Александр Проханов - Виртуоз
— И что ты думаешь по поводу версий иудея?
— Думаю, что если бы это и было правдой, то, напротив, эта правда заставила бы тебя держаться за президентское кресло — гарант твоей безопасности и ненаказуемости. Почему ты ушел, Виктор?
Глаза Ромула затуманились, словно перестали видеть близкие предметы, а созерцали таинственную, неоглядную даль.
— Видишь ли, когда завершились самые бурные и грозные годы моего правления, и мне привезли на показ отрубленные головы Масхадова и Басаева, и притихла татарская и якутская вольница, и кичливые губернаторы поджали хвосты, и на Государственную думу мы набросили смирительную рубаху, меня вдруг охватила странная тревога. Приближалось что-то загадочное, не связанное с политикой, не соотносимое с моей личной удьбой. А с чем-то огромным, включавшим в себя и политику, и мою судьбу, и всю русскую историю. Меня вдруг необъяснимо повлекло в Псков, город, где я никогда не был. Просыпаюсь в ночи, и будто кто-то шепчет: «Езжай в Псков!» Сижу на приемах, беседую с министрами, принимаю иностранных послов, и кто-то опять шепнет на ухо: «Поезжай в Псков». Уже кончался второй срок моего президентства, и ты все сильнее давил на меня, убеждая остаться на «третий срок», — устраивал свои митинги и «движения в поддержку». Я соглашался, рассматривал, каким образом можно это осуществить, не нарушая Конституцию. Но голос продолжал увещевать: «Поезжай в Псков». Предстоял мой визит в Швецию, шведский король приготовил мне в подарок роскошный «вольво». Но я отменил поездку и, сломав календарный план, повергнув в ужас протокольный отдел, улетел в Псков. Мне показывали чудесные церкви, старинные крепости, прекрасные озера, но я чувствовал, что прилетел не за этим. Меня ожидает здесь что-то необычайное. И вот меня повезли в Псково-Печорский монастырь, должно быть, один из самых прекрасных монастырей России. Каменные башни и стены, нарядные церкви и трапезные, множество куполов, раскрашенных, словно радостные пасхальные яйца. И глубокие пещеры в горе, христианские древние катакомбы с подземными храмами и братскими кладбищами. Я отстоял службу, вкусил монастырского обеда, как вдруг ко мне обращается настоятель и говорит: «Наш святой старец Иоанн Крестьянин зовет вас к себе в келью. Он при смерти, на ладан дышит. Мы уже приготовили в пещере место для его погребения. Он никого не принимает, даже меня. Но тут зовет вас к себе». Я тотчас пошел. Келья старца была тесная и светлая, как скворечник. Белые занавесочки, цветочки на стенах, иконки, лампадки, и на кровати, на высоких подушках, лежит умирающий старец. В черной схиме, на которой крест и череп. Остроконечный капюшон. Лицо пергаментное, с провалившимся ртом. Руки и пальцы костлявые, словно лежит в могиле. Но глаза голубые, как васильки, смотрят на меня с любовью. Я поцеловал его руку, ледяную, пахнущую лекарствами. Келейник пододвинул табуреточку и вышел, а я присел в головах у старца. «Я тебя звал, ты и пришел, — произнес старец. — Наклонись, чтобы мне легче было говорить». Я наклонился, видя близко у глаз черную схиму с белым, мучнистым распятием и глазастым адамовым черепом. И старец стал говорить. «Россия — мученица, в кровавых слезах, и каждая кровинка ее и слезинка подхватывается ангелами и уносится на небо, где Иисус Христос по этим каплям ведет счет русским страданиям. Ты пришел в Кремль, в царский чертог, когда Россия совсем погибала, и в русских людях ни крови, ни слез не осталось. О тебе говорили, что ты последний правитель России. Но ты ее удержал на краю, не дал упасть в бездну. За это тебе особая награда на небесах. Я за тебя каждый день молился и просил Государя Императора, нашего святого царя-мученика тебя вразумлять. Однажды ночью лежу и молюсь, не вставая. Вижу, оконце мое ночное начинает светиться, словно заря занимается. Ярче, белей. В келью ко мне, весь в сиянии, входит Государь Император. В полковничьем мундире, с Георгием, в золотых эполетах, с золотым нимбом вокруг головы, а за спиной белоснежные крылья, как у ангела. «Ты, говорит, Иоанн, молишься мне каждый Божий день, и я слышу твои молитвы. Ты молишь о спасении всей русской земле и спрашиваешь, что ждет впереди Россию. Всего тебе не могу сказать, а только то, что Россия уцелеет в бурях мира сего и станет великой и сильной, и в ней опять просияет православная вера. Но будут впереди великие потрясения и великие испытания для русских людей, как и в дни моего царствования. Во время этих испытаний и напастей Верховный Правитель России будет убит. Знаю, как ты молишься за русского правителя, как просишь за него у Господа. Призови его к себе и передай, что услышал. Верховный Правитель России будет убит. А год его смерти читай на стене». Подошел и золотым перстом начертал на стене красное число. И исчез, только воздух в келье светится, пахнет лилиями, и число на стене отекает кровью. За этим звал тебя. Это хотел передать. Этому верь, потому что сам Царь убиенный велел тебе передать. Теперь же ступай». Я ушел от старца. Уехал из Пскова. Узнал, что через неделю он отдал Богу душу и был погребен в пещерах. Я же принял решение не идти на «третий срок». Чтобы в указанный царем год мне не быть Президентом. Вот истинная причина моего решения, и об этом ты знаешь один. Минует роковой год, и я снова вернусь в Кремль, как законно избранный Президент.
