Валери Стиверс - Кровь нынче в моде
Работа Сильвии в этом и заключается — носиться на машине по всему Лос-Анджелесу, покупая одежду и возвращая ее назад спустя неделю, иногда после того, как ее надевали в телестудии (шопинг-булимия!). Эти шоу не так престижны, как «Тэсти», и поэтому им не одалживают одежду в отделах по связям с общественностью известных брэндов. А магазины, естественно, относятся к подобной практике с подозрением, поэтому Сильвия всегда в напряжении, чувствуя себя преступницей и пытаясь отыскать магазины, в которых еще не побывала.
Однако она утверждает, что в этом есть и свои плюсы — напряженная работа и вся эта суета заставили ее похудеть. Поскольку в школе она всегда была книжным червем и к тому же пышкой, мне трудно представить ее похудевшей до шестого размера.
— Как там Нико? — спрашиваю я, имея в виду ее сумасшедшую начальницу.
— Сегодня утром она заставила меня намазать ей спину кремом для увядающей кожи. А потом предложила познакомиться с ее младшим братом.
Нико довольно странная особа.
— Ты собираешься пойти с ним куда-нибудь?
— Ох… — Сильвия умолкает. Я слышу, как сигналят машины. — Боюсь, что мне этого не избежать, но надеюсь, она забудет о своем предложении.
Сильвия ненавидит свидания.
Я вижу, как Аннабел общается с кучкой людей, среди которых Кристен Дрейн, руководитель отдела моды, которую прежде я видела только спящей. Неохотно заканчиваю разговор с Сильвией и приближаюсь к этой группе.
— Ты ведь работаешь на Алексу, верно? — спрашивает меня женщина с вьющимися коричневыми волосами и искусственными веснушками.
Теперь, рассмотрев ее вблизи, я убеждаюсь в том, что они нарисованные.
— Я слышала, как она орала на тебя сегодня утром.
— Из-за этого ты плакала сегодня в туалете? — спрашивает Аннабел.
— Мы не знакомы, — говорю я, пытаясь сменить тему. — Кейт Макэллистон.
— А я — Ноа Чайлдс, редактор отдела «Красота».
— Приятно познакомиться, Ноа. — Держу пари, что когда Алекса запрещала мне общаться с кем-либо из редакторов до конца лета, она имела в виду и вечеринки в том числе. — Алекса тоже будет здесь сегодня, да?
— Думаю, да, — отвечает Кристен. — Алекса не пропустит ни одного открытия, даже если это обувная коробка.
У Кристен раскосые дикие голубые глаза, короткий нос и превосходная осанка. Она курит. Я потрясена тем, что она так непочтительно отзывается о своей сослуживице в присутствии молодого специалиста, то есть меня. Злословие тут, кажется, в чести.
Кристен продолжает:
— Даже Лиллиан нарисуется, вот увидишь. Здесь будут раздавать антицеллюлитный «Крем де ла Мер» в придачу к джинсам.
— У Лиллиан целлюлит? — изумляется Ноа, явно обрадовавшись.
— Я не проверяла этого лично, дорогая, — ухмыляется Кристен. — Но ты, вероятно, заметила, что она просто одержима продукцией этой серии и продолжает расширять твой отдел за счет моего.
— Так почему же ты плакала? Что так взбесило Алексу? — Теперь Ноа пытается сменить тему.
— Лиллиан хотела, чтобы я отвечала на ее телефонные звонки, пока ее секретарша обедает, — неохотно отвечаю я. — А Алекса опасалась, что я там все перепутаю и у нее будут неприятности.
Все, открыв рот, смотрят на меня.
— Лиллиан разговаривала с тобой? — И она не уволила тебя?
— О чем она говорила с тобой?
— Да так, ни о чем. Просто сказала, что чувствует себя очень старой.
Все обмениваются многозначительными взглядами.
— Мама Кейт — Эва Макэллистон, создательница «Эва фор Эва», — ляпнула Аннабел ни с того ни с сего.
Кристен фыркает и дымит сигаретой.
— Это платье от Эвы Макэллистон? — спрашивает она. — То-то оно мне показалось знакомым.
— О, мой Бог! Мне так нравилась «Эва фор Эва», — восклицает Ноа. — В свое первое лето в Нью-Йорке я каждый день ходила в одном из ее платьев! — Она ласково смотрит на меня.
Я лихорадочно соображаю. Хватаю еще один бокал белого вина с проносимого мимо подноса и делаю большой глоток. Я и понятия не имела, что Эва настолько популярна. Единственная причина, которую назвали мне, чтобы объяснить ее депрессию, — это то, что ее последняя коллекция была неудачной. Если же у нее было так много поклонниц, наверняка она могла бы прийти в норму после одной-то неудачи.
— Ты знаешь, что Джину Джантору нравился дизайн твоей мамы? — спрашивает Аннабел.
