Дэвид Хьюсон - Седьмое таинство
Не хватало только одной детали. Трус Винченцо подвел их всех, пошел наперекор собственной судьбе, что предписывала ему стать Кораксом, послушником, новичком — по сути дела, ребенком, если в древних книгах сказано правильно.
— И еще, — поспешно добавил Абати, вновь подходя к алтарю и намереваясь сделать что-то, чего Торкья не мог предвидеть. — Я не намерен терпеть все эти глупости.
К удивлению Лудо, в руке диггера вдруг оказалась клетка с птицей, он поднял ее повыше и открыл дверцу. Блестящий черный петух забил крыльями и низко, агрессивно закудахтал.
— Не трогай! — крикнул Торкья. — Я что сказал…
Дино продолжал возиться с клеткой.
— Лудо, сам подумай. Мы уже и так по уши в дерьме, даже без этих идиотских игр.
— Андреа! — заорал вдохновитель похода. — Останови его!
Изо рта Гуэрино торчал косячок. Здоровенный крестьянский сын был уже порядком одурманен.
— Чего?.. — промычал он.
Никто еще ничего не понял. В мозгу Лудо продолжали звучать слова Браманте. Как это, должно быть, ужасно — утратить свою религию. Стоять и смотреть, как ее вырывают прямо у тебя из рук, перед смертью лишиться последней возможности, что еще осталась у тебя на этой земле, — примириться со своим богом…
Абати открыл клетку и повернул набок, пытаясь вытрясти петуха, выбросить в эту сырую темноту.
— Не смей! — крикнул Торкья, направляясь к этому кретину в красном защитном костюме.
Хелиодромусы всегда носили красное. Они всегда завидовали положению Патера. Так и должно было быть. Пока Патер не умрет, им нет пути к возвышению.
Лудо на ходу незаметно поднял с одной из скамеек булыжник размером с кулак.
— Я что тебе сказал… — начал было студент и тут же замолчал, вдруг обнаружив, что отбивается от облака вонючих черных перьев, бешено мелькающих перед лицом.
Может, он закричал. Кто-то засмеялся. Судя по голосу — Тони Ла Марка. Перепуганный, вопя от страха и ярости, петух вцепился когтями в темя Торкьи, взвился в воздух и метнулся к выходу, бешено молотя по воздуху крыльями. Его клекот металлическим звоном разлетелся по каменному помещению, эхом отдаваясь от стен.
Торкья уже не помнил, почему выбрал птицу черного цвета. Петух был чем-то похож на ворону, крылья и ноги торчали в стороны. Словно маленькая и издевательская копия того подъемного крана.
Иногда Лудо сам не мог понять, почему делает то или это. Когда он совладал с дыханием, то понял, что стоит на коленях, уставившись в окровавленное лицо Дино Абати, и прижимает этого типа в красном костюме к земле.
Не то чтобы это было нужно. Глаза диггера уже остекленели, он выглядел как мертвец. Рот раскрыт, челюсть отвисла, не двигается. Лупо не помнил, как ударил Хелиодромуса, и это означало, как стало теперь ясно, что бил этим самым здоровенным и зазубренным камнем, который по-прежнему сжимал в руке. Бил прямо по черепу, раз за разом все сильнее.
Остальные столпились вокруг. Никто, кажется, не горел желанием сказать хоть слово. В помещении здорово воняло — и наркотой, и петухом, и потом, и страхом.
— О Господи, Лудо, — в конце концов вымолвил Тони Ла Марка. Ну кто еще — конечно же, Тони Ла Марка! — Ты его, кажется, убил…
Патер снова посмотрел на сокурсника. У того из носа текла кровь. Вот пошла сильнее, потом кровотечение прекратилось. Диггер дышал. Видимо, просто валяется в нокауте. Вот и все. И тем не менее высказать свою точку зрения удалось. И получилось поставить себя выше всех, как и следует поступать Патеру.
Торкья оглядел всю группу, продолжая сжимать в руке камень. Патер должен управлять. Только так оно и работает.
— А теперь слушайте. Все вы, слушайте.
Студент почувствовал, что говорит совершенно другим тоном, чем прежде. Словно стал старше. И в его голосе появились властные нотки.
— Если вы заявите, что это сделал я один, вам никто не поверит. Потому что я скажу, что мы делали вместе. Это касается всего.
— Лудо, — простонал Гуэрино, глупо, жалобно, как-то по-деревенски, — это нечестно!
— Делайте так, как я сказал, — велел глава экспедиции, возвысив голос до командного тона, который, как он надеялся, копирует манеру Джорджио Браманте. — Неужели это так трудно? Если будете держаться меня, все сойдет вполне благополучно. Но если нет…
От этого момента зависело все последующее. Их было больше. Они могли просто уйти отсюда и потом растрепать ребятам с факультета. Наябедничать Джорджио Браманте. Эта мысль вызвала у Патера приступ страха, но одновременно и глубокого внутреннего удовлетворения, даже радости предвкушения.
Дино Абати застонал под ним, заморгал, открывая глаза.
Торкья вновь поднял камень и замахнулся, словно намереваясь ударить Абати по голове еще раз.