Он умолк, и глаза его затуманились, будто он прозревал тайну мира. Виртуоз, потрясенный, смотрел на него.
— Ты хочешь сказать, что, услышав пророчество, стараешься избежать злой судьбы?
— Именно так, — кивнул Ромул.
— Вместо себя под топор судьбы подставил Лампадникова?
— Да, — ответил Ромул.
— Таким образом, ты собираешься обмануть судьбу? Уповаешь на слепоту рока? Вместо своей головы на плаху, под топор слепого палача, кладешь чужую голову?
— Именно так, — повторил Ромул.
— Ты хочешь обмануть Господа Бога и его удар навести на другого?
— Ведь не случайно же мне старец передал пророчество. Значит, хотел меня уберечь.
— Ты выдал своего друга Лампадникова Господу Богу, чтобы Тот его поразил? Тебе не жаль друга?
— В политике не бывает друзей и не бывает жалости. Я спас Россию от распада, сохранив государство. Теперь я должен двинуть Россию вперед. Влить в нее новые силы. Возродить промышленность, армию и культуру. На месте русского пепелища и создам могучую державу, перед которой ахнет мир. Я знаю, как достигается Русское Чудо. Уже собраны гигантские деньги or продажи нефти и газа. Созданы корпорации, куда пойдут эти деньги. Готовы проекты новых кораблей и самолетов, космических станций и звездолетов. Ученые и инженеры, художники и философы, управленцы и футурологи ждут часа, когда я запущу проект «Русское Развитие». Но я сделаю это после рокового года, когда осуществится пророчество, и я вернусь в мой малахитовый кабинет. Там уже не будет Лампадникова, которого поразит молния. Этим исчерпывается его государственная миссия, что, на самом деле, очень немало. Вот почему я искусственно задерживаю «Развитие», не позволяю Лампадникову расходовать деньги на строительство дорог и медицинских центров, оттягиваю старты новых ракет и спуск на воду новых кораблей. Пусть он выполнит свою миссию и исчезнет. Я же буду творцом Русского Чуда.
Виртуоз, пораженный, смотрел на того, кто недавно был Президентом, а теперь, благодаря непомерным усилиям его, Виртуоза, именуется Духовным Лидером нации. Вся магия властных технологий, весь кладезь политических знаний, вся гениальность замысла: «два в одном» и «один в двух» — таили в своей глубине несколько тихих слов, произнесенных умирающим старцем. Громогласные партийные съезды и красочные шумливые действа, искусные виражи политиков и хитроумные выборы — лишь обманчивая внешняя видимость. Она скрывает потаенный смысл государства. Истинную природу власти, источник которой — не в народной любви, не в сильной преданной армии, не в богатой казне, а в недоступной разумению высоте, в небесной беспредельности, где творится неземная история, звучат пророчества, рождаются и падают царства. Только праведник может подняться ввысь, встретиться с небесными ангелами, и те поведают ему о неисповедимых земных путях.
— Артур ни о чем не догадывается? Я знаю, к нему приезжали монахи из Псково-Печорского монастыря.
— Тайна эта была запечатана между мной и отцом Иоанном. Теперь ее знаешь ты.
— Значит, не случайно вы жили с Артуром на одном ленинградском дворе. Не случайно он столкнул тебя в люк, желая твоей смерти. Не случайно снабдил тебя холостыми патронами и подсунул на олимпиаде фальшивый ответ. Уже тогда ваши жизни переплелись нерасторжимо, и где-то на белой стене, начертанная золотым перстом, уже краснела роковая дата.
— Все так, — кивнул Ромул.
Виртуоз чувствовал над собой возносящийся, бесконечный коридор, ведущий в небо, где витают высшие смыслы, случаются события истинной, небесной истории, обитают духи, управляющие земным бытием. Этот коридор был закрыт для него тяжелым люком, который он не в силах пробить. Задвинут чугунной плитой, которую невозможно сдвинуть. За этой плитой чувствовался ослепительный свет, бестелесная ясность, отделенная от него непрозрачной преградой. Сколько раз он пытался взлететь и пробить чугунную крышку. Сколько раз ударялся и с разбитой головой рушился вниз. Бразильские грибы сообщали его сознанию невероятную широту и подвижность, переносили из одних миров в другие, но были бессильны отрыть запечатанную вертикаль, отомкнуть железную дверь, пустить туда, где реют ангелы и существуют ответы на все земные вопросы. Проникновение в высшие сферы сообщало властителям небывалое знание, одаривало нечеловеческой мудростью, награждало небывалым могуществом. В секретной лаборатории «Стоглав», где хранились отсеченные головы, он узнал от профессора Коногонова, что лишь два российских властителя знали путь наверх, были соединены с мирозданием. Последний царь Николай и Иосиф Сталин. Один не удержал падающее царство, но был наречен святым. Другой поднял царство из праха, одержал мистическую Победу, но был осквернен невиданным поруганием.
