Избранные детективы серии "Высшая лига детектива". Компиляция. Книги 1-14 (СИ) - Уайт Лорет Энн
– Шевелись. Пошла, пошла! Заодно пройдемся по лесу, где вам с Милой так нравилось играть.
При звуке имени сестры Энджи будто пронзило током. Она впилась в Каганова взглядом, а сама очень медленно повела руку за спину, к заднему карману джинсов.
– Не трудись, – усмехнулся Каганов. – Телефон я забрал. И ножик твой тоже.
Когда он повернулся боком, Энджи успела заметить его собственный нож – огромный, охотничий, в футляре на ремне.
Чуть наклонившись, Каганов взял ее повыше локтя и рывком поднял на ноги. Энджи зашипела от боли, на глазах выступили слезы, но удержалась от крика. Теперь она действительно почувствовала запах Каганова: так добыча помнит запах хищника. Этого запаха она страшно боялась ребенком. Каганов толкнул ее к двери – той самой, которую Алекс научил Энджи открывать волшебным ключом, – и пленница, спотыкаясь, пошла к выходу. Сейчас у нее не было ни ключа, ни специального слова, чтобы вернуться «домой», в уютную гостиную Алекса.
Каганов распахнул дверь, и Энджи, ослепленная дневным светом, заморгала, силясь что-нибудь рассмотреть.
– Пошла, – услышала она и почувствовала ощутимый толчок стволом в поясницу. – Топай вот по тропе.
Энджи старалась нащупывать ногами дорогу, но споткнулась и едва не упала на четвереньки. Отдышавшись, она собралась и снова пошла по неровной, извилистой тропке. Когда они углубились в лес, почва под ногами стала пружинистой от мха. В небе рокотал мотор самолета, и Энджи, прищурившись, засмотрелась в небо. Маленький самолет с поплавками и пропеллерами пролетел в тускло-белой вышине и исчез за верхушками деревьев: ему безразлично, что творится на земле.
Тропа вела в рощу старых кедров, уносившихся в небо, с низко свисающими ветвями и потрескавшейся красноватой корой на толстых, в несколько обхватов, стволах. Мох и цветные лишайники росли на камнях. Энджи остановилась – из чащи послышался женский голос, певший: «Черные ягодки, маленькие ягодки… Жили-были два котенка…»
Кроны кедров над головой уносились ввысь. Ветви шелестели. Да, это то самое место – заветная поляна ее и Милы.
Послышался детский смех. Энджи как ужаленная обернулась на звук. В тенях под кедрами мелькнуло светящееся розовое пятнышко. Девочка была уже здесь, прячась за толстым стволом и шаловливо выглядывая – длинные рыжие волосики свешивались к земле. Она улыбалась.
– Мила? – прошептала Энджи, протянув руку к ребенку, но девочка сразу нырнула обратно за дерево и беззвучно исчезла в чаще.
Каганов засмеялся.
– Да, Сёма вас сюда приводил поиграть.
«Разговори его. Физически мне его не одолеть. Оружия у меня нет. Надо использовать ум – забыть о дурноте и собраться. Обмануть его. Выиграть время, пока я не придумаю план».
Энджи развернулась к Каганову. Он возвышался над ней, как гора, но Паллорино старалась не смотреть на пистолет, направленный ей в грудь, и на устрашающих размеров нож на ремне. Глядя Оли в глаза, она спросила:
– А кто вам Сёма?
«У моего папаши огромное эго. Он привел меня сюда, чтобы я впечатлилась, прониклась и испугалась. Нарциссист, которому только дай покрасоваться. Нужно сыграть на его эго».
– Двоюродный брат из «маленькой Одессы», – скривился Каганов. – Съездив в Кельвин, ты подписала ему смертный приговор. И Белкину тоже.
– В смысле?
Оли нехотя дернул плечом:
– Пришлось их убрать. Надо подбирать партачки, раз уж ты сунула нос…
– Они мертвы?!
Медленная улыбка растянула губы Каганова. Негодяю нравится удивлять своей ловкостью. Давай, Энджи, сыграй на этом.
– Но как вам это удалось?
– У меня везде свои люди.
– Это через свои контакты вы узнали, что я приезжала к Сёме и Майло?
– Нет, Сёма мне сам признался. Я же за его семьей присматриваю, вот он и позвонил, хоть и понимал, что его придется убрать. И тебя тоже. Вот как этот дурак заботился о своих!
– Так это вы приказали убить Стирлинга Харрисона и его жену? – осенило Энджи. – Я-то думала, это чтобы Сёму досрочно выпустили, но ведь комиссия решила бы, что он по-прежнему представляет угрозу обществу! Вам было нужно, чтобы Сёма оставался в тюрьме?
Каганов хмыкнул.
