Вячеслав Энсон - Эра беззакония
Он вернулся к машине, объехал забор по периметру и припарковался у главного входа. Машин на стоянке не было, и люди, лишь изредка, встречались на аллеях. Калмычков помнил дорогу. Каждый год, в родительскую субботу они с Валентиной приезжали сюда. Вот и знакомая оградка.
Две скромные плиты. Мама не любила роскоши. Когда схоронили отца, купила два одинаковых памятника. Так дешевле. Друзья отца выхлопотали участок на двоих. Папа умер в начале года, зимой. Мама ушла за ним осенью.
«Какое сегодня число?» Взглянул на календарь часов и ахнул: «Годовщина! Опять пропустил!» Сколько раз заставлял себя чтить эти скорбные даты, и всегда в суете забывал. «Прости меня, мама!»
Он поправил цветы (ее любимые хризантемы) и только тут заметил, что могилки аккуратно прибраны. Цветы свежие. В стопке у отцовского изголовья еще не выпита бомжами водка. «Валюта приходила…» – подумал он.
Жаль, что у них не сложилось таких отношений, как в родительской семье. Жаль…
За папой была работа. Все, чем полнился дом, от него. Квартира, «жигуль-шестерка», дача под Сестрорецком. Прочие следы материального благополучия. Старался, как мог. Мать никогда не лезла в его дела.
А мама создала саму их счастливую семью и держала ее на хрупких плечах. Медицински вылизанный быт. Порядок и место для каждой вещи. Вкусный ужин, уютные вечера. Ровные, доброжелательные отношения. И никаких ссор при ребенке!
Ребенок мыл посуду. Ненавидел процесс, но что еще мог внести в копилку семейного счастья? Бегал в гастроном. Помогал убирать. Но главной обязанностью оставалась учеба. Мать шутила: «Один ты у нас, кормилец, будешь в старости. Заканчивай хороший институт, чтобы взяли на хорошую работу. Мы привыкли жить в достатке. Дворником нас не прокормишь…»
Мама ленинградка. В двадцатые годы ее родители приехали большущей семьей из Бердичева. Она не застала блокаду, родилась после войны. Выучилась на врача-гинеколога и всю жизнь проработала в районной женской консультации.
А папа приезжий. Из Сибири. Они никогда не ездили на его родину, и Калмычков забыл, из какого отец города. Знал, что после срочной остался шоферить на стройке. В шестьдесят восьмом рабочие руки были нарасхват.
Никто не помнит: мама заставила отца закончить заочно институт, или сам он принял такое решение. Об этом всегда спорили на семейных застольях, как и о том, кто кого пригласил танцевать на новогоднем балу в ДК строителей, где они познакомились.
Образование пригодилось отцу. Умный и добросовестный, он не спеша поднимался по служебной лестнице и карьеру закончил начальником транспортного цеха одного из подразделений «Светланы». Что такое «Светлана» в семидесятых-восьмидесятых годах, никому в Ленинграде объяснять не надо. Маму его карьера не вдохновляла. «Слушал бы умных людей…» – ворчала изредка. Но отец бросал на нее строгий взгляд, и она умолкала. В конце концов, транспорт – прибыльное дело.
Колиным воспитанием занималась мама. Учила правильно вести себя на людях. Не выпячиваться. Соблюдать свой интерес. Он сначала не понимал, как это? Потихоньку освоил: думать надо, прежде чем говорить. Мама разрешала идти погулять, давала карманные деньги. Родительские собрания тоже посещала она. Отца не принято было тревожить по пустякам. И все же не мать заложила основы калмычковского мировоззрения.
Случилось это так. Пятый класс начался для Коли с неприятностей. Большие мальчишки: шести-семиклассники, распространили на него свой террор с вымоганием мелочи. Раньше обходилось, а в этом году прямо с первого сентября подвалили втроем и давай выворачивать карманы.
Он сопротивлялся, пытался вырваться, но справиться с тремя лбами, каждый из которых в одиночку легко побил бы его, не мог. Возня пацанам понравилась. Такой строптивый еще не попадался! Через пару недель они оставили в покое свои «вялые» жертвы, а на него объявили ежедневную охоту. Все меньше времени уделяли отбору денег. Поглумиться, повыкручивать руки. Или двое держат, а один бьет под дых.
Мать плакала, обрабатывая его синяки. Бегала в школу, называла фамилии вымогателей – ничего не менялось. Только били сильнее.
Отец терпел. И синяки, и материны упреки. Как-то вечером, перед сном, он присел на краешек Колиной кровати. «Почему они бьют тебя?» – спросил, поправляя одеяло. Коля пожал плечами. «Потому, что они сильнее. Остальное несущественно. И прекратить это можно, только став сильнее их. Если придумаешь как, начнут бояться и уважать».
