ним познакомился, мне он показался человеком, который слопал бы собственную мать за новую звездочку на погонах. Цегла, вопреки фамилии, сообразительный и флегматичный, пытался устроить свои интересы: задавить Святой Вроцлав и выбиться в коменданты полиции всей страны. Цеглу тут же торпедировал воеводский специалист по охране памятников, который заявил, что мы имеем дело с неподдельным феноменом, и такие вещи ежедневно не случаются. Когда его спросили, что же необходимо сделать, он ответил:
— Молиться. Так же, как и я со всей семьей.
Специалиста по охране памятников поддержал начальник отдела культуры, выступая, правда, с позиций агностика — может, оно и чудо, но, может, и розыгрыш, но уже сейчас люди приезжают со всей страны, а не далее как вчера появился автобус с болгарами, так что Святой Вроцлав — это туристический объект, он способствует положительному образу города, в связи с чем его следует защищать, по крайней мере, оставить его в покое.
