Тесс Герритсен - Химера
Обратный отсчет. Старт. Все смотрели в небо, когда «Апогей I» взмыл вверх и превратился в яркую точку.
Затем вспышка — и все было кончено.
После всего этого брат не сказал почти ничего, лишь несколько слов соболезнования. Но Гордон есть Гордон. Так было всегда: если Салливан терпел поражение — а случалось это довольно часто, — Гордон только грустно и разочарованно качал головой. Старший брат, благоразумный и надежный сын, Горди сумел дослужиться до командира шаттла.
Салливан так и не попал в отряд астронавтов. Он тоже был летчиком и аэрокосмическим инженером, но ему не везло. Стоило ему забраться в кабину пилота — и тут же происходило либо замыкание, либо разрыв на линии. Он частенько подумывал о том, чтобы написать себе на лбу: «Я не виноват», потому что чаще всего в неудачах не было его вины. Но Гордон так не считал. У него все всегда было в порядке. Старший брат полагал, что понятие «невезение» служит отговоркой для неумех.
— Почему бы не позвонить ему? — спросила Бриджит.
Салливан поднял взгляд. Она стояла у его стола, скрестив руки, словно рассерженная училка.
— Кому? — удивился он.
— Брату, кому еще? Скажи, что мы запускаем второй опытный образец. Пригласи его посмотреть. Может, он приведет с собой кого-нибудь из НАСА.
— Я не хочу никого из НАСА.
— Салли, если мы произведем на них впечатление, наша компания заживет иначе.
— Как в прошлый раз, да?
— Нам просто не повезло. Но теперь мы все исправили.
— Нам может не повезти и во второй раз.
— Ты ведь собираешься убить нас, сам-то понимаешь? — она поставила перед ним телефон. — Звони Гордону. Если уж бросать кости, то надо идти ва-банк.
Салливан уставился на телефон, думая об «Апогее I». О том, как давние мечты могут разрушиться в одно мгновение.
— Салли?
— Забудь об этом, — возразил он. — У брата есть дела и поважней, зачем ему тратить время с неудачниками?
И он швырнул газету в мусорную корзину.
26 июля НА БОРТУ «АТЛАНТИСА»— Эй, Уотсон, — крикнул на среднюю палубу командир Вэнс. — Иди взгляни на свой новый дом.
Эмма всплыла по лестнице и вынырнула в кабине экипажа, за спиной у Вэнса. Бросив взгляд в иллюминаторы, она чуть не задохнулась от изумления. Эмма впервые видела космическую станцию так близко. Во время ее первого полета два с половиной года назад состыковки с МКС не было — они смотрели на станцию издалека.
— Она красавица, правда? — сказал Вэнс.
— Я никогда не видела ничего прекрасней, — тихо призналась Эмма.
И это соответствовало действительности. МКС со своими огромными солнечными батареями, развертывающимися из массивной основной фермы, выглядела как парящий в небесах волшебный корабль. Для того чтобы доставить в космос комплектующие, созданные в шестнадцати странах, потребовалось сорок пять запусков, а еще пять лет ее собирали часть за частью прямо на орбите. Эта станция — не просто чудо инженерии, она символ того, что может достигнуть человек, когда он складывает оружие и обращает взор к небу.
— Не грех вложиться в такую недвижимость, — проговорил Вэнс. — Я бы сказал, что из окон этой квартирки открывается неплохой вид.
— Мы точно на радиус-векторе, — сообщил пилот челнока Девитт. — Отличный полет.
Когда шаттл приблизился к стыковочному модулю МКС, Вэнс оставил место командира и закрепился у верхнего иллюминатора кабины экипажа, чтобы внимательно все рассмотреть. Эта фаза требовала самого точного расчета в сложном процессе стыковки. «Атлантис» был запущен на более низкую орбиту, чем МКС, и последние два дня играл с космической станцией в догонялки. Они приближались к ней снизу, используя двигатели реактивной системы управления, чтобы точно настроить их положения для стыковки. Эмма слышала звуки реактивных двигателей, когда они пришли в действие, и почувствовала, что корабль задрожал.
— Смотрите, — заметил Девитт. — Вот эту солнечную батарею в прошлом месяце немного пробило.
Пилот указал на одну из панелей солнечных батарей с зияющей дырой. Одна из неизбежных опасностей космоса в постоянном дожде из метеоритов и мусора, созданного человеком. Даже крошечный осколок может оказаться разрушительным снарядом, если его скорость составляет тысячи километров в час.
Когда шаттл подобрался ближе и станция закрыла иллюминатор, Эмму переполнили такой благоговейный трепет и гордость, что на глаза вдруг навернулись слезы. «Дом, — подумала она. — Я приехала домой».
