Джон Гришем - Камера
— Завтра познакомимся.
— То есть ты все ему расскажешь?
— Естественно. Я все ему расскажу. Не веришь, да? Не укладывается в голове, что я готов разворошить кучу грязного белья?
Сжимая в ладонях стакан, Ли медленно покачала головой.
— Это убьет его, — прошептала она.
— Нет. Неужели тебя волнуют его проблемы?
— Волнуют.
— Вот как? Когда ты в последний раз видела Сэма?
— Не начинай, Адам. Ты не поймешь меня.
— Справедливо. Но в таком случае объясни. Я хочу тебя понять.
— Нам лучше поговорить о чем-то другом, милый. Сейчас я не в состоянии. Чуть позже.
— Нет.
— Обещаю. Мне не хватает духа. Я думала, мы посидим и просто посплетничаем.
— Извини, Ли. Я устал от сплетен и секретов. Я лишен прошлого — отец предусмотрительно стер его. А ведь я должен знать, насколько оно было неприглядным.
— Оно было ужасным, — неслышно выдохнула тетя.
— О'кей. Но я уже не маленький, выдержу. Отец, так сказать, от этой задачи самоустранился. Боюсь, кроме тебя, разрешить ее некому.
— Дай мне время.
— Его нет, Ли. Завтра я увижусь с дедом. — Адам в один глоток осушил стакан, рукавом рубашки вытер губы. — Двадцать три года назад «Ньюсуик» писал о том, что отец Сэма тоже входил в Клан. Это правда?
— Правда. Твой прадед состоял членом Ку-клукс-клана.
— Так же, как и его братья?
— Почти все семейство.
— А еще, упоминала статья, жители округа Форд знали, что в начале пятидесятых Сэм Кэйхолл застрелил чернокожего и остался на свободе. Его даже не арестовали. Тоже правда?
— Какая сейчас разница, Адам? Тогда тебя еще на свете не было.
— Но факт имел место?
— Имел.
— И ты о нем знала?
— Я видела все своими глазами.
— Своими глазами?
Адам не мог в это поверить. С шумом выдохнув, он повернул голову к окну: с реки донесся протяжный гудок буксирного катера.
— Давай все-таки сменим тему, — умоляюще произнесла Ли.
— Ребенком, — задумчиво отозвался он, — я очень любил историю. Зачитывался книжками про первых поселенцев, про катившие на запад фургоны, ковбоев, «золотую лихорадку» и стычки с индейцами. В соседнем классе учился паренек, который утверждал, будто его прапрадед грабил поезда, а денежки прятал в Мексике. Мальчишка хотел собрать приятелей и ринуться на поиски зарытых где-то под кактусом сокровищ. Каждый понимал, что эти россказни — чистой воды фантазия, но играть с ним было здорово. Меня всегда интересовали мои предки, временами казалось, их не существует вовсе.
— А что говорил Эдди?
— Что все они давно мертвы, что занятия историей — пустая трата времени. Мать тянула меня за руку к себе и просила не задавать никаких вопросов, так как у отца может испортиться настроение и целый месяц он носа не покажет из своей комнаты. Почти все детство я проходил вокруг него на цыпочках. Уже значительно позже я начал понимать: отец был странным, глубоко несчастным человеком. Однако представить, что однажды он наложит на себя руки? Нет, этого я не мог.
Ли поднесла к губам стакан с остатками виски; негромко звякнули кубики льда.
— На самом деле все намного сложнее, Адам.
— Так когда же ты мне расскажешь?
Ли подлила в пустые стаканы чаю, Адам добавил каждому виски. Несколько минут оба молча следили за огоньками двигавшихся по Риверсайд-драйв машин.
— Ты была там, где держат смертников? — спросил он, по-прежнему глядя в окно.
— Нет.
— Сэм почти уже десять лет на Скамье, а ты ни разу к нему не съездила?
— Вскоре после приговора я написала ему письмо. Через полгода пришел ответ. Сэм не хотел, чтобы я увидела его таким, каким он стал. Я послала еще два письма, но больше не получила от него ни весточки.
— Прости.
— Не за что, Адам. Виновата я одна, и говорить об этом очень тяжело. Прошу, дай мне время.
— Я думаю провести в Мемфисе несколько месяцев.
— Оставайся здесь. Мы будем нужны друг другу. — Ли опустила в стакан указательный палец, неловко помешала напиток. — Ему ведь осталось совсем немного, да?
— По-видимому.
— Сколько?
— Два-три месяца. Срок апелляции почти вышел.
— Тогда зачем тебе?..
— Не знаю. Наверное, есть еще шанс. Попробую сделать что смогу — уповая на невозможное.
— Я стану молиться за вас обоих.
— Позволишь вопрос? — Адам взглянул ей прямо в глаза.
