Дин Кунц - Лицо страха
В сорока шагах по коридору виднелся ряд светло-голубых точек, обозначавших местонахождение лифтов.
Кругом было тихо, только слышно их дыхание.
— Я не ясновидящая, — сказала она, — но мне все это не нравится. Я чувствую это, Грэхем, что-то не так.
— В зданиях, как это, телефонные провода спрятаны в стену. За пределами здания они расположены под землей. В этом городе все телефонные линии под землей. Как он может добраться до них?
— Я не знаю, но он, может быть, знает.
— Это слишком рискованно для него, — сказал Грэхем.
— Он уже рисковал прежде, десять раз.
— Но в этот раз все не так, мы не одни. Служба охраны находится в здании.
— Но они сорока этажами ниже.
— Далековато, — согласился он. — Давай выбираться отсюда.
— Мы, вероятно, покажемся глупцами.
— Может быть.
— Мы, возможно, останемся целы и невредимы и здесь.
— Как знать.
— Я принесу пальто.
— Забудь про пальто, — он взял ее за руку, — пошли, давай доберемся до этих лифтов.
* * *Боллинджеру понадобилось восемь выстрелов, чтобы покончить с Макдональдом и Оттом. Они остались лежать около оборудования.
К тому времени, когда он убивал их, «вальтер» стрелял уже не бесшумно. Никакой глушитель не может быть эффективным при дюжине выстрелов. Его набивка и оболочка были повреждены пулями, и звук выстрела стал слышен. Последние выстрелы прозвучали, как резкий лай собаки. Но это не имело значения. Звук нельзя было услышать с улицы и с сорокового этажа.
Он зажег свет в прихожей офиса «Импорт альпинистского снаряжения». Снял глушитель и положил его в карман. Он не хотел рисковать и боялся засорить ствол оторвавшимися стальными волокнами от глушителя. Кроме того, в здании не осталось никого, кто мог бы услышать выстрелы, когда он будет убивать Харриса и женщину. Звук выстрела на сороковом этаже не пройдет через стены и окна и не будет слышен на Лексингтон-авеню.
Он посмотрел на часы: восемь часов двадцать пять минут.
Он погасил свет, вышел из офиса и направился по коридору к лифту. Сороковой этаж обслуживали восемь лифтов, но ни один из них не работал.
Конни нажала кнопку вызова последнего лифта. Когда никакой реакции не последовало, она произнесла:
— Телефон, лифт...
В тусклом свете искусственного освещения морщины вокруг рта Грэхема выделялись глубже и резче, чем обычно; его лицо напоминало лицо актера театра «Кабуки» с нарисованным выражением крайнего беспокойства:
— Мы в ловушке.
— Это может быть всего лишь обычная поломка, — сказала она. — Повреждение механизма, может быть, именно сейчас все исправляют.
— А телефоны?
— Совпадение. Может быть, в этом нет ничего страшного.
Неожиданно цифры над дверью лифта, перед которым они стояли, стали загораться одна за другой: 16... 17... 18... 19... 20...
— Кто-то поднимается, — заметил Грэхем.
У нее по спине пробежал холодок. 25... 26... 27...
— Может быть, это охранники, — произнесла она.
Он молчал.
Ей хотелось повернуться и бежать, но она не могла сдвинуться с места. Цифры заворожили ее: ...30 ...31 ...32...
Она подумала о женщинах, лежавших в окровавленной одежде с перерезанным горлом, отрубленными пальцами и отрезанными ушами. ...33...
— Лестница! — воскликнул Грэхем, напугав ее.
— Лестница?
— Аварийный выход.
...34...
— Ну и что?
— Мы должны спуститься вниз.
— Спрятаться несколькими этажами ниже?
...35...
— Нет. Добраться вниз до вестибюля.
— Но это очень далеко!
— Только там могут помочь.
...36...
— Может быть, нам не нужна помощь.
— Нам нужна помощь, — сказал он.
...37...
— Но твоя нога...
— Я не полный инвалид, — резко сказал он.
...38...
Он схватил ее за плечо. Его пальцы вцепились в нее, но она знала, что он даже не осознает этого.
— Пошли, Конни.
...39...
Обеспокоенный ее колебаниями, он оттолкнул ее от лифта. Она покачнулась, едва не упав, но он подхватил ее.
Когда они бежали по темному коридору, она услышала, что двери лифта открылись позади них.
* * *Когда Боллинджер вышел из кабины лифта, он увидел двух людей, убегавших от него. Они казались призрачными фигурами, неясно вырисовывавшимися на фоне отблеска красного света аварийного выхода в конце коридора.
Харрис и женщина? Он удивился. Они почувствовали опасность? Неужели они поняли, кто я? Как они узнали?
— Мистер Харрис? — позвал Боллинджер.
