Уильям Каглин - Доказательство умысла (в сокращении)
У меня округлились глаза:
— То есть дубинкой ему размахивать не впервой, так?
— Ага. И когда он, по-твоему, вышел?
— Говори.
— За три месяца до убийства Дианы Дэйн.
Я откинулся на спинку кресла и спросил:
— Какое имя он теперь носит?
Она бросила на стол большой блокнот. В центре страницы крупным, неряшливым почерком Лайзы было написано: «Блэр Дэйн».
— Дэйн, вот как? — сказал я, подняв взгляд на Лайзу. — То есть, если во время процесса мы постараемся представить его настоящим убийцей, сказать в свою защиту: «Господи, да я отродясь ни про каких Майлза и Диану Дэйн не слышал» — он не сможет.
Лайза улыбнулась во весь рот.
— Отличная работа, малыш, — сказал я. — Потрясающая. Теперь нам осталось только найти его.
На это у нее ушло еще три дня, по истечении которых Лайза, улыбаясь, вошла в мой кабинет:
— Получилось!
Мы немедля поехали туда, где, как полагала Лайза, сможем найти Блэра Дэйна, — в место, которое находилось в часе езды от Пикерэл-Пойнт на север, в фермерской глуши. И наконец, перевалив через невысокий холм, увидели посреди огромного поля большой, некрашеный, похожий на склад дом, сложенный из шлакоблоков. Окон у дома, похоже, не было, а дверь имелась только одна.
— Это что же, секта какая-то? — поинтересовался я.
— Трудно сказать, — ответила Лайза. — Они называют себя «Возрожденные братья Христовы». Все до одного мужчины, за исключением их начальницы, сестры Беатрисы. Она была католической монахиней, но покинула орден после какого-то скандала.
Я остановил машину, мы вышли из нее, постучались в дверь. Спустя недолгое время ее отворил мужчина в бесформенной одежде из коричневатой ткани домашней выделки. Мужчина был примерно моего возраста — под пятьдесят, с пронзительными синими глазами, седой, с короткой седой же бородкой. На груди у него красовалось большое ожерелье — крест, сделанный из скрепленных сваркой подковных гвоздей, — ноги босые.
— С добрым утром, — весело произнес я. — Мое имя Чарли Слоун, а это моя дочь Лайза. Мы ищем Блэра Дэйна.
— А я Джек, — приятно улыбнувшись, сказал мужчина. — Мы вас ждали.
Голос у него был мягкий, но в то же время властный. Он впустил нас в вестибюль со стенами из некрашеных бетонных плит.
— Будьте добры, снимите обувь. Сестра Беатриса готова уделить вам десять минут.
— Но мы приехали, чтобы повидаться с Блэром Дэйном, — сказал я.
— Разуйтесь, пожалуйста, — повторил он. Дружелюбно, но твердо.
С волками жить… Мы разулись, сунули обувь в большую деревянную стойку, набитую одинаковыми рабочими башмаками.
— Вот сюда, — сказал мужчина, поворачивая к лестнице из голых бетонных блоков.
Наверху обнаружилось просторное, смахивающее на барак помещение — без потолка, с балками, подпирающими крышу из гофрированной стали. Весь его пол покрывала большая соломенная циновка, какие встречаются в японских домах. На дальнем конце циновки сидела, скрестив ноги и читая книгу, маленькая женщина с седыми волосами. Когда мы приблизились к ней, она подняла на нас взгляд и сказала:
— Спасибо, Джек.
Джек, не промолвив ни слова, ушел вниз по лестнице.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — указала она на пол перед собой.
Лицо женщины покрывали морщины, ей можно было дать от шестидесяти пяти до восьмидесяти лет. Спокойные зеленые глаза, обрезанные «под горшок» волосы, одежда из того же серого домотканого полотна, что и у Джека.
Я, покряхтывая, опустился на пол.
Старуха едва приметно улыбнулась:
— Итак, вы приехали сюда по поводу сына Майлза Дэйна.
Я удивленно приподнял брови.
— Мы можем представляться вам, мистер Слоун, религиозными фанатиками, однако это не значит, что мы не читаем газет.
— Нет, меня удивила ваша осведомленность о том, что он — сын Майлза Дэйна. Как вы об этом узнали?
— Он сам сказал мне, когда пришел, чтобы поселиться здесь.
— А. Ну ладно, я не хочу отнимать у вас время, просто скажите мне, как найти Блэра.
Маленькая женщина бодро кивнула:
— Понятно. К сожалению, это невозможно.
— При всем уважении к вам, сестра, — сказал я, — это решать не вам.
— Совершенно верно. Я просто сообщила вам пожелание Блэра.
— Где он? — резко спросил я.
