Виктор Глебов - Нежилец
– Описать можете?
– Ну, невысокий, подтянутый. Волосы темные, короткие. Нос такой крупный. – Девушка изобразила в воздухе что-то вроде дуги.
– У него еще борода и усы, – добавила другая.
– А одет во что? – подсказал следователь.
– В черное пальто.
– Может, в вещах Чижиковой есть фотографии? – с надеждой предположил полицейский. – Этого «старого друга» или Парфенова?
– Кто знает? – пожала плечами Герда. – Мы в ее ящике не рылись.
– Да вы сами посмотрите, – предложила Виолетта. – А нам пора уже. – Она с беспокойством взглянула на подруг.
Те дружно закивали и зашумели, вспомнив, что через пару минут надо выходить на сцену.
– Покажите ящик Чижиковой, – попросил Самсонов.
Но не успели девушки открыть дверь, как она распахнулась и из нее повалили танцовщицы.
– Скорее! – крикнул кто-то из них. – Опоздаете – Пьер будет в ярости!
– А где, кстати, этот Пьер? – вспомнил вдруг про хореографа Дремин. – Управляющий сказал, что он должен быть в гримерке.
– Нет, Пьер уже возле кулис, – объяснила Кларисса. – Он пришел как раз перед тем, как появились вы.
Девушки показали полицейским ящик Чижиковой, быстренько оделись и умчались, на ходу заканчивая туалет. Самсонов и Дремин дождались, пока они уйдут, и только тогда вытащили ящик и поставили его на пол.
– Надо было их все-таки расспросить про татуировки, – заметил Дремин.
– Успеется, – махнул рукой Самсонов. – Главное – не спугнуть эту компашку. Давай пока посмотрим, что тут есть.
– На первый взгляд, не густо, – заметил Дремин, вытаскивая из кармана тонкие белые перчатки. – Но, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят! – Он присел на корточки и для начала вынул лист бумаги, перевернул и, хмыкнув, отложил в сторону. – Пусто, – прокомментировал он. – Наверное, девчонка просто прикрывала им вещички. Так сказать, от любопытных глаз.
– Вряд ли, – возразил Самсонов. – Она не положила бы сюда что-то важное, потому что ящик не запирается.
– Тоже верно, – кивнул Дремин. – Тогда зачем мы тут копаемся? – Он выудил пластмассовую коробочку с тенями, помаду, пудреницу и несколько расчесок. – А вот это интересно. – Следак раскрыл сложенную пополам картонку с золотыми вензелями по краям. – Это приглашение. На бал! – Он присвистнул. – Знаешь куда?
– Куда? – Самсонов протянул руку, и Дремин вручил ему открытку.
– В Чесменский дворец.
– Куда?
– Знаешь Чесменскую церковь?
– Естественно. Красная такая, с белым.
– Вот-вот. А рядом с ней есть желтое здание, где сейчас ГУАП.
– Это еще что такое?
– Государственный университет аэрокосмического приборостроения.
– А я думал, там раньше церковь была, – удивился Дремин.
– Нет, Императорский путевой дворец.
– Откуда ты знаешь?
– У меня там приятель учился.
– Ясно, – протянул Дремин. – Только я не пойму что-то: как Чижикову туда могли на бал пригласить?
– Наверное, на студенческий, – предположил Самсонов. – Может, этот ее Парфенов там учится. Или работает.
– Надо проверить.
– Надо, – согласился следователь. – На какое число приглашение? – Он прищурился. – На завтра, к десяти вечера.
– Не похоже на студенческий бал, – заметил Дремин.
– Да, поздновато.
– Как поступим?
Самсонов положил приглашение во внутренний карман куртки.
– Я думаю, мы им воспользуемся, – сказал он.
Дремин прищурился:
– Пойдешь вместо Чижиковой, что ли?
– Почему бы и нет?
– На бабу ты не похож, Валера.
– Тут ничего про пол не сказано. Что там еще есть в ящике?
Дремин скептически хмыкнул.
– Сейчас глянем. – Он порылся, вытаскивая обрывки бумаги, испещренные бытовыми записями. – Слушай, ты серьезно насчет бала? Одному идти туда нельзя.
– Почему?
– Сам знаешь.
– По-моему, тут опасаться нечего. – Самсонов протянул руку и выудил из ящика небольшой круглый жетон с выбитой на одной стороне чашей.
– А это что? – заинтересовался Дремин.
Следователь перевернул жетон и слегка приподнял брови: на обороте была надпись «ТАЙНА», выполненная готической вязью.
– Не знаю, – сказал он. – Но думаю, лучше это прихватить. Похоже, Чижикова куда-то собиралась, но оставила все здесь.
– Думаешь, этот жетон – что-то вроде проходного билета? – скептически спросил Дремин. – По-моему, все это слишком сложно. Хватило бы и одного приглашения.
