Андрей Троицкий - Раскрутка
Последним усилием Радченко наклонился, отклонил корпус в сторону. Выставил свободную руку вперед и пустил ее назад, ударил человека в промежность основанием кулака. Парень хрюкнул, подался назад и ослабил хватку. Радченко обеими руками вцепился в предплечье и, нагнувшись вперед, провел бросок через спину. Глотнул воздуха и ударил противника, пытавшегося подняться, ногой в нижнюю челюсть. Развернул корпус и вложился в прямой удар подметкой по лицу.
* * *Тихонов, пошатываясь, как тростник на ветру, стоял на дороге, стирая рукавом кровь с лица. Его бледное лицо светилось в ночи как молодая луна. Он хотел что-то сказать, но не нашел сил, только сплюнул и посмотрел на своего противника-здоровяка, который никак не хотел успокаиваться. Отталкиваясь ладонями от земли, он пытался сесть, но снова падал и снова толкал ладонями землю. Наконец он сел, глянул на Тихонова и попытался лягнуть его ногой. Тихонов, продолжая сплевывать вязкую слюну пополам с кровью, отошел в сторонку, увидев, как в лунном свете блеснула заточка на лезвии ножа, валявшегося под ногами. Он поднял перо и вернулся к своему оппоненту:
– Ты, козел, еще не угомонился?
– Пошел ты…
Здоровяк плюнул в лицо наклонившегося над ним человека, но промазал. Тихонов коротко замахнулся и вогнал клинок в икроножную мышцу по самую рукоятку. И повернул ножик по часовой стрелке. Верзила закричал. Крик оборвался, когда в открытую пасть влетел костистый кулак Тихонова. Радченко, безучастный ко всему, присел на корточки и в три затяжки скурил сигарету. Поднялся и залез в кабину на пассажирское место. Тихонов занял место за рулем, включил фары и тронул машину с места. Минут пять ехали молча, каждый по-своему оценивая итоги ночной драки.
– Если бы не сандалии, я бы того засранца насмерть урыл… – Радченко полил водой из бутылки тряпку и вытер лицо. – Но в такой обуви только в огороде грядки полоть. Кстати, чего ты так долго возился? Ждал, когда меня до смерти придушат?
– Меня самого чуть не урыли, – пробурчал Тихонов. – У того урода руки – как мои ноги. А шкура толще, чем у племенного хряка. Он пропустил подряд пять ударов, от которых профессионал ляжет. Но не лег, а двинул меня справа и слева по ушам.
– Я смотрю, что-то светло… – кивнул Радченко. – А это твои уши во тьме светятся.
Тихонов заржал.
– Высадишь меня на том перекрестке, – сказал Радченко, вытаскивая портфель из-под сиденья. – «Газель» отгони подальше от города и сожги. Она нам больше не понадобится.
* * *Мужа Дунаевой долго искать не пришлось. Пару месяцев назад он, решив начать бизнес с нуля, арендовал помещение под офис в здании бывшего НИИ в городской промышленной зоне. В учредительных документах, которые удалось просмотреть, говорилось, что предприятие «Эксим-сервис» занимается торгово-посредническими операциями на рынке черных и цветных металлов и каменного угля. Девяткин поднялся на девятый этаж бетонной коробки, поплутав по пустым бесконечным коридорам, толкнулся в дверь с нужной табличкой. Видно, штат торгово-посреднической компании был не слишком раздут. Девяткин насчитал всего двух сотрудников: секретаря и непосредственно генерального директора.
Гвоздев занимал крошечный кабинет с видом на погрузочную площадку цементного завода. Это был высокий полный мужчина с обрюзгшей физиономией. Он носил немодный коричневый костюм и темную рубаху, обильно посыпанную на груди табачным пеплом. Весь какой-то взвинченный, нервный. У Гвоздева подергивались щека и веко правого глаза. Со стороны казалось, что он подмигивал собеседнику, молчаливо предлагая ему нечто непристойное.
На столе три тощие папки с бумажками, газета, прочитанная с первой до последней строчки, и телефон, не подававший признаков жизни. Видимо, последние часы Гвоздев томился от безделья, то ли ждал звонка, то ли сам собирался куда-то намылить лыжи, но время еще не пришло. Поэтому он обрадовался даже визиту милиционера. Вскочив из-за стола, плотнее прикрыл дверь в приемную. Ответил на несколько дежурных вопросов и оживился, когда Девяткин свернул на семейную тему.
– Я буду говорить с вами как мужик с мужиком. – Щека Гвоздева дернулась, он подмигнул Девяткину и тут же рубанул рукой воздух: – Мы с Дунаевой знакомы восемь лет, и женаты столько же. Я думал, что вижу эту сучку насквозь. Если она собирается мне солгать, но еще не успела открыть рот, я уже знаю – сейчас выдаст очередную порцию брехни. У вас ведь с женой тоже, наверное, так? Ну, заранее знаете, когда она станет вола вертеть.
