Бентли Литтл - Письма, несущие смерть
Я отступил в сторону, как тореадор, а папаша был так пьян, что споткнулся и свалился на пол, треснувшись головой об угол плиты. Я легко мог ударить его рукой или ногой — и, поверьте, очень хотел это сделать, — но за последствия пришлось бы отвечать. Я выбрал более корректный метод: наклонился и сказал с глубочайшим презрением:
— Ты жалок.
Я ушел в свою комнату, запер дверь и растянулся на кровати.
И улыбнулся.
Глава 5
Как оказалось, директор Пул искренне надеялся на мое участие в заседаниях школьного консультативного совета. Я обнаружил это как-то в понедельник, получив из канцелярии записку с напоминанием о том, что заседание совета состоится в тот же вечер. Обрадовавшись уважительной причине улизнуть из дома в свободный от работы вечер, я сказал родителям, что должен идти на заседание, и после ужина вернулся в школу. Проходя мимо почтового ящика, рядом с которым в тот далекий вечер ударила клюкой ведьма и свалился с неба голубь, я вздрогнул и поспешил дальше. Нет, вины своей я не чувствовал, но ощущал ответственность, а темнота обострила детские воспоминания, и я испугался не на шутку.
Не пиши!
Члены совета встретились в кабинете биологии. Не знаю, почему директор выбрал именно этот просторный класс. Странно придвигать стулья к подиуму, когда нас всего пятеро и мы вполне могли бы собраться в маленьком конференц-зале при директорском кабинете. Но решение было принято, и я прошел по сумрачным коридорам мимо рядов шкафчиков к освещенному прямоугольнику — открытой двери в кабинет биологии.
В совет входили мистер Пул, я и раздражающе сверхактивная троица, которую я видел на различных принудительных мероприятиях, но знаком с ними не был.
— У нас здесь все очень просто, — сказал директор, и действительно, было очень странно видеть его в джемпере, а не в официальном костюме и рубашке с галстуком.
Присутствующие начали обсуждать, как лучше разрекламировать школьную программу «Посоветуйся со сверстниками». Программа явно нуждалась в рекламе, потому что я, например, никогда о ней даже не слышал. Предложив написать в газету статью о программе, мистер Пул посмотрел на меня, кивнул и улыбнулся, как будто эта светлая мысль принадлежала мне. Одна из активисток — Лейси, хорошенькая блондинка, не успевшая снять форму команды болельщиц, — предложила нарисовать плакаты силами учащихся художественной школы.
— Устроим соревнование на лучший плакат! — высказалась Кей, одна из тех суперорганизованных девчонок, в которых уже просматривалась будущая деловая женщина. — Предложим нарисовать эскизы и назначим приз за лучший проект. И плакаты получим, и шумиху обеспечим!
Мне ужасно захотелось оказаться где-нибудь в другом месте.
Поскольку в весенние каникулы собирались перемостить парковку, перешли к обсуждению покрытия. Признаться, я не был знаком с задачами школьного консультативного совета, но мне показалось, что это слишком технический вопрос для подростков. Тем не менее разгорелся жаркий спор. Лейси и Кей агитировали за какое-то покрытие из переработанного пластика, а Тимоти, третий суперактивист, лоббировал что-то более дешевое и традиционное.
— А что думаешь ты? — обратился ко мне директор, и великолепная троица уставилась на меня.
Да ничего я не думал. Я стал бормотать, что это, мол, первое мое заседание, и я некомпетентен в данном вопросе, но Кей перебила:
— Ну, уж какое-то мнение у тебя должно быть!
Может, и должно, но не было. И просто потому, что Кей меня раздражала, я заявил, что согласен с Тимоти.
Следующие полтора часа происходило примерно то же самое, и меня все время втягивали в дискуссию. Я не знал, что говорить, обсуждаемые проблемы меня не трогали, однако постепенно мне стало казаться, что цель присутствующих — сбить меня с толку и выставить идиотом. Конечно, я хотел улучшить свое резюме, но не такой же ценой! Я уже сомневался, стоила ли игра свеч. Мистер Пул мне совсем не помогал. Он втянул меня в этот идиотизм, но теперь посматривал как-то странно, что мне совсем не нравилось. Я вздохнул с облегчением, когда заседание закончилось, и сразу же смылся, чтобы ни с кем не разговаривать.
Когда я вернулся домой, родители опять воевали. Я вошел через парадную дверь, проскользнул мимо кухни и незамеченным пробрался в свою комнату.
