Андрей Бехтерев - Крылатый Колченог
– Послушайте, Аркадий, Варвара – целомудренная девушка. У нас тут все воспитанные люди. Пошлость здесь отсутствует в принципе. Веселые истории про секс тоже. У вас есть текст. Будьте добры минимум импровизации. Хорошо?
– Не проблема. Я профессионал, – Аркадий почесал затылок. – Вам, правда, не интересно, что стало с моим членом?
Тут дверь в зал отворилась и пришла, наконец, именинница Варвара в сопровождении Петра и Максима.
2.11
Милана сидела у зеркала и перебирала свою косметику. Ей хотелось нарисовать себе жирные черные брови, а губы намазать темно-синей помадой, но она сегодня была Снежной Королевой. По стилю не попадало. Стукнула дверь в зале. Это была мама. Через несколько мгновений мамочка, сияя блаженной улыбкой, вкатилась в комнату. Выглядела она запредельно счастливой. От нее разило марихуаной.
– Ма, ты опять в туалете, что ли курила? – возмутилась дочка.
– Миланочка, что ты орешь. Я же потихоньку, – прошептала мама, приложив палец к губам.
– Я же тебе объясняла. Через вентиляцию всё уходит к соседям. У них там такой дыман. Они на нас заявят скоро.
– Не бурчи, доча. С ближними надо делится счастьем. Представляешь к тебе на халяву вплывает облако счастья.
Мама захихикала.
– Ма, у верхних между прочим, ребенку три месяца. Перекрючит его от твоей халявы и тебя посадят лет на десять и правильно сделают, потому что не надо тупить. Хочешь покурить, закройся в комнате и дыми, а еще лучше на кухне под вытяжкой сядь. В туалете нельзя, поняла?
– Поняла, доча, поняла, – мама обняла дочку. – Что ты такая бурка? На бал же едешь. Настроение должно плясать. Сам губернатор будет. Передай этому суке, что он сука. А то вдруг забыл. Ты Рапунцелью будешь?
– Нет. Передумала. Буду Снежной Королевой. Только не знаю теперь, как краситься, – Милана показала маме цветную обложку журнала с мультяшной Эльзой, королевой Эрендела. – Как-то так надо, но мне совсем не идет.
– Почему не идет? Давай я тебя накрашу, – вскинула руками мама. – Доверься профессионалу.
– Я не хочу быть куклой. Хочу быть собой.
– Как говорила тетя Пульхерия: «быть собой – значит быть дурой». Знаешь, почему твой покойный папаша выбрал меня? У нас ведь в группе было еще 15 баб и все его хотели.
– Ма, не начинай опять эти орально-анальные подробности. Я вообще-то несовершеннолетняя еще.
Мама захохотала. Ее почему-то рассмешило слово «несовершеннолетняя». Милана смотрела на нее, смотрела и засмеялась сама.
– Красивый же мы подарок приготовили Варваре? – сказала мама, отсмеявшись. Она показала на большую фарфоровую балерину 19-го века, стоящую на столе. Она досталась в наследство от мужа.
– Шикарный, – согласилась Милана.
– Зазови Варварку к нам. Давно не видала.
– Зачем? Что бы ты ее опять учила, как грамотно мужику отсосать.
– Нет. Я буду молчать, как рыба, невинная рыба. Нажарю картошки с грибами, как она любит, и буду смотреть на нее. Она такая хорошая.
– Хорошая? – зло ухмыльнулась Милана. – Скоро станет идеальной. Я ей в этом помогу. Превращу в кусок льда.
Девушка вытянула руку, выставила ладонь, как героиня мультфильма и крикнула: «йо-ха!», после чего засмеялась. Мама не засмеялась. Ей почему-то стало грустно.
– Я пошутила, мама, – на всякий случай сказала Милана, но мама похоже задумалась о чем-то своем.
– Мама, ау, – сказала дочка через пару минут несколько раз щелкнув пальцами. Маму не отпускало.
– Знаешь, Мила, – медленно сказала, наконец, мама. – Там пельмени остались, надо отварить. Пошли?
– Я не буду есть. На балу будет фуршет и думаю не слабый. Хочу погурманичать.
– Стырь что-нибудь для мамы вкусненькое, – оживилась женщина.
– Ты смеешься что ли? – сурово начала Милана, но увидев, что мама расстроилась, обняла ее. – Ладно, попозорюсь ради мамочки. Если шманать не будут на выходе, то принесу. А сейчас иди, ставь пельмени, ешь. Тебе еще накрасить меня надо, а времени мало осталось.
– Пошли со мной.
– Нет, ма. Мне надо посекретничать немного.
– Посекретничать? У тебя же прошли месячные.
– Ма, не будь занудой. Иди.
– Ну-ну, – засмеялась мама и ушла.