— Я не знаю, кто это, — сознаюсь я и ожидаю града насмешек.
— Я писала доклад о нем. Он был главным редактором британского «Вог» в течение тридцати пяти лет и, как общеизвестно, единственным настоящим мужчиной в моде. Он одновременно был настоящим волшебником моды и настоящим кошмаром. Джин обладал величайшим в мире чувством стиля. — Я узнала, что Эва была одной из любимых восходящих звезд Джина Джантора в последние годы его «царствования».
Очевидно, моя мама имела обыкновение показываться на людях с Ле Джантором, как назвала его Аннабел.
— После того как ты сказала мне, что она твоя мать, я залезла в «Гугл» и нашла там фотографию, на которой они вместе в баре на улице Бауэри. Я скину ее тебе.
Я больше не хочу находиться тут. Не хочу говорить об этом. Я хочу только одного — чтобы они замолчали. Это как удар ботинком в живот — слушать о тайной жизни Эвы в Нью-Йорке и ее похождениях с каким-то чудо-парнем, вместо того чтобы быть дома с моим папой. Я удивляюсь тому, что мне до сих пор больно. Эва ушла так давно, что эта рана должна была бы давно зарубцеваться. Однако, услышав эту новость о ней — пусть это даже только фото, которое я никогда не видела, — я чувствую, как мои старые раны закровоточили.
Мои сослуживицы приближаются ко мне, а я инстинктивно отодвигаюсь. Наконец ударяюсь спиной о стеклянную стену, отделяющую террасу от внутреннего помещения бара. Я, конечно, рада, что они внезапно все стали такими милыми, но говорить о моей маме — это уж слишком. Я допиваю остатки вина и, извинившись, ухожу.
Протискиваясь сквозь теперь уже достаточно плотную толпу, я замечаю суматоху у двери — громкие восклицания, фотовспышки. На пороге на секунду задерживается стройная элегантная женщина в платье из черной тафты, с открытыми плечами, которое по-викториански украшено кружевами и в то же время достаточно строгое. Уверена, что оно стоит больше, чем автомобиль моего отца. Блестящие черные волосы обрамляют совершенное лицо: Лиллиан Холл. Позади нее Алекса, купающаяся в лучах отраженной славы.
Если Алекса узнает, что я явилась на эту вечеринку, она меня убьет. Я ныряю в толпу и двигаюсь в противоположном направлении.
Наталкиваюсь на Рико.
— Котенок! — Он делает вид, что целует меня в обе щеки.
— Привет, Рико! — Рико выглядит совсем не столь бесподобно, как накануне вечером. Спортивный стиль, безусловно, очень моден сейчас, но впечатление такое, что он только что с тренировки.
— Не смотри на меня так, мисс Мак.
— Извини. Это «Стелла для мужчин»? — Я называю самую тенденциозную марку спортивной одежды, которая пришла мне в голову.
— Нет. Это «Рико был в «Эквиноксе»,[13] когда вспомнил о вечеринке в «Саксе» и решил прийти!». — Он смотрит куда-то поверх моего плеча.
— Привет!
К нам подходит Джеймс, держа в руках пиво и фужер шампанского. На шее у него болтается камера.
— Привет, Кейт, — здоровается он. — Ваше высочество. — Он вручает фужер Рико. — Шампанского в бесплатном баре нет, поэтому мне пришлось заплатить за него.
— О, почему мне тебя не жалко? — Рико жадно осушает бокал и возвращает его Джеймсу. — Я немножко обезводился, дорогой, поскольку отрабатывал свой долг и вообще. Почему бы тебе не принести мне еще один?
Джеймс удивительно покорно снова идет к бару. С неудовольствием я замечаю парочку девушек, наблюдающих за ним. Рико резюмирует:
— Так вот, Кейт, на этой вечеринке есть все — кокс, девочки, мальчики, крохотные юбочки. И… безразмерные сумки — ты права относительно тенденции.
Мой парусиновый мешок от Всемирной федерации живой природы довольно вместительный.
— О чем ты думаешь? — спрашивает Рико.
— Люди расшатывают основы, веселятся, — говорю я, пользуясь языком «Тэсти». С Рико легко разговаривать. — Это идет вразрез с главной тенденцией сезона — с обилием мрачных пятен, но я думаю, что мода этого лета — игривая.
— Абсолютно верно! Бесподобно, дорогая! Ты держишь руку на пульсе! — восклицает Рико.
Совершенно неигривого вида девушка в черных туфлях на умопомрачительно высокой платформе и в покрытом паутиной черном кружевном платье, туго обтягивающем ее задницу, проплывает мимо в миллиметре от нас.
Ее черная, украшенная перьями сумочка напоминает чучело совы. Риз Мэлапин.
— Она исключение. Не очень игривая.
— Ты ее знаешь? — заинтересованно спрашивает Рико.
— Не очень. Она чья-то ассистентка.