— Конечно.
— Ты живешь здесь одна? Я имею право спросить — если уж принимать твое приглашение.
— Одна. Муж обосновался в загородном доме.
— Тоже один? Мне просто любопытно.
— Временами один. Ему нравятся молодые двадцатилетние девчонки, сотрудницы его банков. Собираясь за город, я должна сначала позвонить. То же делает и он, когда едет сюда.
— Удобно. Кто разработал такие условия?
— Они сложились сами по себе. Мы ведь уже пятнадцать лет не живем вместе.
— Хорошенький брак.
— Во всяком случае, грамотный. Я беру у него деньги и не интересуюсь его личной жизнью. Время от времени мы рука об руку выходим в свет. Он счастлив.
— А ты?
— И я — за редкими исключениями.
— Но если он тебя обманывает, почему бы вам не развестись? Я готов представлять твои интересы.
— С разводом ничего не выйдет. Фелпс родом из старой, добропорядочной и отвратительно богатой семьи. Сливки мемфисского общества. В их среде приняты династические браки. В общем-то он должен был жениться на своей пятиюродной сестре, но вместо этого попал, видишь ли, под мои чары. Родители его всегда выступали категорически против такого мезальянса, и согласиться на развод означало бы для Фелпса признание их правоты. К тому же судебное разбирательство опозорило бы этих аристократов. Деньги мужа ни в коей мере не ограничивают мою независимость.
— Ты действительно его любила?
— О да. Мы и вправду любили друг друга. Были вынуждены бежать, чтобы сыграть свадьбу. В шестьдесят третьем перспектива брака между наследником гигантского состояния и безродной простушкой бросала вызов общественной морали. Его мать меня не замечала, мой отец жег кресты. Тогда Фелпс еще не знал, что его тесть является членом Клана. Я держала язык за зубами.
— Но все-таки он выяснил правду?
— Когда отца арестовали, я все рассказала. Фелпс поделился моими откровениями с родителями, и вскоре их огромная семья была в курсе. Но умение хранить чужие секреты у банкиров в крови. Пожалуй, это единственное, что роднит семейство Бут с Кэйхоллами.
— Выходит, о том, что ты дочь Сэма, известно очень немногим?
— Единицам. И меня это устраивает.
— Стыдно за…
— Да, черт побери! Да, я стыжусь своего отца! А кто бы на моем месте не стал? — В голосе Ли звучала горечь. — Не будь таким романтиком, Адам. По-твоему, смерти сейчас ждет беззащитный старичок?
— Я не считаю, что он должен умереть.
— Как и я. Но он отправил на тот свет кучу людей: сыновей Крамера, затем его самого, твоего отца и бог знает сколько еще других. Он должен до конца жизни сидеть за решеткой.
— Ты не испытываешь к Сэму никакого сочувствия?
— Почему же, накатывает. В иной день, когда ласково светит солнце, я думаю о нем, вспоминаю счастливые мгновения детства. Но мгновений таких — по пальцам пересчитать, Адам. Слишком много он принес горя мне и окружавшим. Он учил нас всех ненавидеть. С матерью он держал себя как скот. Как подонок.
— Так пусть с ним будет покончено.
— Этого я не говорила, Адам. Ты несправедлив. Я молюсь за него каждый день. Сколько тысяч раз я спрашивала небо: почему, ну почему мой отец превратился в зверя? Почему он не сидит благообразным старцем на крыльце, с трубкой в одной руке и стаканчиком виски в другой? Почему он стал куклуксклановцем, убившим ни в чем не повинных детишек и разрушившим собственную семью?
— Может быть, он не собирался их убивать?..
— Но ведь они мертвы, правда? Присяжные сказали, что это он их убил. Мальчиков разорвало на части, их и похоронили-то в одной могиле. Кому какое дело, собирался он их убивать или нет? Он там был, Адам.
— Важна любая деталь.
Резко поднявшись, Ли потянула его за руку.
— Иди сюда!
Она подвела Адама к самому краю круто уходившего вниз склона, откуда открывался вид на городские кварталы Мемфиса.
— Видишь здание с плоской крышей, ближайшее к нам, фасадом смотрит на реку?
— Да.
— В нем пятнадцать этажей. От правого верхнего угла отсчитай вниз шесть, ясно?
— Ясно.
— Теперь найди четвертое окно, оно освещено. Нашел?
— Да.
— А теперь догадайся: кто там живет?
— Откуда мне знать?
— Рут Крамер.
— Рут Крамер! Мать?
— Именно так.
— Ты с ней знакома?
— Однажды мы встретились совершенно случайно. Меня представили ей как Ли Бут, супругу известного в городе Фелпса Бута. Это была акция по сбору средств в пользу балетной труппы, если не ошибаюсь. Прежде я старалась избегать ее общества.