Милана минуту сидела неподвижно, прислушиваясь к звукам. На кухне загремели тарелки. Милана встала, приоткрыла дверь и еще раз прислушалась. Потом она закрылась, быстро залезла в шкаф и достала из тайника небольшой пакет. Из пакета она вытащила пистолет и обойму. Она вставила обойму в рукоятку, потрогала предохранитель, положила пистолет на стол, достала из пакета приготовленные скотч и ножницы, положила на бок подарок-балерину, отстегнула тайное дно, засунула пистолет внутрь и примотала его скотчем к железной оси, после чего поставила дно на место до щелчка. Мама по-прежнему стучала тарелками. Милана поставила статуэтку на место, как стояла.
– Ладно, Варварочка. За все у меня ответишь, подруга, – зло прошептала Милана. – Устрою тебе, тварь, happy birthsday.
2.12
– Ну, рассказывайте, какие у вас трофеи? – спросил Евгений. Его опять облепили близняшки.
– Дедушку мы превратили в газету, – зашептала Марина.
– Газета с газетой. Кто кого перечитает? – усмехнулся Евгений.
– А дядю Валеру в Наталью Дмитриевну, – захихикала Карина.
– Девочки, так нельзя. Нельзя дядю Валеру превращать в Наталью Дмитриевну. Это нарушает законы термодинамики. Лучше бы превратили его в пылесос или котлету.
– В котлету-пылесос, – засмеялась Марина.
– В котлету-пылесос из Натальи Дмитриевны, – засмеялась Карина.
– Вы неправильные феи. Правильные феи первым делом находят принцессу и превращают ее в жабу.
– Точно. А, Варварка, – загорелись глаза у Марины.
– Пошли, только тихо, – загорелись глаза у Карины.
– Сейчас она у нас заквакает.
Близняшки убежали. Дядя Евгень с улыбкой посмотрел им вслед и вернулся к своему стэйку.
– Женя, как там у нас Женева поживает? – спросил Евгения, сидящий рядом председатель областной Думы.
– Лозанна, Григорий Семенович, – поправил Евгений. – Сложный вопрос. Как-то поживает. Дома стоят. Люди ходят. Трамвайчики тоже.
– Не скучновато в Европе после российских реалий?
– Не знаю. Я же там работаю. Даже не успеваю заметить разницу между здешней скукой и тамошней.
– Много там сейчас нашего брата, русских то есть? – продолжал интересоваться председатель.
Евгений пожал плечами.
– Знаете, Григорий Семенович, хотите вместо ответа небольшую историю. Просто потому что она смешная. Есть такой фотограф Марк Бурштейн с Магадана родом. Так вот он где-то год назад на спор затеял проект «Лица мира». Методом тыка был выбран поселок в Курской области, население 5 тысяч, название уже не помню, то есть совершенно первое попавшиеся место. Марк собрал свое оборудование и отправится туда. Прожил он там месяц. Нафотографировал материала и сделал выставку. До сих пор в Штутгарте выставляется. Называется, как уже сказал, «Лица мира». Вот представьте себе около 50 огромных фото в рамках. Одни портреты. Вот настоящий итальянец с носом и кудрями. Вот вылитый дядюшка Сэм, прямо, как с плаката. Вот француженка – простая и стильная. Вот рыжий англичанин. Вот ариец, вот еврей, вот серб. И все эти портреты он сделал в заброшенном русском поселке. Он просто ходил по улице, искал нужные лица, приглашал в студию, одевал, фотографировал и нашел там всю Европу и Азии чуток. А в этом поселке мультикультурность с глобализацей ограничена вывеской «Hair» над парикмахерской и семьей понаехавших таджиков. Это к вопросу, сколько в Лозанне русских. Понятия не имею.
– Евгений, француз наш дорогой. С тебя тост, – крикнул с другой стороны стола губернатор. Аркадий отошел в уборную, и поэтому празднование продолжалось стихийно.
– Ну вот, видите, уже француз, – в полголоса сказал Евгений и, взяв, наполненный шампанским бокал, встал.
– Варвара, – сказал он, посмотрев на именинницу, – то есть Варварище. До меня уже сказали про твою красоту и после меня скажут, так почему бы и мне не сказать? Я специально сочинил стихи, то есть ответственно готовился к этому важному моменту, но сейчас как-то словечки-рифмочки поувяли, глядя на тебя. – Варвара засмеялась. – Только серьезные опасения, что моя импровизационная проза окажется еще хуже, вынуждает меня безжалостно окунуть всех присутствующих в дивный мир графомании. – Евгений кашлянул, поболтал пузырьки в бокале и нараспев произнес, – Ты в моей памяти / Цветешь как божественный сад. /Но когда я снова встречаю тебя, /То делаю 2 шага назад. / Память стирается начисто, / как бумажный листок от пожара. / И расцветает в ней заново / Единственная… Вар-ва-ра!/ Ура! Ура! Два разА! Выпьем за твои глаза!
Раздалось чоканье бокалов и редкий смех. Варвара с улыбкой до ушей протянула руки навстречу Евгению. Евгений тут же поставил бокал и, чуть не уронив стул, подбежал к ней. Они крепко обнялись. Евгений аккуратно чмокнул ее в щечку.