– И он, и Майло. Они много мутили, когда я расширял бизнес, вот я и отправил их на «курорт» для примера остальным.
– А чего они мутили?
Пускай говорит, он явно соскучился по аудитории.
– Майло просто дурак – это само по себе риск, а Сёма слишком мягок. – Лицо Каганова помрачнело. – Втюрился в Ану, вас баловал. Подарил вам эти кроссовки треклятые – одну вон на берег выбросило. Прежде чем представилась возможность подставить Сёму с партией героина, я заставил его смотреть, что я сделал с Милой и твоей матерью. Потому что это его вина. Это из-за него мне пришлось убить Ану и Милу. Из-за него я потерял большие деньги.
Ненависть угрожала затуманить рассудок Энджи. Знакомая ярость палила ее изнутри.
Сосредоточься. Сорваться сейчас – непозволительная роскошь.
– Сёма потом всю жизнь терзался из-за смерти Милы и Аны. Наверное, поэтому свою Милой назвал, когда родил… Ладно, хватит болтать. Двигай дальше.
– Если бы те наркотики продать на улицах, это принесло бы не один миллион. Нехило вы раскошелились, чтобы отправить кузена за решетку!
– А я получил наводку от двойного агента, что полиция уже пронюхала о той партии. Товар все равно что пропал. Поэтому вместо других я отправил на дело Майло и Сёму. Шевелись!
– Нет, – отрезала Энджи, сжав кулаки. Ясность в голове стала хрустальной, ум работал быстро и остро. Краем глаза она заметила разные тропинки, уводящие в чащу, – возможные пути к бегству. – Сперва скажите, что произошло тогда у больницы и собора. Почему Сёма и Майло допустили наше бегство? Каким образом это их-то вина?
Каганов облизал губы.
– Да ладно, Оли, чего уж там! – Имя биологического отца оставило на языке тухлый вкус. – Вы меня в такую даль тащили, небось потратились, так чего сейчас все комкать? Почему не рассказать мне перед смертью о той рождественской ночи?
Каганов шумно вздохнул, но в уголках рта появился намек на улыбку.
– Сёма, Майло и еще один мужик, Ивански, должны были сторожить тебя, Милу, Ану и еще двоих. Вас держали на городской квартире, ожидая сигнала от человечка в порту, чтобы сажать вас на корабль…
– На какой? – перебила Энджи.
– А который отвез бы вас в Саудовскую Аравию. Я продал вас тамошнему принцу в его гарем за баснословные деньги. Он хотел, чтобы вас с Милой готовили с самого нежного возраста, а Ану я добавил от себя в качестве дуэньи. Пока вы сидели в квартире в ожидании сигнала, эти козлы упились по случаю Рождества, и у них кончилась водка. Твоя мать не упустила возможности и подошла к Сёме, который не мог перед ней устоять. Ну, вот не мог, и все!
– Наверное, любил ее?
Лицо Каганова потемнело, глаза стали ледяными – перед Энджи стоял викинг-убийца. Однако он не ответил, что подсказывало – Энджи не ошиблась. Она давно догадалась, за что наказали Семена, почему ее отец сдал полиции крупную партию наркотиков. Почему заставил Загорского смотреть, как он убивает Милу и Ану.
– Ана предложила Сёме съездить за выпивкой. Парни уже давно сидели в квартире, одурели от скуки, и Сёма согласился. Когда он ушел, Ана закрыла дверь на задвижку, притворилась пьяной, напоила Ивански и Майло оставшейся водкой и предложила им себя. Она дала обоим, а когда парни заснули, схватила вас с Милой в охапку и сбежала.
«Семя на ее фиолетовом кардигане. Не было времени надевать кроссовки, поэтому она и несла меня на бедре, когда нас заметила старая китаянка из «Розовой жемчужины»».
– А как же две другие женщины, которые, вы говорите, тоже были в квартире?
– А они в соседней комнате лежали, обдолбанные в доску. Ничего не соображали.
– За нами побежали Майло и Ивански?
– К полуночи Сёма вернулся в фургоне и увидел, как Майло и Ивански бегут за вами через дорогу. Он услышал выстрелы и увидел, как Ана дерется с Майло, пытаясь посадить вас с сестрой в бэби-бокс. Майло порезал твое лицо, когда пытался заколоть Ану. Он знал, что вы самый ценный товар – Ану было не жалко, но она отбила его руку, и лезвие задело тебе лицо. Она сунула тебя в бокс, Сема подъехал к концу переулка, и тут зазвонили колокола, начали выходить люди. Майло и Ивански схватили Ану и твою сестру и побежали в фургон, а ты… – он поцокал языком и снова потянулся к шраму Энджи, – ты осталась в бэби-боксе. Правда, с отметиной.
