Филип Джолович - Стены молчания
Дальше, на другую часть страницы. Истцы.
Жертвы, родственники погибших, семьи. Они входили сюда, не так ли? Нет. Город — испорченное муниципальное имущество, разборка катастрофы. Эй, а не должен ли он тоже быть ответчиком? Что если безопасность водителей на шоссе Рузвельта не была обеспечена должным образом? Длинный ход, но все же возможность.
Больше истцов вроде бы не находилось, но я знал множество «профессионалов», мастеров выявления причинно-следственных связей.
Я осмотрел лист. И я был в самом низу всего этого бардака.
Там было несколько острых углов: группы страховщиков, имущество Джей Джея, «Джефферсон Траст». Но в середине всего этого я буду громоотводом. Джей Джей был мертв, а я жив. Страховщики были призрачными так же, как и «Джефферсон Траст». Но у меня было лицо. Система даст мне горны и лошадь, чтобы пережевать меня и затем выплюнуть кусочки.
— Извините, сэр, вы мистер Бордер? — Посыльный выглядывал из-за двери.
— Да.
— Мистер Мэндип сказал, что он еще немного задержится и что вы можете возвращаться в свой кабинет. Он увидится с вами позже, — посыльный осмотрел комнату. — Мистер Мэндип сказал мне принести его чемодан.
Из-под стола торчал дешевый черный чемоданчик из армированного пластика. Я узнал бы его где угодно. Чарльз пользовался им уже много лет. Мой отец постоянно подшучивал над этим.
Я пнул его ногой.
— Этот? — спросил я.
Посыльный вспыхнул.
Защелки у чемодана были открыты. И только я собирался предупредить посыльного об этом, как он уже схватил чемодан и потащил его из-под стола.
— Черт побери, — пробормотал он, когда все содержимое посыпалось на пол.
— Тебя случайно не Кевином зовут?
Посыльный теперь сидел на полу, собирая вывалившиеся вещи. Он посмотрел на меня, словно я был телепатом.
— Откуда вы знаете?
Я опустился на колени, чтобы помочь ему.
— Не беспокойся, — сказал я. — Мистер Мэндип даже не заметит — он всегда бросает бумаги туда, как попало.
— Вы же ничего не скажете, правда? Первый день на работе, и я уже напортачил.
— Первый день из того, что, я уверен, будет долгой и выдающейся карьерой в «Клэй и Вестминстер».
Кевин посмотрел на меня, думая, что я издеваюсь. Потом улыбнулся и сказал:
— Спасибо.
У меня в руках оказались небольшая пачка бумаг, билет на самолет и свернутый в трубочку документ для презентации. Я быстро взглянул на него. Это была брошюра по продажам «Клэй и Вестминстер». Я хорошо ее знал. Я писал раздел по нью-йоркскому отделению.
Другой бумагой было рукописное письмо Чарльзу. Я узнал почерк. Оно было от Эрни Монкса.
Это было длинное письмо, около пяти страниц. Оно казалось злым, плотная бумага была сильно испещрена пышными завитками, характерными для почерка Эрни. И там еще было много восклицательных знаков. Я хотел прочитать хотя бы пару строчек, но почерк Эрни было нелегко разобрать, и я решил, что напрасно испытываю судьбу. Я засунул билет, презентацию и письмо обратно в чемодан.
Кевин закинул все остальное: дешевые шариковые ручки, аспирин, стандартный кожаный ежедневник, изданный «Клэй и Вестминстер», простой карманный калькулятор с нанесенным на него фирменным знаком «Прайс Вотерхаус» и ингалятор. Я не знал, что Чарльз страдал астмой.
Оставалась лишь книга в маленьком коричневом бумажном пакете на полу. Я поднял ее, заинтригованный тем, что мог выбрать Чарльз для чтения в самолете или во время тех моментов, когда он мог отдохнуть в номере гостиницы. Заглянув в пакет, я увидел обложку, очень старую и сильно затертую, и смог прочитать название — «В черном и белом». Только я собрался получше рассмотреть ее, как Кевин выхватил ее и положил сверху всего остального. Он осмотрел пол, чтобы проверить, не забыл ли он чего, и затем закрыл чемодан, предварительно тщательно проверив, хорошо ли закрыты защелки.
— Вы уверены, что он не заметит? — казалось, Кевин не мог поверить в то, что такой важный человек мог так беззаботно относиться к личным вещам.
— Давай, я скажу так, — ответил я, — если бы Чарльзу Мэндипу сделали операцию по удалению аппендицита, он узнал бы об этом, только когда оплатил счет.
Кевин засмеялся.
— И он босс, правильно?
Я кивнул:
— Страшно, что ли?
Он встал:
— Еще раз спасибо.
Зазвонил телефон.