– У меня с женой никак, – честно признался Девяткин. – Потому что я не женат.
– Почему так? – Гвоздев приоткрыл окно, потому что в кабинете не осталось воздуха, сплошной табачный дым.
– Наверное, не нашел девушку своей мечты.
– А уж пора бы… – Хозяин кабинета внимательно посмотрел на гостя, прикинул про себя его возраст и решил, что мент явно засиделся в женихах. – Впрочем, с этой байдой спешить не надо. Год-другой спокойной жизни, а потом, как у меня, начнутся суды, дележ имущества и прочие прелести супружеской жизни. Да, тут лучше без спешки. А что это за девушка вашей мечты? Я в душу не лезу, так, к слову спрашиваю.
– Юная блондинка с голубыми глазами, шикарным бюстом и ярко выраженной талией, – охотно объяснил Девяткин. – Разумеется, она должна быть стопроцентной патентованной девственницей.
Впервые с начала разговора Гвоздев позволил себе что-то вроде кислой улыбки:
– Это вам долго искать придется… – хотел добавить, что блондинка с шикарным бюстом на мента не прыгнет, но промолчал.
– Мы остановились на том, что вы нашли в ящике электронной почты анонимное письмишко. Что дальше?
– Еще прислали несколько черно-белых фотографий с изуродованными и убитыми женщинами. А спустя пару дней аноним, который, как водится, называет себя доброжелателем, выложил новости о моей жене. То есть сначала о ее брате. Я знал, что у моей жены есть брат, который в свое время был осужден. Однажды через жену я даже приглашал его приехать в гости, но он оказался слишком гордым или слишком занятым человеком. Этот отброс и подонок, других слов не подберу, учился в Москве на художника. Но недоучился, турнули – видно, за полное отсутствие способностей или отклонения на сексуальной почве. Видно, по бабам большой специалист. Потом он сел то ли за кражу, то ли за грабеж. После отсидки вернулся в родной город, то есть в Тулу. Но там менты не давали ему спокойной жизни – или он ментам не давал. И этот долбаный брат мотанул в Краснодар. Там жил какой-то его дальний родственник. Седьмая вода на киселе.
Гвоздев скорчил брезгливую гримасу и плюнул в корзину для бумаг, будто именно этот эпизод из жизни Петрушина, переезд в Краснодар, его особенно, до глубины души, возмущал.
– Поездки по стране законом не запрещены, – вставил Девяткин. – Каждый человек имеет права на свободу передвижения.
– Да я не о том… – Гвоздев снова плюнул. – Он хотел заделаться под фраерка. В городе о его прежних похождениях ни одна собака не знает. А он такой весь из себя чистенький, хоть икону пиши с этой твари или крылья ему прилепи. А он воспарит, ядрена вошь. Стал всем встречным-поперечным представляться художником. Девок голых рисовал, расписывал стены в кабаках. Представляю, что он там намалевал. А на самом деле медленно и расчетливо подбирал будущих жертв. Натурально, вольтанулся на сексуальной почве. Я ведь не знаю, что он на зоне пережил. Может, его там опускали по три раза на дню, от таких дел крыша у здорового человека съедет. Ясно: с зоны он уже вернулся полным отморозком и дебилом. Мать его в то место, откуда он вылез.
– То письмо у вас сохранилось? – Девяткин с важным видом кивнул и нарисовал в блокноте крестик. – Ну, электронное письмо?
– За каким чертом я его стану хранить? – возмутился Гвоздев. – Я, разумеется, глазам своим не поверил, когда ознакомился с текстом и глянул на эти страшные фотки. Думаю, хренота все это. Пока мы женаты, я столько анонимок получил по поводу своей половины, что давно им счет потерял. Когда твоя супруга известная певица, надо быть готовым ко всякому дерьму. Но в тот раз меня крепко зацепило. Выходит, эта лярва обманывала меня все эти годы.
Гвоздев прикурил десятую сигарету. Нет, он не думал сразу выяснять отношения с супругой, обличать и разоблачать. Надо было навести справки, убедиться, что письмо не липа. Словом, Гвоздев отрядил в Краснодар своего старого проверенного товарища – у того были концы в местной прокуратуре. В городе ни одна живая душа не знала, что Петрушин – родной брат известной певицы. Свое родство с Дунаевой убийца не афишировал. Так ему легче было держаться в тени.
Приятель вернулся дней через пять и выложил подробности, которых не было в письме. Брат жены был на прицеле у местных ментов, чтобы взять убийцу, следствию не хватило каких-то мелких улик или чего-то в этом роде. У Петрушина проводили обыски, его самого таскали на допросы, несколько дней мариновали в кандее. До задержания и предъявления обвинений в убийствах женщин оставалось считать дни, а может, и часы, когда нашелся хороший человек, родственник одной из жертв, и кончил эту гниду выстрелом из ружья.