— Выбор за вами.
Все переглянулись. Потом Сандро Виньола, самый маленький и самый умненький, но все равно тупой, насмерть перепуганный тинейджер, набрался мужества и заговорил:
— Пусть это останется между нами, Лудо. Вытрем ему кровь, обмоем. Скажем, это несчастный случай. Сделаем все как надо, а потом уберемся отсюда.
Виньола всегда подавал дельные советы. Настоящий Персес. Номер третий в иерархии после Абати и его самого.
Торкья посмотрел на Андреа Гуэрино, сознавая, что теперь обладает новым духом, властным и авторитетным.
— Эй, крестьянин. Отыщи птицу и тащи сюда.
И тут раздался короткий вскрик на высокой ноте — все его услышали, — неразборчивый, наполовину испуганный, наполовину восхищенный.
Так мог закричать ребенок, который хотел что-то сообщить, но его слова заплутались в темноте.
— И этого тоже сюда тащи, — приказал кто-то, и Лудо с удивлением понял, что это был он сам.
ГЛАВА 16
Не хотелось долго торчать в крипте под церковью Успения Святой Марии, особенно после того как полицейские разглядели, что именно лежит внизу. И оставили все на усмотрение Терезы Лупо и ее помощника, Сильвио ди Капуа, — он уже трудился, освещенный светом дуговых ламп, которые группа захватила с собой. Ему помогала целая свора этих очкастых обезьян из морга. Дело было очень необычное, даже для них.
Бруно Мессина уехал в квестуру, сняв с себя ответственность за происходящее. Фальконе начал собирать собственную группу, действуя поначалу медленно, но постепенно все более уверенно. Нескольких полицейских отправил за последними сведениями о результатах охоты за Дино Абати. Еще двое поехали в старую церковь в Прати — взглянуть на пятна крови на майке. Лео настоял на том, чтобы она оставалась в своей витрине на стене, и приказал установить там пост наблюдения и организовать круглосуточную засаду на случай появления Браманте. Что даст судмедэкспертиза, по мнению руководителя группы, особого значения не имело. Им уже было известно, кого они ищут. Заброшенная церковь на Авентино обеспечит бригаду Терезы Лупо материалом для работы на обозримое будущее.
Когда бригада наконец уехала, Фальконе, Коста и Перони сели в штабной автобус и выслушали отчет Розы Прабакаран о допросе хранительницы, которая обнаружила тело в крипте.
Ник уже встречал эту молодую женщину в квестуре — сосредоточенная, спокойная, лет двадцати с небольшим, всегда держится отдельно, сама по себе, и вовсе не из-за происхождения. Честолюбива и амбициозна — это прямо на лбу написано; внимательна и молчалива — такую манеру поведения он уже научился определять у тех, кто сразу, едва поступив на службу, начинал высматривать путь наверх, в высшие эшелоны. В полиции Роза служила всего полгода, пришла в квестуру сразу по получении прошлым летом степени магистра философии в Миланском университете. Молодая, хорошо образованная, умная, настойчивая, да еще с таким происхождением… Прабакаран обладала практически всеми нужными качествами, какие требовала служба от молодого поколения сотрудников.
За исключением, может быть, ее жесткой конфронтации с реальным миром. Он уже обсуждал это с Перони, когда вместе с ним выбирался с места преступления, упрятанного глубоко под землей. Его тогда больше всего заботило то, чтобы напарник не рванул к ближайшему табачному киоску за сигаретами и не вернулся к прежним дурным привычкам. Служба Розы в полиции ограничивалась обычными, рутинными делами, но в чем-то она имела привилегированный статус. Но сейчас ее ввели в состав группы, расследующей дело Браманте, и она уже добрых полдня занималась им, прежде чем они подключились к работе. Именно Прабакаран была в церкви в Прати, беседовала со смотрительницей и выяснила, куда их направляет послание, оставленное на стене. Нынче рано утром, когда они собирались вместе позавтракать, и когда всем было объявлено о предстоящем бракосочетании — приятный момент, который теперь остался в далеком прошлом, — она уже вошла в крипту и увидела свежий труп. Затем, после допроса смотрительницы, занялась сбором всех имеющихся данных о Джорджио Браманте, которые запросила из архива, основываясь на том, что Пино Габриэлли опознал утреннего посетителя. Именно она сумела увязать даты нападений с датами появления свежих пятен крови на майке в церкви Святого Сердца Христова, гораздо быстрее догадавшись сделать это, чем сумели бы большинство старослужащих. Косте уже было ясно — особенно после того, как он выслушал ее краткое и точное резюме всего того, что им стало теперь известно о Браманте и его передвижениях после освобождения из тюрьмы, — в один прекрасный день Роза Прабакаран станет отличным полицейским. Беспокоило его только одно. Расследование представлялось ей чем-то вроде пазла или набора аргументов, которые можно представить в научной диссертации. Подобное отстраненное отношение, по его мнению, легко могло стать опасным и для нее самой, и для результатов любого дела. За свою недолгую карьеру Ник успел понять для себя, что результат достигается только при полной отдаче делу.
