Андрей Троицкий - Раскрутка
– Сейчас муж шантажирует меня, – продолжала Дунаева. – Он требует, чтобы все движимое и недвижимое имущество после развода я отписала ему. Дорогую квартиру в Москве, дом на Рублевке, три автомобиля и все мои деньги. Сейчас, до решения суда, на все имущество и на мои деньги наложен арест. Я не имею права продать даже серебряную ложку из столового сервиза. Но это не самые большие потери. Гвоздев настаивает на том, чтобы Максим остался с ним. А взамен бросает мне кость с барского стола: разрешает видеться с ребенком каждую неделю. В дальнейшем он сделает так, что ребенок сам не захочет встречаться с матерью.
– Ему – деньги и недвижимость, – кивнул Девяткин. – А что получаете после развода вы?
– Он обещает одно: как бы ни развивались события, Максим никогда не узнает эту историю с братом, убийствами женщин. А Гвоздев, даже если вся эта грязь попадает в газеты и на телевидение, не станет полоскать мое имя. Не даст ни одного интервью. По совету адвоката я откладываю судебный процесс. Затягиваю его, насколько это возможно. Мне кажется, еще можно доказать, что к убийству этих женщин Олег не имеет отношения. В суде нам дали еще один последний месяц. Если это время не использовать…
– Мне искренне жаль, – сказал Девяткин.
– Вы назначили встречу только для того, чтобы сказать это?
– Хочу задать пару вопросов. Когда вы последний раз видели брата?
Дунаева на минуту задумалась:
– За неделю до его гибели я приезжала в Краснодар. О моем приезде никто не знал, кроме него. Олег находился в стесненных обстоятельствах. Я хотела передать ему немного денег.
– С какой целью? Он ведь с голоду не опух.
– Милиция не оставляла брата в покое. Дважды задерживали, проводили обыски в доме. Я сказала: надо сунуть взятку кому-то из местных чинов, чтобы от него отвязались. Менты хотят закрыть дело об убийствах. А ты станешь козлом отпущения, потому что встречался с той девчонкой. Олег начал кричать как сумасшедший. На него иногда находило. Орал, орал. Ты только хуже сделаешь со свей взяткой, езжай обратно, чтобы больше сюда ни ногой. Ничего, кроме ругани, не получилось. Я уезжала с тяжелым сердцем, будто предчувствовала, что произойдет что-то страшное. Оказалось, это наше последнее свидание.
– Вот этот человек вам случайно не знаком?
Девяткин включил верхний свет и вытащил фотографии Перцева.
– Нет, никогда не видела, – покачала головой Ольга Петровна. – А я на память не жалуюсь. А почему вы заинтересовались этим мужчиной?
– Я спросил, потому что этот тип частенько бывал в Краснодаре. Возможно, жил там. Гражданин проходит у нас по одному делу.
– По делу об убийстве? Женщин?
– Нет, по делу о мошенничестве, – соврал Девяткин. – Втирался в доверие к коммерсантам, продавал им векселя солидных компаний. А когда покупатели шли в банк обналичить ценные бумаги, оказывалось, что они фальшивые.
Он вежливо попрощался и поблагодарил Дунаеву за содержательную беседу и потраченное время.
* * *Обратно до «Газели» добирались по тропинке, присыпанной белым гравием, хорошо видной в темноте. Радченко выключил фонарь и немного отстал от Игоря Тихонова, шагавшего слишком быстро. Панорама реки снова открылась, Радченко залюбовался на перламутровое свечение воды и на теплоход с освещенной верхней палубой. Корабль медленно удалялся от города. Еще пятьдесят метров – и путники вышли на грунтовую дорогу, поднимавшуюся вверх.
– Подожди наверху, мне камень в сандаль попал.
Радченко присел на траву и долго копался с застежкой, освобождая ногу. Вокруг ни души, но Дима не стал включать фонарь. Камешек оказался маленьким кусочком гранита с острыми краями. Поднявшись на ноги, Радченко взял фонарь. Прошагал вверх еще метров двадцать, здесь дорога делала крутой поворот, заворачивая налево. До «Газели» оставалось всего ничего, когда сверху послышались тихие голоса. Только бы не попался на глаза какой-нибудь отдыхающий, полюбивший ночные прогулки при луне. Радченко отступил к обочине, готовый спрыгнуть с дороги вниз, в заросли высокой травы и кустарника, но узнал голос Тихонова. Тот сказал несколько слов, но смысла не разобрать: слишком далеко. Радченко, зажав в ладони длинную ручку фонаря, зашагал быстрее. Притормозил у поворота, прислушался.
– Я же говорю, парни, сигареты дома оставил, – повторил Тихонов.
