Клод Изнер - Всюду кровь
«Позже может быть слишком поздно, капитан, нужно ловить момент. Ты ведь увидишься с ней вечером? Воспользуйся этой возможностью».
«Именно на это я и рассчитываю, – рассудил Миро против своей воли. – Я стану ее возлюбленным – не просто грязным пронырой».
«Живой грязный проныра куда лучше мертвого воздыхателя, – заметил второй Миро. – Убедись, что она ни при чем…»
«Проваливай! У Лоры есть то, чего мне не хватает: непосредственность, уверенность в себе. Она не подозрительна, не зациклена на самоанализе. Так что иди к черту!»
Лемюэль, виляя хвостом и зажав в зубах моток скотча, подошел к Миро и положил скотч к его ногам. Его бока, с годами несколько распухшие от булимии, мелко подрагивали, в глазах читалась немая мольба. Миро встал и отправился за поводком.
Show her the way, and maybe one day I will free her…
Девушка в наушниках отдалась во власть ностальгии, которую вызывала в ней эта песня. Любимая песня Мари-Джо. Бедняжка Мари-Джо, до которой никому не было дела. Левой рукой она нащупала в кармане мобильник: идеальное средство для тех, кто хочет всегда быть на связи с близкими, – как утверждала реклама. С телефоном она чувствовала себя не так одиноко: хорошо знать, что ты в любой момент можешь позвонить друзьям.
Что за странное чувство – вновь оказаться за столиком на террасе кафе «Ле Дом». Сохранившиеся в памяти звуки, запахи, вкусы, цвета смешивались с образами настоящего, создавая сюрреалистическую атмосферу, вызывая воспоминание об истории, которую ей давным-давно рассказала Мари-Джо:
«Ты понимаешь, что я чувствую, ведь мы с тобой так близки. Я тебе интересна. Мне нравится рассказывать тебе обо всем».
Девушка в наушниках слушала. Ее воображение воссоздавало обстановку, разговоры: она была одновременно и актрисой, и зрителем…
Париж, восемнадцатый округ, зима, комната под самой крышей. Вечереет. На краю разобранной постели сидят мужчина и женщина. Мужчина говорит:
– Прости, Мари-Джо, но нам лучше остановиться.
Она спрашивает:
– У тебя кто-то есть?
Миро поворачивается к ней, колеблется:
– Нет. У меня никого нет. Мне нужно время. Нужно разобраться в себе. Я очень к тебе привязан, ты же знаешь…
– Но?
Она внимательно смотрит на него, пытается сдержать обуревающие ее чувства. Внутри нее все рушится: он ее не любит, он хочет уйти. Она с удивлением отмечает, что отвечает ему спокойным, ровным голосом:
– Не терзайся. Для некоторых женщин переспать с мужчиной означает всего лишь переспать с мужчиной.
Боль, наполнившая все ее существо, не исчезает. Внутри что-то ломается.
Она видит на его лице смешанное с разочарованием облегчение и, пытаясь скрыть свои чувства, добавляет:
– Я никогда не требовала от тебя обещаний.
Ее слова звучат просто, естественно. Нельзя показать ему, что она уничтожена. Он наклоняется к ней:
– Мари-Джо, я хочу, чтобы мы были друзьями, настоящими друзьями. Надеюсь, ты тоже этого хочешь.
Он смотрит на нее: она видит в его глазах сочувствие и грусть. Как можно предлагать влюбленной женщине всего лишь дружбу – даже крепкую, настоящую дружбу?
Она встает, роется в сумке, отдает ключ от его квартиры. Внутри нее все мертво. С ней случилось нечто несправедливое, унизительное, то, с чем она не готова смириться. Она надевает пальто. Он провожает ее до двери, убирает с ее лица прядь волос, целует в щеку.
Девушка в наушниках спускается по лестнице следом за Мари-Джо. Она наизусть выучила ее клятву:
«Ты будешь моим, Миро. Хочешь ты этого или нет, но ты вернешься ко мне».
Девушка в наушниках улыбается: скоро она будет свободна. В ушах у нее звучит голос Кэта Стивенса:
Oh baby, baby, it’s a wild world…
В ателье было пусто. В воздухе легко пахло жимолостью. Миро увидел ее белые туфли, светлый костюм, янтарные бусы и лишь затем перевел взгляд на ее лицо: нахлынувшие на него чувства тут же развеяли все его сомнения, лишили остатков разума. В висках застучала кровь. Чтобы дотронуться до нее, ему достаточно было протянуть руку.
– Вы прекрасны, Лора.
– Я не смогла устоять, – ответила она с улыбкой. – Думаю, я об этом еще пожалею. В этих туфлях легко можно подвернуть ногу, а юбка мне немного мала…
Он взял ее за плечи, притянул к себе, зарылся губами в ее волосы. Она легонько отстранилась.
