Б-11 - Рой Олег Юрьевич
– Странно, – согласилась Ира, бросая свой баул на одну из кроватей (на другой уже лежали вещи Даши) – Даш… а что это было?
– Ты о чем? – удивилась Даша.
– Ну, в контейнере, – пояснила Ира. – Ты что, попугать меня хотела?
– Ир, ты про что? – не понимала Даша.
– У тебя глаза закатились, – сказала Ира, – и ты говорила что-то странное… из Библии, что ли…
– Не понимаю… – Даша задумчиво поморщилась. – Ир, если это шутка… я, конечно, еще с утра чувствовала себя паршиво – метеочувствительность, да еще и, хм… не важно. Но чтобы глаза закатывать и Библию цитировать…
– Я это видела, – серьезно сказала Ира. – И если ты меня прикалываешь, то это ни разу не смешно! Конечно, вы все считаете меня за дурочку, с моими увлечениями эзотерикой. Думаешь, я не понимаю, что девяносто процентов этого – сказки пионеров у костра? Но, опираясь на эти «сказки», Шлиман нашел Трою, и….
Даша приблизилась к Ире, и, неожиданно, обняла ее:
– Ирочка, ну что ты? Никто тебя дурочкой не считает. У каждого человека – свои увлечения. Копни глубже – и выяснится, что, например, Волосатый верит в то, что рост волос вызывает старение, а Макарыч в юности искал гномьи клады. А наш грозный Александр Филиппович руководил советским аналогом «Синей книги». Просто они об этом молчат.
– То есть, ты считаешь, что я тоже… – начала, было, Ирочка, но Даша ее перебила:
– …и зря. Все это делает жизнь интереснее. Знаешь, я бы хотела, чтобы ты нашла свою Биармию. И всем доказала, что это они – смешные и глупые зануды.
– Ты, и правда, этого хочешь? – удивилась Ира. Даша кивнула:
– Я сестра Мишки. А он тебя очень любит. Понимаешь, нельзя любить человека, и не воспринимать его всерьез. Так что уже двое на твоей стороне. Думаешь, это мало?
Ира не ответила, но отрицательно покачала головой. А потом, неожиданно, спросила:
– А у тебя есть безумная мечта?
Для Иры ответ Даши на этот вопрос был важен. Говорить можно что угодно, мы часто прячем за красивыми словами вовсе некрасивые чувства. Но если Даша сама верит в то, что сейчас сказала Ире, то…
Даша посмотрела на нее серьезным взглядом:
– Да. Я бы хотела, чтобы мои скульптуры умели оживать… и оживлять. Знаешь, иногда, когда я делаю посмертные бюсты молодых, красивых, которым бы еще жить и жить – мне хочется… не знаю, как это сказать… мне хочется вдохнуть в них жизнь снова. Как кукла вуду, только наоборот. Наверно, это кажется совсем безумным, да?
– Не мне, – ответила Ира. – И… Даша, прости меня.
– За что? – удивилась Даша.
– За мои слова, – ответила Ира. – За то, что плохо о тебе думала.
– Да брось ты, – улыбнулась ей Даша. – Мало ли, кто что когда сказал или подумал? Это не важно, важно то, что здесь и сейчас. Хочешь в душ первой, или…?
– Конечно! – обрадовалась Ира. – Сейчас, только полотенца найду, и все остальное.
Даша вздохнула:
– Пока ты этим занимаешься, я как раз успею ополоснуться. Так что будешь второй. Ничего, я постараюсь быстро. Девочкам вон пяти минут на это хватило, это мы с тобой копаемся.
И, подхватив с кровати заранее вынутые банные принадлежности, завернутые в полотенце, Даша упорхнула в комнатку, откуда доносился умиротворяющий шум воды.
– Даш? – окликнула ее Ира. – А ты не знаешь…
– Что? – спросила Даша, выглянув в дверь – из проема вырвался клуб пара. – Водичка, кстати, отличная, и напор хороший, умели же делать при Союзе…
– А как фамилия Макарыча? – спросила Ира. – И зовут его как? А то все «Макарыч» да «Макарыч», будто и имени у человека нет…
– Он сам так хочет, – сказала Даша. – Не знаю, почему. А фамилия у него Лейбман. Зовут Александр. Александр Макарович Лейбман. Но зови его Макарычем, раз уж такие у него тараканы…
Даша искренне удивлялась тому, в каком хорошем состоянии сохранилась база. В их московской квартире, где они с Мишкой жили с тех пор, как родители окончательно перебрались на дачу, напор воды, например, был хуже. А в квартире Макса, которая была в новом, модном ЖК, этот напор был, пожалуй, еще хуже, чем у них с Мишкой.