Через два дня меня вызвали в кабинет директора, причем со спортивных занятий, и я сразу понял, что дело серьезное. С других уроков вызывали в администрацию довольно часто, но вызов со спортивных занятий был чрезвычайным событием, наверное, потому, что ученику приходилось переодеваться, а это слишком хлопотно. Однако меня вызвали и не разрешили переодеться, а заставили идти прямо в спортивных трусах, отчего я почувствовал себя глупым и словно выставленным напоказ. А в администрации, среди воспитателей и секретарей, я показался себе совершенно голым.
Мистер Пул ждал меня. И счастливым он не выглядел. Без суеты и разговоров он завел меня в свой кабинет и закрыл дверь, затем подошел к столу и взял в руки папку. Он не сел и мне сесть не предложил.
— Меня поразило твое поведение на вчерашнем заседании комитета, — начал он.
Мой желудок сжался от дурных предчувствий.
— Мне показалось странным, что человек, предположительно привыкший к встречам с различными общественными группами и способный заставить конкурирующие организации делиться деньгами и совместно работать, столь плохо подготовлен и явно неловко себя чувствует в деловой обстановке. Поэтому я провел небольшое расследование. Нет никакого Института Собрайети. Никакого! Что касается других перечисленных в полученных нами письмах организаций, в двух реальных о тебе никогда и не слышали. Ты сам написал эти письма!
От его искреннего разочарования я почувствовал себя таким подлым, как никогда еще не чувствовал.
Я ничего не подтверждал, ничего не отрицал. Я просто стоял перед ним, жалкий и растерянный, а желудок мой сжимался все сильнее.
После долгой паузы директор наконец спросил:
— Ты можешь что-нибудь сказать в свое оправдание?
Я встретился с ним взглядом, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, стараясь скрыть свое унижение.
— Возвращайся на урок.
То ли усталость, то ли презрение послышались мне в его голосе. Может быть, и то и другое.
Я медленно вышел из кабинета и бегом бросился в мужскую раздевалку. Я успел туда, как раз когда все уже приняли душ и одевались.
— Зачем тебя вызывали? Что случилось? — спросил Фрэнк, и все присутствующие уставились на меня.
Я подумал о том, как меня выгоняют из школьного совета, как вычеркивают из моего личного дела всю мою общественную деятельность. Прощай, надежда на гранты и стипендии. Я застреваю в родительском доме…
— Ничего особенного, — сказал я.
Вечером я написал письмо.
2Уважаемые мистер Гутьеррес, мистер Бергман, мистер Макколлум и другие члены Попечительского совета!
Не знаю, как рассказать о том, что случилось со мной. Я совсем недавно учусь в средней школе имени Ратерфорда Б. Хейса. ХХХХХХХХХХХХХХХХ. Директор Пул приставал ко мне в женском туалете. Он заставил меня ХХХХХХХ делать плохие вещи, он занимался со мной сексом. Родителям я рассказать не могу. Я не могу рассказать друзьям. Я не могу рассказать никому из администрации. Я хочу покончить с собой. Вы моя последняя надежда. Для меня все кончено, но, может быть, вы сможете остановить его, пока не пострадали другие.
3Я с трудом подавил искушение расписать омерзительные подробности, вовремя осознав, что это не письмо в «Пентхауз форум», и, хотя подростковые гормоны подстрекали меня вставить яркую порнографическую сцену, мозг требовал сохранять благоразумие. Никакого равнодушия и официальности. Необходимо было выбрать правильный тон: только желание вывести трахальщика на чистую воду.
Вычеркнутые строчки, как подтверждение девичьего смятения, пришли мне в голову в последний момент.
Никакой подписи, чтобы никто не смог найти автора.
Однако, похоже, мой план не сработал. Я щедро предоставил почте три дня на доставку письма, затем добавил еще один день на обсуждение письма попечительским советом. Но прошла неделя, другая, а директор все торчал в школе и сидел за своим столом. Конечно, если за кулисами и бушевали бури, то перед учащимися взрослые выступали единым фронтом. Только мне было необходимо, чтобы Пула изгнали как можно быстрее, пока он не успел полностью разрушить мои финансовые перспективы. Безусловно, он успел поделиться с Зивни и с администрацией школы, но на моей стороне были школьный инспектор и мэр. Несколько продуманных посланий, и я добьюсь цели.