— Ты идешь? — Это была Пола. — Кинес скулил все утро по поводу твоих заметок на передачу дел, и я достала номер телефона «Клеркенвелл Ассошиэйтс». Пабло Точера сказал, что не может сегодня встретиться с тобой, и назначил встречу на завтра в два часа у него. О, да, звонила Кэрол Амен, интересовалась, не хочешь ли ты перекусить с ней в «Старбакс» внизу. Я сказала ей, что это было бы неплохо, но тебе сначала надо разобраться с некоторыми делами, и это займет максимум минут двадцать.
— А где я ужинаю сегодня вечером?
— Откуда мне знать?
Мои заметки по поводу передачи дел никогда не будут закончены. Улучшать их — значило наносить обиду тем, кто работал по моим сделкам. Я набрал электронные адреса Мэндипа и Кинеса и задумался о том, что написать в строке «Тема сообщения».
Потом напечатал «на закуску». Да пошли они. Это было достаточно осторожно. Я только что пожертвовал своей карьерой в пользу мосье Ламберхерста, Сильвермана и Вордмана. Я вложил файл с электронной скрепкой и нажал «Отправить», прежде чем успел передумать.
Было два часа дня. В Лондоне семь, и было уже слишком поздно, чтобы звонить в «Клеркенвелл Ассошиэйтс». Им придется подождать до завтра, как и мне Пабло Точера.
Слишком много всего на завтра и недостаточно на сегодня.
Я позвонил в «Шустер Маннхайм»:
— Будьте добры, офис Пабло Точера.
Музыка. «Стинг». Боже ты мой.
— Добрый день, офис мистера Точера, чем я могу вам помочь?
— Это Фин Бордер, у меня назначена встреча с мистером Точера на завтра на вторую половину дня, но, боюсь, мне не совсем подходит время. Мне необходимо встретиться с ним сегодня.
— График мистера Точера полностью забит, сэр. Я ничего не могу с этим поделать.
— Будьте столь любезны проинформировать мистера Точера, что мистер Мэндип, шеф «Клэй и Вестминстер», полагает, что скорбящие родственники пятнадцати погибших людей к завтрашнему дню уже отобьют мне весь зад и что в соответствии с его профессиональными взглядами небольшой разговор сегодня гораздо лучше, чем такой же завтра, когда моей задницы уже не будет на этом свете.
— Извините, сэр?
— Просто передайте ему это, хорошо? — Я повесил трубку.
Передо мной стояла Пола.
— Дурной мальчишка. У тебя могут быть большие неприятности.
— Больше, чем те, которые у меня сейчас?
Пола протянула мне лист бумаги.
— Джей Джей Карлсон никогда не учился в Гарварде.
Это была газетная статья из Интернета. Пола сделала правильный вывод. Джей Джей прошел небольшой летний курс, но не курс МБА. Кроме этого, Гарвард больше ничего не мог сообщить о нем.
Гарвард был одной из любимых тем Джей Джея за стаканом «Джека Дениэлса», земной рай его молодости. Когда Джей Джей описывал его, он был так близок к поэзии, словно все еще мог потрогать каждый древний камень университета и услышать его мудрый шепот.
— Я могу это оставить себе? — спросил я.
— Конечно, это носить гораздо легче, чем компьютер.
Кэрол сидела за столиком в кафе в нескольких шагах от здания «Креденс». Она ждала меня чуть больше пятнадцати минут. Перед ней стояла чашка кофе и булочка, уже надкусанная. Там был еще один кофе и булочки перед пустым стулом.
Увидев меня, она улыбнулась:
— Это нельзя назвать плотным ленчем, но, может, подойдет?
— Прекрасно, — сказал я. Это было мило.
— Ты выглядишь измученным.
— Ты выглядишь прекрасно.
Она делала все застенчиво, как ребенок. Мне захотелось обнять ее.
Я протянул ей газетную статью.
Кэрол удивленно вздохнула.
— Он подставил меня, Кэрол.
— Что ты имеешь в виду? — Ее было практически не слышно.
— Он приобрел машину на мое имя, использовал почти все мои деньги, взял в долг еще, и сделал так, чтобы долг повис на мне. Эта машина стоит миллион. Но это ничто в сравнении с исками, которые начнут подавать из-за катастрофы. Я уже согнулся от первого выстрела страховой компании.
— Боже мой.
— И еще они забрали всех моих клиентов и вручили их моим голодным коллегам. Я в саду, но он абсолютно не похож на райский сад.
— Но ты же не сделал ничего дурного, — в негодовании воскликнула она, как и моя мать.
— Я не уверен, что смысл в этом. По какой-то причине Джей Джей поднял юридический шторм, и я в его эпицентре.
— Боже мой, — снова сказала Кэрол. Волосы закрывали половину ее лица. Она даже не откинула их в сторону, лишь пристально посмотрела на меня карими неморгающими глазами.