Впереди вспыхнул фонарь, кто-то направил свет в лицо напарника. Радченко разглядел трех парней, стоявших на дороге рядом с «Газелью». Один высокий, крепкого сложения, двое других помельче. Видимо, возвращение водителя помешало хлопцам покопаться в кабине и кузове. Парни были немного разочарованы, но уходить не хотели – видно, уже решили, что долговязый водила в застиранном комбинезоне конечно же не жирный гусь с тугим бумажником, но хоть какие-то деньги у него наверняка водятся. И этих денег хватит, чтобы продолжить ночные развлечения. А ближе к утру, глядишь, пьяненький фраер встретится, из курортников.
– Ты, значит, не местный? – спросил здоровяк, не убирая фонарь от лица Тихонова.
– Ну, как вам сказать… – Игорь оказался неготовым к встрече, поэтому слова подбирал с трудом. – Что значит местный… По делам в городе. Мотался целый день как проклятый, а под вечер думаю: чего бы не искупаться?
Тихонов понимал, что от драки не уйти. Он успел повернуться к здоровяку вполоборота, выставил вперед левое плечо, отставил назад правую ногу. Если кто из парней ударит кулаком в лицо, Тихонов устоит на ногах и сможет ответить.
– Если купаться, тебе надо было дальше по шоссе проехать, – сказал кто-то из парней. – А тут место плохое. И дно илистое.
– Да, я так и поступлю. Поеду, пожалуй.
– Только сначала мы на твоей помойке немного покатаемся, – сказал здоровяк. – А ты потом и поедешь. Ну, когда мы вернемся… Не возражаешь, братан?
Щелкнула пружина выкидного ножа. Кто-то из парней зашел за спину Тихонова, приставил к горлу острие клинка. Второй парень, согнувшись, стал шарить лапами по комбинезону, ощупывая карманы. Радченко сделал шаг вперед, замер, сделал еще шаг. От «Газели» и группы парней его отделяли шагов пятнадцать. Вроде рукой подать. Рывок вперед, две-три секунды… Но и этого мгновения хватит, чтобы нападавший сунул перо в горло Тихонова.
– Слышь ты, тупая сраная собака, я с тобой разговариваю. – Здоровяк, коротко размахнувшись ударил Тихонова по лицу открытой ладонью. – Где лопатник?
– Он обделался от страха и оглох, – сказал кто-то.
– Ты по-русски понимаешь? – спросил здоровяк. – Или только по-козлиному?
– На груди карман, – сказал Тихонов. – Расстегни застежку.
Здоровяк переложил фонарь из руки в руку. Парень, стоявший сзади, отступил на полшага. Выигранная секунда решила исход схватки. Тихонов приподняв ногу нанес резкий удар каблуком башмака в голень. Здоровяк, не ожидавший отпора, вскрикнул и выронил фонарь. В следующее мгновение Радченко, подкравшись сзади, рванул за плечо парня, вооруженного пером, повернул лицом к себе. Но противник вырвался, отступив в сторону, оценил ситуацию, поднял вверх руку с выкидухой, готовый вогнать клинок в грудь или шею противника.
Радченко не отступил, наоборот, приблизившись, резко выкинул ногу. Парень налетел промежностью на выставленное вперед костяное колено. Радченко заблокировал руку с ножом, ухватил запястье, крутанул его против часовой стрелки. А правым кулаком с размаху въехал в грудь противника. Нож, выпав из руки, ударился о камешек, отлетел в сторону. Радченко успел дважды навернуть по зубам. А когда человек опустился на колени, хотел въехать ему по морде коленкой. Но тут кто-то, вынырнув из темноты, повис на плечах, захватив шею локтевым сгибом, согнул руку, перекрывая кислород.
Свободной рукой он дважды ударил Диму в бок с такой силой, что ноги обмякли, а боль, как электрический разряд, прошла через всю спину до затылка. Радченко захрипел. Темная ночь приобрела какой-то странный фиолетовый оттенок, и по этому фиолетовому полу рассыпались огненные шарики. Противник оказался опытным бойцом, он постепенно сдавливал шею, пережимая правую и левую сонную артерию, а свободной рукой нанес еще три точных болезненных удара по почкам. Радченко слышал какую-то возню: это опытный в драках Тихонов повалил здоровяка спиной на землю. Но никак не мог кончить дело точным ударом. Поединок оказался жестким и неожиданно тяжелым даже для такого опытного бойца, как Тихонов.
Радченко подумал, что надо надеяться только на себя, помощи не будет. Еще не поздно что-то сделать… Но мысли рассыпались в труху, когда кулак врезался в почки. Радченко застонал, но из груди вышло тихое мычание коровы, готовой принять смерть на скотобойне. Одной рукой Радченко удерживал предплечье руки, сжимавшей горло, но долго так продолжаться не могло: пальцы ослабели и плохо слушались. Противник что есть силы тянул его сзади на себя, надеялся, придушив, повалить на грунтовку и затоптать тяжелыми башмаками.