Люк шлюза распахнулся, и широкое темнокожее лицо улыбнулось им с другого конца тамбура, соединявшего «Атлантис» с МКС.
— Они привезли апельсины! — крикнул своим товарищам Лютер Эймс. — Я чувствую их запах!
— Служба доставки НАСА, — невозмутимо объявил командир Вэнс. — Ваш заказ прибыл.
С нейлоновой сеткой фруктов Вэнс поплыл через шлюз в космическую станцию.
Это была идеальная стыковка. И корабль, и станция двигались над землей со скоростью 28 000 километров в час. Вэнс приближался к МКС на осторожной скорости в пять сантиметров в секунду, пристраивая стыковочный модуль «Атлантиса» к порту МКС так, чтобы стыковка была надежной и плотной.
Теперь люки были открыты и экипаж «Атлантиса» один за другим перешел на космическую станцию, где его встретили рукопожатиями, объятиями и радушными улыбками; ведь астронавты на станции больше месяца не видели новых лиц. Узел был слишком мал, чтобы вместить тринадцать человек, и экипажи быстро рассредоточились по соседним модулям.
Эмма была пятым астронавтом, перешедшим из корабля на станцию. Она высунулась из тамбура и вдохнула смесь ароматов: несколько кисловатый запах людей, которые слишком много времени провели в замкнутом пространстве. Первым Эмму приветствовал Лютер Эймс, ее старый друг еще по подготовке астронавтов.
— Доктор Уотсон, я полагаю! — пробасил Лютер, обнимая ее. — Добро пожаловать на борт. Чем больше дам на борту, тем веселей.
— Эй, ты же знаешь, что я не дама.
Он подмигнул.
— А мы никому не скажем.
Лютер был всегда исполнен энергии, его жизнелюбие озаряло все вокруг. Все любили Лютера, потому что Лютер любил всех. Эмма порадовалась, что он на борту.
Когда, обернувшись, она увидела остальных членов экипажа станции, она обрадовалась присутствию Лютера еще больше. Сначала Эмма пожала руку Майклу Григгсу, командиру МКС, его приветствие было вежливым, но почти военным. Англичанка Диана Эстес, астронавт ЕКА,[16] была не особенно радушной. Она улыбнулась, но взгляд ее голубых глаз оставался ледяным. Холодным и отстраненным.
Эмма повернулась к следующему члену экипажа, россиянину Николаю Руденко, который находился на МКС дольше остальных, почти пять месяцев. Освещение модуля, казалось, стерло краску с его лица, сделав его таким же тусклым, как тронутая сединой щетина его бороды. Когда они пожали друг другу руки, Николай едва взглянул ей в глаза. «Этому человеку надо домой, — подумала Эмма. — Он подавленный. И усталый».
Затем Кеничи Хираи, астронавт из Национального космического агентства Японии, выплыл вперед и поздоровался с ней. Он, по крайней мере, улыбался, и его рукопожатие было крепким. Запинаясь, он произнес приветствие и быстро удалился.
Вскоре модуль опустел, остальные члены экипажей рассредоточились по другим частям станции. Эмма осталась наедине с Биллом Ханингом.
Дебби Ханинг умерла три дня назад. «Атлантис» должен был отвезти Билла домой, но не в больницу, а на похороны. Эмма подплыла к Биллу.
— Соболезную, — тихо проговорила она. — Мне очень жаль.
Он кивнул и отвернулся.
— Странно, — сказал он. — Мы всегда думали: если что-то и случится, то только со мной. Я ведь главный герой в семье. Я ведь рискую. Нам никогда даже в голову не приходило, что это случится с ней…
Билл глубоко вздохнул. Эмма видела, что он изо всех сил старается сохранить самообладание, и знала: сейчас не время для сочувствия. Даже легкое прикосновение может нарушить его хрупкую сдержанность.
— Ну, Уотсон, — наконец произнес он. — Полагаю, именно я должен показать тебе оснастку. Раз уж ты взваливаешь на себя мою ношу.
Она кивнула.
— Как только сможешь, Билл.
— Тогда давай сейчас. Мне многое нужно тебе рассказать, а времени мало.
Эмма была знакома с планом станции, но при первом взгляде на внутренности МКС у нее закружилась голова. В условиях орбитальной невесомости нет ни верха, ни низа, ни пола, ни потолка. Любая поверхность — полноценная рабочая область, а если слишком быстро поворачиваться, мгновенно теряешь ориентацию в пространстве. Поэтому, да еще из-за приступов тошноты, Эмме приходилось двигаться медленно, а поворачиваясь, сосредоточивать взгляд на какой-нибудь одной точке.