Отец ушел, а Коля полночи ворочался. Все искал, но так и не нашел альтернативу отцовским словам. Бесполезным хламом ворочались в памяти наставления учительниц младших классов: «Пионер – всем ребятам пример… Честный, добрый, прилежный…» Мама тоже про доброту твердила: «Не делай людям того, что не хотел бы получить от них сам…» Умные все, слова говорят правильные. Это не их каждый день колотят. А что делать мальчишке? Серьезная задача для неполных двенадцати лет: не спрячешся, не убежишь, не договоришься… И Коля решил ее верно.
Днем, после школы, когда его, пробирающегося домой за гаражами, выследили и остановили трое мучителей, он окончательно согласился с отцом.
Поставил спокойно портфель, поднял с земли половинку кирпича и без слов опустил ее на голову предводителю шайки. Столько крови он еще не видел! Уже не владея собой, но стараясь все сделать без суеты, он поднял портфель и пошел своей дорогой. В прихожей, как только захлопнул дверь, его начал бить озноб. Опустился на пол, и сидел так, пока приступ рвоты не погнал в туалет.
Вечером они с отцом впервые узнали, как выглядит детская комната милиции. Коля односложно отвечал на вопросы, отец сурово молчал. Родители забинтованного семиклассника наперебой трещали о том, какое золотое у них дитя, и требовали посадить в колонию распоясавшегося хулигана Калмычкова. А хулиган, почти на голову меньше своей жертвы, в синяках и ссадинах, никак не вырастал в протоколе до требуемой величины и жестокости.
На первый раз Колю решили отпустить, хотя мать пострадавшего причитала и грозила неприятностями. Тогда Колин папа подошел к отцу семиклассника и громко сказал: «Еще раз ваш сын или его приятели хоть пальцем тронут моего Кольку!.. Приду к тебе домой и при твоей жене буду делать с тобой то, что вытворяли с моим сыном. Может, тогда поймете, кого вырастили…» Опять вопли, слезы.
Но больше ни разу, ни пальцем в этой школе его никто не тронул. Грозились поначалу: «За Петрова!..», но видно кишка тонка. Через полгода Коля спросил у отца: «Они, что – все такие трусливые?» «Почти все, сынок… – ответил отец. – Только часто их бывает слишком много».
Воспитывала Калмычкова мать, но человеком его сделал отец.
И юрфак университета одобрил. И решение пойти работать в милицию. Колиных мозгов хватило бы на учебу и на мехмате. В аттестате – пятерки, кроме нескольких четверок по гуманитарным. Но кем он станет после мехмата? Учителем математики? Тяги к науке нет. А в милиции дополнительные преимущества. Бонусы, как теперь говорят. Это понимали и в те годы.
Коля добросовестно выполнил свою часть семейных обязанностей. Мама тоже. А вот отец подкачал.
В середине восьмидесятых он стал понемногу меняться. Закрутились какие-то дела. Домой зачастили новые люди. В дорогих шмотках, с красивыми женщинами. Старые друзья незаметно рассеялись. Достаток в семье пугающе вырос, а счастье ушло. Отец стал задерживаться по ночам. Много пить.
Да, хуже всего пьянство. Мама этого вытерпеть не могла. Скандалили тихо, когда Коли не было дома, но к десятому классу вся их жизнь превратилась в скандал. Хоть домой не приходи.
Потом папу арестовали. ОБХСС распутывал сложное хозяйственное преступление. Следствие проходило на нескольких предприятиях, в органах городской власти, даже кое-кто из милиции попал под раздачу. Отца зацепили по мелочи, в общей куче, но для него это был удар.
Спасли перемены. Во власти началась грызня, сменились приоритеты. Дело, так шумно начатое, понемногу спустили на тормозах. Отсекли по кусочкам и городской, и милицейский след. Потом отстегнулись большие начальники, и до суда доплыла только самая мелкая рыба. Такая, как Колин отец.
Как они пережили суд, лучше не вспоминать. В то время еще стыдно было ходить сыном мошенника. Да и самого преступника мучила совесть, а совсем не страх наказания. Всю жизнь он старался быть порядочным человеком.
Слабое сердце отца еле выдержало приговор: «…оправдать за отсутствием состава…». И, отпущенный из-под стражи в зале суда, он поехал не с мамой домой, а на «скорой» в реанимацию, с обширным инфарктом. Еле выходили. Все оставшиеся ему семь лет он провел между реабилитацией после предыдущего инфаркта и ожиданием следующего. Бросил пить и работать, но прежним уже не стал. Корил себя за «светлановские» годы.
Отец умер в девяносто пятом. Калмычков думал, что не сможет жить. Через восемь месяцев за отцом тихо ушла мама, а он все живет. Запил на следующие полгода, но выправился, Валентина вытащила. Только жизнь ни на одно мгновение больше не казалась Калмычкову счастливой. Что-то умерло в нем вместе с родителями.