— Боюсь, я из тех чокнутых старух, которых очень трудно запугать. — Сестра Беатриса усмехнулась. — Позвольте рассказать вам немного о нашей общине. Когда я еще была служительницей церкви, мне приходилось работать в тюрьмах. И я заметила, что в жизни большинства встречающихся там молодых людей недостает дисциплины. Нет, дисциплина в тюрьмах существует, однако она основана на угрозе и наказании. Здесь же мы находим дисциплину в учении Иисуса Христа.
— Замечательно.
— Сарказм вам нисколько не поможет, мистер Слоун. — С лица у нее впервые сошла улыбка. Яркие зеленые глаза стали очень холодными. — Чтобы войти в нашу общину, нужно от многого отказаться. Насколько я понимаю, вы бывший алкоголик, мистер Слоун.
— Откуда вам это известно?
— Пожалуйста, мистер Слоун, будьте внимательнее. Я уже сказала вам, что читаю газеты. Чтобы избавиться от алкоголизма, вам пришлось сделать выбор — отказаться от определенных предлагаемых миром искушений. Надо полагать, в вашей личности присутствуют черты, которые позволили вам добиться успеха. Большинство этих мальчиков, — она обвела рукой ряд пустых коек, — такими чертами не обладают. Им, для того чтобы отречься от мира, требуется пастырь. Я и есть этот пастырь. Я не делаю выбор за них. Я просто предоставляю им подобие стада, в котором они могут жить, оставаясь защищенными — по существу, от самих себя.
— То есть вы защищаете Блэра от него самого?
— Блэр не глупец. Он осознал свои изъяны и пришел сюда, чтобы избавиться от них. А если избавиться от них не удастся, он останется здесь до самой смерти.
— Все это просто смешно, — сказал я. — Я пытаюсь уберечь невиновного человека от тюрьмы, в которую он может попасть по ложному обвинению. И считаю, что Блэр способен помочь мне в этом.
— Нет, мистер Слоун. На самом деле вы хотите предъявить присяжным правдоподобного альтернативного обвиняемого. Вы хотите унизить его, и я вам этого не позволю.
— Ага. То есть выбор все-таки делаете вы, а не он.
— В конечном счете не важно, кто его делает. Если Блэр возвратится в мир, то снова потеряет душу, и это так же верно, как то, что я сижу перед вами.
— Я могу вызвать его в суд повесткой.
Ее холодные зеленые глаза заглянули в мои:
— А я могу его спрятать.
— И сесть за это в тюрьму.
Она улыбнулась во весь рот:
— Оглянитесь вокруг, мистер Слоун. Я живу в доме из шлакоблоков, у меня нет ни семьи, ни уединения, ни маленьких радостей. И живу я здесь тринадцать лет. Вы действительно думаете, что перспектива провести несколько недель в кутузке способна меня напугать?
Понимая, что продвинуться мне никуда не удается, я решил сменить тактику и сказал:
— Простите, сестра. Мне не следовало давить на вас. Не могли бы вы по крайней мере рассказать о том, какое впечатление производит на вас Блэр. Что он за человек?
— Такой же, как большинство живущих здесь, — неблагополучный. Вырос без любви, в гнетущей обстановке. С трудом верит людям. Легко впадает в ярость. Но также очень умен и очень хорошо умеет выражать свои мысли — он знает себя лучше, чем большинство ваших головорезов.
Впервые за все это время заговорила Лайза:
— Как вы считаете, это он убил свою мать?
Сестра Беатриса покачала головой:
— Совершенно исключено.
— У нас есть очень убедительные доказательства того, что в ночь убийства он был в доме. Если Блэр не убийца, почему бы ему не пойти в полицию и не рассказать, что он там видел?
С секунду сестра Беатриса изучающе смотрела на мою дочь.
— Скажу вам совсем просто: этого не будет.
— У него имеется черный «линкольн», модель шестидесятых? — спросила Лайза.
Сестра Беатриса еще раз окинула ее изучающим взглядом:
— У меня есть старый «Континенталь». Временами я одалживаю эту машину Блэру.
— Ее задние дверцы открываются назад?
— По-моему, мы полностью прояснили наши с вами позиции, нет? — Старуха опустила взгляд на книгу, которую читала перед нашим приходом, и зашевелила губами.
— Сестра…
Продолжая глядеть в книгу, она сказала:
— Если я, подняв взгляд, увижу, что вы еще здесь, то попрошу моих мальчиков выставить вас. Подобное удовольствие выпадает им не часто, и они стараются выжать из него все до последней капли.
В машину мы вернулись с рекордной скоростью.
Нет, наверное, ничего печальнее и мрачнее, чем тюрьма в канун Рождества. Каждая ее стальная дверь с шелушащейся серой краской, каждая ржавая решетка, каждый неряшливый сварочный шов, каждый стык строительных блоков, из которого торчат клочья уплотнителя, каждая бетонная плита усиливают ощущение безнадежности и позора.