Они остановились, пробежав две трети коридора, напротив открытой двери в офис Харриса. Они повернулись лицом к нему, но он не мог разглядеть их лиц в красном свете, разливавшемся за их спинами.
— Мистер Харрис, это вы?
— Кто вы?
— Полиция, — произнес Боллинджер. Он сделал шаг в их сторону, затем другой. Двигаясь, он достал бумажник с эмблемой из внутреннего кармана пальто. Из кабины лифта падал свет. Он знал, что они могут видеть больше, чем он.
— Не приближайтесь, — сказал Харрис.
Боллинджер остановился:
— Что случилось?
— Я не хочу, чтобы вы приближались.
— Почему?
— Мы не знаем, кто вы.
— Я детектив, Фрэнк Боллинджер. Мы договорились о встрече на половину девятого. Помните? — Шаг... еще шаг...
— Как вы сюда поднялись? — Голос Харриса звучал резко.
«Он испуган до смерти», — подумал Боллинджер. Улыбнувшись, он произнес:
— Эй! Что с вами происходит? Почему вы так встревожены? Вы ждали меня. — Боллинджер приближался медленно, легкими шагами, точно боясь спугнуть животных.
— Как вы поднялись? — повторил Харрис. — Лифты не работают.
— Вы ошибаетесь, я поднялся на лифте. — Он держал свою эмблему перед собой в левой руке, вытянув ее, и надеялся, что свет из лифта упадет на золотое тиснение. Он сократил почти на пятую часть расстояние между ними.
— Телефоны не работают, — сказал Харрис.
— Да? — ...Шаг... шаг...
Он опустил правую руку в карман пальто и стиснул рукоятку пистолета.
* * *Конни не могла отвести глаз от громадной фигуры, медленно приближавшейся к ним. Она тихо обратилась к Грэхему:
— Помнишь, что ты сказал в программе Прайна?
— Что? — Его голос сломался.
«Не позволяй страху захватить тебя, — молила она. — Не сломайся и не оставь меня разбираться с ним одну». Она прошептала:
— В своем видении ты сказал, что полиция хорошо знает убийцу.
— Ну и что из этого?
— Может быть, Мясник — полицейский?
— Боже мой, это действительно так!
Он говорил так тихо, что она едва слышала его. Боллинджер продолжал приближаться. Огромный человек, похожий на медведя. Его лицо находилось в тени. Он практически наполовину сократил дистанцию между ними.
— Оставайтесь там, — сказал Грэхем. Но в его голосе не было ни силы, ни уверенности.
Однако Боллинджер остановился:
— Мистер Харрис, вы ведете себя очень странно. Я полицейский. Вы знаете... вы ведете себя так, словно вы сделали что-то и хотели бы скрыть это от меня. — Он сделал шаг, другой, третий.
— Лестница? — спросила Конни.
— Нет, — ответил Грэхем. — У нас мало шансов. С моей хромой ногой он в один момент схватит нас.
— Мистер Харрис, — произнес Боллинджер, — о чем вы там разговариваете? Пожалуйста, не шепчитесь.
— Тогда куда?
— В офис.
Он слегка подтолкнул ее, и они быстро проскочили в помещение издательства Харриса, захлопнули и заперли дверь приемной.
Секундой позже Боллинджер пытался выбить дверь плечом. Дверной косяк дрожал. Он яростно дергал за ручку.
— У него, наверное, есть оружие, — произнесла Конни. — Он ворвется сюда рано или поздно.
Грэхем кивнул:
— Я знаю.
Часть третья
Пятница, 20.30 — 22.30
22
Айра Предуцки припарковал автомобиль в конце ряда из трех патрульных машин и двух не оборудованных сигнализацией полицейских седанов, которые заняли половину улицы с двухрядным движением. Ни в одном из пяти автомобилей никого не было, но двигатели работали и сирены были включены. Три бело-голубые машины были оборудованы красными вращающимися маяками. Предуцки вышел из автомобиля и запер его.
Небольшой слой снега придавал улице чистый, привлекательный вид. Подходя к жилому дому, Предуцки шаркал ногами по тротуару, поднимая перед собой облако белых снежинок. Ветер дул в спину, и холодные снежинки попадали ему за воротник. Он вспомнил тот февраль, когда ему было четыре года и его семья переехала в Нью-Йорк, где он впервые увидел снежную пургу.
Патрульный в форме, приблизительно тридцати трех лет, стоял на крыльце жилого дома.
— Тяжелая работенка у тебя сегодня вечером, — сказал Предуцки.
— Я так не думаю, я люблю снег.
— Вот так, и я тоже.
— Кроме того, — заметил патрульный, — лучше стоять здесь на холоде, чем там наверху, среди крови.
В комнате стоял запах крови, испражнений и рассыпанной пудры.
Убитая женщина лежала на полу, около кровати, пальцы были согнуты, как когти. Ее глаза были широко открыты.
