Джастин Кронин - Перерождение
Неужели малыш услышал голос отца? Вот показалась головка — маленькие уши, нос, рот, по-лягушачьи выпученные глазки. На шейке лежала прозрачная, наполненная кровью пуповина. Тео подложил ладонь под влажный затылочек и, хоть никто ему не говорил, осторожно убрал пуповину с шеи. Затем он снова ввел палец в лоно Маусами и, ухватившись за ручку младенца, потянул его на себя.
В его руках оказался теплый синеватый комочек. Мальчик… У них родился мальчик! К ужасу Тео, младенец не дышал и не плакал — не издавал ни звука. К счастью, Маус подробно объяснила, что делать дальше. Тео перевернул малыша на живот — теперь тот лежал на его предплечье, упершись личиком в ладонь, — и свободной рукой стал массировать спинку, круговыми движениями, как велела Маус. Сердце неслось бешеным галопом, но страха Тео не ощущал: все чувства и помыслы были о другом. «Ну, давай, дыши! Ты через столько прошел, неужели так трудно вздохнуть?» Малыш едва родился, а Тео уже понимал: отныне он живет для этого синеватого комочка. «Ну, работай легкими, дыши!»
Малыш послушался. Грудная клетка расширилась, раздался хлопок, и на ладонь Тео брызнуло что-то теплое и липкое. Малыш сделал второй вдох, и Тео почувствовал, как вместе с воздухом тщедушное тельце наполняет жизненная сила. Так, нужно перевернуть его на спину и взять тряпку помягче… Младенец заплакал, но не громко и безутешно, а жалобно, как голодный котенок. Тео вытер ему нос, губы и щеки, остаток слизи счистил пальцем и, еще не перерезав пуповину, положил на грудь Маусами.
Лицо Маус посерело от усталости, в уголках глаз появились новые морщинки, зато на губах была улыбка, слабая, но счастливая. Все закончилось: малыш родился!
Тео накрыл обоих одеялом, сел на краешек кровати и дал волю слезам.
Перевалило за полночь, когда Тео проснулся и подумал: «Где Конрой?»
Маус с малышом спали. Сынишку решили назвать Калебом; точнее, решила Маус, а Тео быстро согласился. Поплотнее завернув ребенка в одеяло, Тео положил его на матрас рядом с Маусами. В спальне сильно пахло кровью, потом и слизью. Маус покормила малыша, по крайней мере, попробовала, потом сама подкрепилась толченой картошкой и яблоками из прошлогоднего запаса. Тео понимал: ей нужен белок. К счастью, с теплом в окрестных лесах появилась мелкая дичь. Пусть Маус немного окрепнет, привыкнет к новому ритму жизни, и он отправится на охоту.
С фермы они не уйдут, теперь это казалось очевидным. Здесь есть все, что нужно им с Маус. Старый дом давно ждал новых хозяев, и теперь это настоящее семейное гнездо. Когда вернется Питер, нужно будет так ему и сказать. Отыскал брат что-то на той горе или не отыскал — не важно. У них с Маус новый дом, для них путешествие закончено.
Исполненный тихого изумления, гнездившегося в самой глубине его души, Тео какое-то время размышлял об этом, но потом одолела усталость, и он заснул. Сейчас, проснувшись, он понял, что совершенно забыл о Конрое. Когда он в последний раз видел пса? Поздно вечером, перед самым закатом, Конрой заскулил, на улицу, мол, хочу! Тео быстро выпустил его, не желая оставлять Маус дольше чем на секунду. Далеко Конрой никогда не убегал: сделает свои дела и царапается в дверь. Замотанный Тео захлопнул дверь, умчался на второй этаж и начисто забыл про пса.
Зато сейчас вспомнил. Странно, что пес до сих пор не царапался в дверь, не лаял, не просился обратно. Обнаружив в амбаре следы, Тео несколько дней соблюдал повышенную бдительность — почти не отлучался из дома, не расставался с дробовиком. Маусами он ничего не сказал: зачем ей нервничать? Других поводов для беспокойства не возникало, и со временем забота о малыше оттеснила тревожные мысли на второй план. Тео все чаще спрашивал себя, не сгустил ли он краски: вдруг следы его собственные, а банку Конрой вытащил из мусора?
Тео быстро встал, взял фонарь, ботинки, дробовик и спустился на первый этаж. Затем сел на последнюю ступеньку, обулся, не потрудившись завязать шнурки, зажег лучинку о тлеющие уголья камина, поднес к фитилю фонаря и открыл дверь.
На крыльце пса не оказалось. Тео поднял фонарь и по ступенькам сбежал во двор. Ни луны, ни звезд — сырой весенний ветер гнал тучи. «Дождем пахнет, — подумал Тео и подставил лицо влажной дымке. — Домой Конрой вернется с удовольствием, куда бы ни сбежал. Кому приятно мокнуть под дождем?»
