Дуглас Престон - Гора Дракона
Ученый откинулся на спинку стула, чувствуя, как под защитным костюмом собирается пот между лопатками и около локтей. Впервые он ощутил легкий укол страха. Как он может добиться успеха там, где потерпел неудачу исследователь уровня Барта — и не только потерпел неудачу, но еще и лишился рассудка в процессе своей работы? Он поднял голову и увидел, что на него смотрит де Вака.
— Вы это читали? — спросил он.
Она кивнула.
— Как… я хочу сказать, чего они от меня ждут?
— Ваша проблема, — ровным голосом ответила она. — Это не у меня степени из Гарварда и Массачусетского технологического института.
Остаток дня Карсон провел, перечитывая заметки о первых опытах, стараясь не обращать внимания на отвлекающие запутанные записи Барта о лабораторных экспериментах.
К вечеру он начал чувствовать себя немного увереннее. В Массачусетском технологическом институте он работал с новой рекомбинантной ДНК; Барт про этот метод не знал. Карсон составил схему, изображающую проблему, затем разбил ее на части, которые, в свою очередь, разделил на простые задачи.
Когда рабочий день близился к концу, Карсон начал составлять собственный план исследований. Он понял, что еще многое можно сделать. Он встал, потянулся и принялся смотреть, как де Вака подключается к сети.
— Не забудьте внести в компьютер данные о своей работе, — сказала она. — Я уверена, что Большой Брат захочет сегодня вечером проверить, что вам удалось сделать.
— Спасибо, — ответил Карсон, внутренне усмехнувшись, что Скоупс станет тратить время, просматривая его записи.
Скоупс и Барт явно были друзьями, но Карсон продолжал оставаться лаборантом третьего уровня из отделения компании в Эдисоне. Он ввел в компьютер все, что сделал за день, а затем последовал за де Вакой, которая медленно шла к выходу из гриппозного отсека.
В раздевалке он отстегнул визор и, сражаясь с нижней частью защитного костюма, бросил взгляд на свою ассистентку. Она уже убрала свой защитный костюм и тряхнула головой, чтобы привести в порядок волосы. Карсон с изумлением обнаружил, что перед ним не коренастая сеньорита, какой он себе ее представлял, а стройная, невероятно красивая молодая женщина с длинными черными волосами, смуглой кожей и царственным лицом с карими глазами.
Она повернулась и заметила его взгляд.
— Держи свои гляделки при себе, cabron,[19] — сказала она, — если, конечно, не хочешь закончить свои дни, как один из наших шимпанзе.
Она надела сумку на плечо и вышла из комнаты, а все остальные разразились громким хохотом.
Комната была восьмиугольной. Каждая стена тянулась к потолку с крестовидными сводами, в пятидесяти футах выше, освещенному мягким светом невидимых ламп. Семь стен занимали громадные экраны с плоскими мониторами, в настоящий момент темными. В восьмой была дверь, на одном уровне со стеной, маленькая, но невероятно толстая из-за внутренней звукоизоляции. И хотя помещение находилось на высоте шестидесяти этажей над Бостонской гаванью, тут не оказалось ни одного окна. Пол был выложен редкой танзанийской плиткой мбанга приглушенных пепельно-серых тонов.
Внутренняя сторона двери была из толстого сплава с металлическими вставками. Ручку заменял сканер для идентификации сетчатки глаза «Айдентифай» и устройство, считывающее рисунок ладони, «Фингерматрикс». Рядом с дверью, под стерилизующим ультрафиолетовым светом, стоял ряд пробковых тапочек. Их размеры были указаны на носках крупными цифрами. Под установленной наверху камерой, которая постоянно вращалась, висела табличка с надписью: «Пожалуйста, всегда говорите тихо».
За ней находился длинный, тускло освещенный коридор, который вел к шахте лифта и посту охраны. По обе его стороны располагались ряды закрытых дверей, ведущих в кабинеты службы безопасности, кухни, изолятор, к электростатическим очистителям воздуха, а также в комнаты слуг, обеспечивающих многочисленные нужды хозяина восьмиугольного кабинета.
Первая дверь была открыта, а за ней взгляду представала комната, отделанная вишневым деревом, с мраморным камином, паркетным полом, покрытым персидским ковром, и несколькими картинами школы реки Гудзон.[20] В центре стоял великолепный стол из красного дерева, единственным электрическим устройством на нем был старинный телефон с диском. За столом сидел человек в костюме и что-то писал на листке бумаги.