В доме Макса Даша была пару раз, и ей там всегда было неуютно. Ей постоянно чудились какие-то странные хлопки, шаги, приглушенные голоса… иногда она явственно слышала шум подъезжающих к дому машин – с высоты двадцать второго этажа, через тройной стеклопакет. Поэтому (но не только поэтому) Даша старалась уезжать от Макса до темноты. Однажды ей показалось, что в лифт с ней кто-то вошел, и это ощущение не покидало ее всю поездку, а еще – она чувствовала неприятный запах, словно смесь крови и гари, со слегка сладковатым тоном разложения.
Вообще говоря, обоняние было проклятием Даши. Она не теряла его, даже заразившись пресловутой короной (к счастью, они с Мишкой переболели в лёгкой форме). Даша словно «видела» мир еще одним зрением – через нос. И, если честно, в этом мире было много неприятного – гниющий мусор, затхлая вода в подземных коллекторах, иногда – трупный запах от какой-то дохлятины и так далее. Как ни странно, всю поездку до Чоккаперкальма запахи ей не досаждали, и она уже хотела облегченно вздохнуть, но…
Вода была приятной – мягкой, теплой, хорошо смывающей грязь с кожи и волос. Даша расслабилась, и, если честно, даже забыла, что Ира ждет своей очереди помыться. Из сладкой неги ее вывел хорошо знакомый неприятный запах. В силу особенности своего обоняния, Даша почти не пользовалась автомобилями и автобусами, предпочитая им метро, трамваи и электробусы. Ее дико раздражал запах бензина. По тем же причинам она не любила широкие магистрали и заправки.
Запах был сначала едва ощутим, но становился сильней едва ли не с каждым мгновением. Бензином пахла вода, хотя никаких других признаков загрязнения не было. Даша попыталась закрыть воду, одновременно выбираясь из душа, но это закончилось плохо – завернуть архаичные вентили крана не получилось, а Даша, споткнувшись, больно ударилась коленкой о низкий бортик душевого поддона, и едва сохранила равновесие. Чтобы не упасть, ей пришлось сесть на дно душа. Резкий запах бензина тут же ударил в нос, и Дашу, наверно, вырвало бы, но она со вчерашнего вечера ничего не ела.
Вода заполняла поддон до самых щиколоток девушки. Это была просто вода – на ней не было бензиновой пленки, даже мыльной пены не осталось. Но от нее исходил резкий, неприятный запах низкооктанового бензина. А потом вода вспыхнула!
Даша отшатнулась, упершись спиной в бортик поддона, и попыталась вскочить, но не могла ни на что опереться. Вода горела – вокруг нее, на ней…пламя поднималось все выше, окружая Дашу полукругом, а потом…
…а потом пламя стало формироваться в странный силуэт – словно пылающий саван набросили на человека-невидимку. Передний край огненного савана был опущен довольно низко. Бросив попытки встать, удивляясь, что окружающее ее пламя не обжигает, Даша осторожно подняла глаза…
…под краем покрывала из огня виднелась непонятная шевелящаяся масса, похожая на язычки пламени и червей одновременно. Запах изменился – теперь в нем присутствовали тона метана и аммиака. Странное существо зависло над Дашей; затем огненные черви зашевелились, и девушка услышала тихий, шипящий голос. Голос произнес лишь одно слово – «алалари!» – и существо рухнуло на Дашу. Запах пылающей плоти девушка почувствовала раньше, чем боль. И раньше, чем закричала от боли, успела увидеть, как ее кожа, охваченная коконом пламени, покрывается пузырями волдырей от ожогов.
И тогда Даша закричала.
Мужская половина экспедиции, тем временем, не сговариваясь, собралась у входа в базу. Кто-то уже успел разместиться в боксах, кто-то только прибыл, у некоторых была ручная поклажа, другие уже забросили личные вещи в свои комнатки. Кто-то курил, другие нет. Но все были при оружии.
– Тревожно как-то, – выразил общее мнение Волосатый.
– Тебе тут не карнавал, – заметил Генка.
– Я понимаю, конечно, – ответил Волосатый, – но я так напряженно себя с войны не чувствовал. Хотя почему, казалось бы?