— Конрой, Конрой, где ты?
В других постройках усадьбы царила тишина. Конрой никогда не проявлял к ним ни малейшего интереса: собачья интуиция явно подсказывала, что ничего ценного в них нет. Там старье, которым когда-то пользовались люди, ему-то что?
Тео медленно брел по тропке — в одной руке дробовик, в другой фонарь. Полил дождь, так что фонарь мог погаснуть в любую минуту. «Чертов Конрой, — с досадой подумал Тео. — Нашел время шляться!»
— Конрой, сволочь, куда ты пропал?
Пес лежал у крыльца крайнего дома усадьбы. Одного взгляда хватило, чтобы понять: мертвый. Поджарое тело застыло, серебристая шерсть окропилась кровью.
Из-за спины — неужели из дома? звук летел с быстротой и точностью стрелы! — донесся крик Маусами. Бросив фонарь у тела Конроя, Тео помчался сквозь мрак и дождь. Расшнурованные ботинки по очереди слетели с ног. Быстрее молнии он заскочил на крыльцо и поднялся по лестнице.
В спальне не было ни души!
Тео метался по дому и звал Маус. Никаких следов борьбы, они с малышом просто исчезли. Уже в кухне он снова услышал ее крик, но приглушенный, словно из-под воды. Она в амбаре!
Питер влетел в амбар и стал водить стволом дробовика из стороны в сторону. Маус с малышом на руках сидела на заднем сиденье старого «вольво», отчаянно махала руками и что-то кричала, но закрытые окна мешали разобрать слова.
— За спиной, Тео, он у тебя за спиной!
Тео и обернуться не успел, как дробовик вырвали из рук. Потом его схватили и стали поднимать. Секундой позже неведомая сила исчезла, и Тео полетел вниз, навстречу Маус и малышу, с грохотом рухнул на капот «вольво», покатился кубарем и ничком упал на землю. Секундная передышка — и его снова подняли в воздух. На сей раз неведомая сила швырнула его на стеллажи с банками консервов, инструментами и топливными канистрами. Стекло билось, дерево раскалывалось в щепки, все падало гремящим дождем. Тео тоже падал, сперва медленно, потом быстро, а когда полет кончился, сквозь грохот прорезался треск кости.
Больно, как больно! Перед глазами зажглись звезды, самые настоящие звезды. «Сейчас умру», — промелькнуло в затуманенном сознании. Лучше бы пикировщик не глумился, а сразу перешел к делу. Впрочем, чему быть, того все равно не миновать. Кровь просочилась в рот и жгла глаза. Тео ничком лежал на полу амбара, подогнув под себя сломанную ногу, а над ним возвышалась тень готового к смертоносному удару пикировщика. «Так лучше, — малодушно думал Тео. — Пусть убьет меня первым. Не хочу, не желаю видеть того, что случится с Маус и малышом! Это она меня зовет? Да, кажется, она…»
— Отвернись! — из последних сил закричал Тео. — Маус, любимая, пожалуйста, отвернись!
Часть 11
НОВОЕ
Ты не меняешься с теченьем лет.
Такой же ты была, когда впервые
Тебя я встретил. Три зимы седые
Трех пышных лет запорошили след.
Они спустились с горы, когда на реке начался ледоход. Спустились вместе, с рюкзаками и мечами наголо. Они спустились на снегоходе — Майкл за рулем, рядом Грир, остальные сзади, подставив лица солнцу и ветру. Они наконец спустились в дикий край, который сумели отвоевать. Они возвращались домой.
На горе они провели сто двенадцать дней и за все время не встретили ни одного вирусоносителя. Когда перебрались через гребень, повалил снег, заблокировав их в старом отеле, огромном каменном здании, окна и двери которого были заколочены фанерой. «На мумии наткнемся», — думали они, но не увидели ни единой. Фойе отеля больше всего напоминало пещеру. У камина стояла мебель в призрачно-белых чехлах, а примыкающая к кухне кладовая изобиловала самыми разными консервами, причем на большинстве банок сохранились этикетки.
На втором этаже располагались спальни, а в подвале — огромная печь, за которой вдоль стен тянулись стеллажи с горными и беговыми лыжами. В отеле царил жуткий холод. В каком состоянии труба дымохода, никто, разумеется, не знал. Заблокирована? Забита палой листвой и птичьими гнездами? Единственным вариантом было развести огонь и положиться на удачу. В кабинете администратора хранились коробки с писчей бумагой, которую пустили на растопку, а Питер изрубил топором пару стульев из обеденного зала. На несколько минут зал заволокло дымом, а потом стало тепло и уютно. Они принесли со второго этажа матрасы, расстелили у камина и легли спать.