– Может быть, – отозвался Самсонов, пряча жетон в карман. – Но подстраховаться не мешает.
– Я пойду с тобой.
– Ни к чему.
– Подожди, выслушай! Внутрь не полезу, не волнуйся, но снаружи подежурю. Будем держать связь.
– Как ты это себе представляешь?
– Прилепим тебе микрофон. Если заявишься с приглашением, тебя проверять не будут.
– Уверен?
– Процентов на девяносто.
– Не так уж мало! – усмехнулся Самсонов. – Вот только где взять аппаратуру?
– Есть у меня знакомый парнишка, он все притащит.
– Серьезно?
– Угу. Согласен?
Самсонов пожал плечами:
– Почему бы и нет? Давай попробуем. Может, у тебя еще и камера найдется? В пуговице?
– Это вряд ли, – серьезно покачал головой Дремин.
– Ну, нет так нет. – Самсонов повернулся к двери. – Кажется, тут больше ничего полезного не найти. Пора двигать.
– Ящик все-таки прихвачу, – сказал Дремин. – На всякий случай.
– Надо поговорить с Пьером, – заметил Самсонов, когда полицейские вышли из гримерки. – Кажется, девчонки говорили, что он где-то возле сцены.
Самсонов и Дремин спустились и, притормозив пробегавшего мимо рабочего, спросили, где выход на сцену.
– Еще немного спуститесь, а потом налево и по коридору. Только никуда не сворачивайте, а то там много ответвлений, – отрывисто ответил тот и помчался дальше. Через плечо у него висел толстый, похожий на свернутую мурену кабель.
Полицейские двинулись в указанном направлении. Проходы были узкие, иногда было не разойтись с тем, кто спешил навстречу, и приходилось пропускать.
Света было мало – он шел от лампочек, свисающих в разных местах с потолка. Иногда идущие от них шнуры терялись в темноте, и казалось, что потолка нет вовсе, а лампочки появляются из ниоткуда.
Музыка звучала все громче. Это указывало на то, что полицейские на верном пути.
Наконец Самсонов и Дремин выбрались из лабиринта коридоров и оказались в толпе девушек и парней в самых разных костюмах. Здесь тоже пахло пудрой, потом и пылью. Она лежала на кулисах, на полу, стенах и вилась в воздухе.
– Ну и как мы его узнаем среди всей этой гвардии? – процедил Дремин.
– Кто больше всех распоряжается, тот нам и нужен, – отозвался Самсонов, обводя глазами присутствующих.
К полицейским протиснулся толстый клоун в невообразимом трико и кричащем гриме. На белом лице жуткой раной алел нарисованный до самых ушей рот. Между красными губами виднелись такие крупные зубы, что улыбка больше походила на оскал.
– Вы кто такие?! – прошипел он, наклоняясь к Самсонову и обдавая его запахом крепкого табака. Глаза у клоуна были маленькие и колючие – словно две льдинки, вставленные в мягкую оправу век.
– Нам нужен Пьер! – сделав страшные глаза, ответил Самсонов. – Срочно! Горим!
– Что случилось? – В голосе клоуна прозвучала обеспокоенность. Он невольно обернулся в сторону высокого тощего мужчины в синем пиджаке с розовым цветком в петлице. – Он сейчас занят.
– Некогда объяснять! – тревожным, если не сказать трагическим, голосом прошипел Самсонов. – Нам нужно срочно с ним переговорить.
Клоун помедлил всего секунду, затем протянул руку, указывая на мужчину с цветком.
– Пьер вон там. Надеюсь, у вас действительно что-то важное. – Он смерил полицейских недовольным взглядом и отошел, затерявшись в толпе танцовщиц в золотых смокингах.
– Пошли! – Самсонов начал протискиваться к Пьеру, стараясь не терять его из виду. Дремин не отставал, хотя ему было труднее, поскольку он тащил под мышкой ящик с вещами Чижиковой.
– Пьер? – тихо спросил Самсонов, подобравшись к мужчине в синем пиджаке почти вплотную.
Тот резко обернулся, удивленно моргнул и досадливо скривился. Его красивое лицо покрывал слой тонального крема, глаза и губы были подведены.
– В чем дело?! – проговорил он отрывисто.
– Нам надо с вами поговорить насчет Александры Чижиковой. – Самсонов украдкой продемонстрировал ему свое удостоверение.
– Кого? – не понял хореограф.
– Анабэль, – пояснил следователь.
– А-а, – протянул Пьер. – Она не появлялась уже пару дней. Никто не знает, где она. Мне придется ее заменить. Жаль, она отлично танцевала. – Хореограф приоткрыл кулисы и заглянул в щелку, через которую виднелась сцена. Вокруг гремела музыка, так что разговаривать приходилось, наклоняясь к самому уху собеседника. Губы у хореографа зашевелились, он что-то бормотал, видимо, комментируя выступление своих подопечных.