– Куда мы пойдем? – спросила она.
– Нельзя ли остаться и…
Она покачала головой, улыбаясь, как будто он сказал глупость, и продолжила:
– Я знаю ресторанчик, где подают отличные салаты, он здесь в двух шагах.
Он с достоинством принял свое поражение.
– Весьма заманчиво! «Салат можно есть на сытый желудок… Я готов пастись на салатных грядках!»[39]. Золя, роман «Западня», описание свадебного ужина.
– Я была права: вы ходячая книга!
Они заказали салат с тунцом и макаронами и бутылку розового вина. В кафе было тесновато, рядом ужинала пара с невероятно шумными отпрысками, но Миро было плевать на обстановку: он думал лишь о том, чтобы взять Лору за руку. Она не стала сопротивляться.
– Идемте отсюда, – предложил он.
Они шли вдоль Арен Лютеции. Он обнял ее за плечи, ощущая сквозь одежду тепло ее тела. Она уже давно о чем-то говорила, но он не слушал: ему достаточно было идти рядом с ней, чтобы оказаться вдали от реальности.
– Миро, где вы?
Он остановился. Не смог подобрать слова. Как уговорить ее на свидание в более интимной обстановке?
– Лора… Я бы очень хотел взглянуть на ваши работы…
Он тут же заметил, что сказал глупость, и попытался вывернуться из неловкой ситуации.
– Видите ли, меня давно интересуют ловцы момента.
– Кто-кто?
– Так раньше называли фотографов. Вы – часть этого странного братства наряду с Капой, Картье-Брессоном…
– Я не осмелилась бы поставить себя в один ряд с ними. Я еще только учусь.
– Откуда у вас взялось это желание ловить момент? – спросил он, в душе кляня себя за лицемерие.
– Это вышло случайно. В школе у нас был театральный кружок. Я записалась туда: я мечтала играть на сцене с тех пор, как увидела по телевизору спектакль «Ундина» с Изабель Аджани. Преподаватель любил фотографировать нас с приятелями в театральных костюмах. Мне быстро надоели роли субреток, и я попросила объяснить мне основы фотографии.
– И вы в него влюбились.
– Ну что вы, конечно, нет! Мне было четырнадцать, ему – сорок семь, к тому же он вовсе не был героем с сединой на висках.
– В общем, тип в моем духе.
– Почему?
– Потому что я старше вас на пятнадцать лет.
Лора рассмеялась, легонько толкнула Миро в плечо.
– Я шучу над вами! Это была женщина. Кружок вела женщина!
– Никто не совершенен.
– Да, но у нее были усы! Хватит, Миро, не делайте такое лицо, мне уже не четырнадцать, и мы не станем говорить о разнице в возрасте.
Он облегченно выдохнул.
– А вы, Миро, почему выбрали работу, которая обязывает вас сидеть на набережной и разглядывать прохожих?
– Из-за друга. У него была книжная лавка, мы работали вместе. Он недавно умер… Мне больше всего хотелось ни от кого не зависеть, работать без начальства, без четкого расписания. Эта работа мне подходит: я провожу время на улице – пусть воздух там и не самый чистый, я читаю, смотрю на реку, мечтаю о дальних странствиях. Получается, что книги дают мне свободу.
– Забавно, когда я была маленькой, я отправлялась в путешествие до Арсенальского водоема, воображала приключения, встречи с пиратами, острова, полные сокровищ…
– Неужели! Я работал на улице Рокетт, у друга в книжной лавке. Мы наверняка сто раз сталкивались на улице! Вы жили в том районе?
Она вздрогнула. Миро показалось, что ее взгляд вдруг затуманился.
– Нет-нет, вряд ли мы встречались. Я жила совсем в других краях, на бульваре Ришар-Ленуар, в районе метро «Оберкампф». Улица Рокетт была для меня terra incognita.
Миро был поражен. Она отреагировала как забывшая свою реплику актриса, которой пришлось импровизировать на ходу.
– Мне показалось, вы говорили об Арсенальском водоеме. Значит, я все перепутал.
– Нет-нет, я говорила именно о нем. Я любила ходить туда по субботам, когда матери не было до меня никакого дела.
Она проговорила эти слова более спокойно, опустив глаза. Он не понимал почему, но ее странное поведение его беспокоило. Он никак не мог вспомнить, что она вчера ему говорила: речь шла о каком-то конкретном месте. «Берегись Альцгеймера!» – шепнул ему другой Миро.
Лора почти бежала, ему пришлось ускорить шаги, чтобы ее догнать. Она вдруг резко остановилась и повернулась к нему.
– Знаете, к чему вообще все это? Вы всегда хотите все знать. Вот и тогда, в первый раз, вы тоже меня допрашивали. Но вы зря теряете со мной время: я ничего не узнала о вашей подруге!