В сводчатый потолок огромной восьмиугольной комнаты была вделана лампа, от которой в самый центр падал тонкий, ослепительно белый луч. В световом пятне стоял видавший виды диван, какие были в моде в семидесятых годах. Подлокотники потемнели от времени, а из протертой подушки торчали куски наполнителя. Передний край был замотан серебристой клейкой лентой. Несмотря на неказистый, потрепанный вид, диван обладал одним существенным достоинством: он был невероятно удобен.
По обе стороны от него, словно на страже, стояли два дешевых приставных столика в псевдоантичном стиле. На одном находились большой телефон, несколько электронных устройств в черных ящиках из гладко отполированного металла и видеокамера, направленная на диван. Другой столик был пустым, но на нем остались многочисленные пятна от жирных коробок с пиццей и липких банок с кока-колой.
Перед диваном стоял огромный рабочий стол. В отличие от остальной мебели в комнате он поражал своей необыкновенной красотой. Столешница была вырезана из клена «птичий глаз», отполирована и покрыта лаком, чтобы подчеркнуть безупречную красоту дерева. По краям клен окружали черные массивные полосы из железного дерева, украшенные сложным геометрическим рисунком, выложенным декоративными ореховыми вставками. Рисунок изображал Наадаа, священную кукурузу, которая являлась основой религии древних индейцев анасази. Зерна этой кукурузы сделали обитателя комнаты очень богатым человеком. На столе лежала беспроводная компьютерная клавиатура, из ее бока торчала короткая антенна.
В остальном громадная комната была пустой и по больничному стерильной. Единственным исключением являлся огромный музыкальный инструмент, стоявший за кругом света, — шестиоктавный рояль, предположительно сделанный для Бетховена в тысяча восемьсот двадцатом году в Гамбурге фирмой Отто Шахтера. Корпус и крышка рояля, выполненные из розового дерева, были искусно украшены сценками в стиле рококо, изображавшими нимф и речных богов.
Мужчина в черной футболке, синих джинсах и тапочках, украшенных яркими бусинами, какие носят индейцы сиу, сидел сгорбившись за инструментом — голова опущена, руки неподвижно замерли на клавишах из слоновой кости. В течение нескольких минут вокруг него царила тишина. Затем ее разорвал диссонирующий уменьшенный септаккорд, который превратился в меланхоличный си минор: первые звуки последней сонаты для фортепиано Бетховена, опус сто одиннадцать. Торжественное вступление гулким эхом унеслось к сводчатому потолку. Вступление перешло в Allegro con brio ed appassionato, и комната наполнилась громкой музыкой, заглушившей сигнал входящего видеовызова. Впрочем, ничего не изменилось — стройная фигура склонилась над клавишами, неряшливые волосы подпрыгивают в такт движениям рук. Сигнал прозвучал снова и опять остался незамеченным. Наконец один огромный экран на стене ожил, и на нем появилось заляпанное грязью, мокрое от дождя лицо.
Музыка мгновенно стихла, рояль замолчал. Худощавый мужчина выругался и, захлопнув с громким стуком крышку, встал.
— Брент? — позвал его человек с экрана. — Это вы?
Скоупс подошел к старому дивану, резко уселся на него, скрестив ноги, и положил на колени компьютерную клавиатуру. Он напечатал несколько команд, а затем посмотрел на огромное лицо на экране.
Перепачканное грязью лицо принадлежало человеку, сидящему в «рейнджровере». За залитыми дождем окнами виднелась зеленая вырубка, похожая на глубокую рану среди окружавших ее со всех сторон джунглей Камеруна. Она представляла собой море грязи, превращенное в лунный пейзаж следами сапог и протекторами машин. По краям лежали поваленные стволы деревьев. В нескольких футах от «рейнджровера» стояли раскачивающиеся пирамиды клеток, сделанных из тростника и сетки. Мохнатые лапы торчали наружу, на мир взирали несчастные детские глаза.
— Как дела, Род? — устало спросил Скоупс, поворачиваясь к камере, стоявшей на столе.
— Погода отвратительная.
— Здесь тоже идет дождь, — сказал Скоупс.
— Да, но ты не знаешь, что такое дождь, пока не…
— Я уже три дня жду известий от тебя, Фальфа, — перебил его Скоупс. — Что, черт побери, происходит?
На лице его собеседника появилась заискивающая улыбка.
— У нас возникли проблемы с бензином для грузовиков, не могли достать. Последние две недели целая деревня провела в джунглях, за доллар в день. Они разбогатели, а у нас есть пятьдесят шесть детенышей шимпанзе.
