Дуглас Престон - Гора Дракона
На мгновение повисла тишина, а затем женщина рассмеялась.
— Карсон, посмотрите: тут две кнопки. Одна предназначена для личных переговоров по локальному каналу, а другая — для общей передачи. Постарайтесь больше их не путать, иначе все в гриппозном отсеке слышат то, что вы говорите.
В интеркоме послышалось шипение.
— Карсон? — раздался голос Брендон-Смит. — Хочу, чтобы ты знал, что я все слышала, кривоногий придурок.
Ассистентка фыркнула.
— Мисс Кабеса де Вака, — сказал Карсон, сражаясь с кнопками интеркома, — я хочу делать свою работу. Вы меня поняли? Меня не интересуют мелкие склоки, и я не намерен разбираться в ваших проблемах с самоидентификацией. Так что вспомните, что вы мой ассистент, и покажите, как я могу получить доступ к записям доктора Барта.
После его слов в лаборатории повисло холодное молчание.
— Отлично, — наконец проговорила де Вака и показала на серый ноутбук, стоящий за небольшой ширмой у входного люка. — Этот компьютер принадлежал Барту. Теперь он ваш. Если вы хотите просмотреть его файлы, сетевые переключатели находятся в гнезде около вашего левого локтя. Вам известны условия хранения данных?
— Вы имеете в виду директиву насчет записей на бумаге? В Нью-Джерси сотрудники «Джин-Дайн» были обязаны хранить всю информацию только в компьютерах компании.
— Здесь правила жестче, — сказала де Вака. — Никаких копий. Никаких ручек, карандашей и бумаги. Все результаты тестов, все лабораторные исследования, все, что вы делаете и о чем думаете, должно быть внесено в ваш «Пауэрбук» и отправлено на главный компьютер по крайней мере один раз в день. Записка, оставленная на столе, будет поводом для немедленного увольнения.
— И зачем все это?
Де Вака пожала плечами внутри своего защитного костюма.
— Скоупсу нравится просматривать наши записи, чтобы знать, чем мы занимаемся, и вносить свои предложения. Он сидит в Бостоне и ночи напролет блуждает по киберпространству, сует нос во все, всех проверяет. Такое впечатление, что он вообще не спит.
Карсон уловил нотку неуважения в ее голосе. Он включил ноутбук и подсоединил сетевой кабель к устройству на стене, затем позволил де Вака показать ему, где Барт хранил свои данные. Он напечатал несколько коротких команд, злясь на свои неуклюжие пальцы в толстых перчатках, и стал ждать, пока файлы скопируются на жесткий диск ноутбука. Затем он загрузил записи своего предшественника в процессор компьютера.
«18 февраля. Первый день в лаборатории. Доктор Сингер рассказал про неокровь мне и другому новичку, Р. Брендон-Смит. Вечер провел в библиотеке, изучал прецеденты инкапсуляции свободного гемоглобина. С моей точки зрения, проблема…»
— Вам это не нужно, — сказала де Вака. — Это старый проект, еще до того, как я здесь появилась. Листайте, пока не увидите Х-грипп.
Карсон пролистал записи за три месяца и нашел место, где говорилось о завершении Бартом работы над искусственной кровью и появились планы касательно Х-гриппа. Они разворачивались перед ним в сдержанных, точных формулировках: блестящий ученый, только что триумфально завершивший один проект, без промедления приступает к другому. Барт использовал придуманный им самим процесс фильтрации — прославивший его имя в «Джин-Дайн» — для синтеза неокрови, и его записи были полны энтузиазма и оптимизма. В конце концов, задача нейтрализовать вирус Х-гриппа и приступить к тестированию его на людях казалась совсем простой.
День за днем Барт работал над разными аспектами проблемы: моделировал на компьютере оболочку протеина; использовал энзимы, нагревание и химикаты; с невероятной скоростью атаковал его то с одной стороны, то с другой. Тут и там в записях в огромном количестве встречались заметки Скоупса, который, похоже, просматривал результаты работы Барта несколько раз в неделю. Компьютер также зафиксировал множество разговоров онлайн между Бартом и Скоупсом. Читая их, Карсон обнаружил, что Скоупс разбирается в технических моментах своего бизнеса, и испытал к нему уважение, а также позавидовал легкой фамильярности Барта с генеральным директором «Джин-Дайн».
Впрочем, несмотря на бьющую через край энергию Барта и его постоянные нетривиальные решения, на Х-грипп, казалось, ничего не действует. Изменить протеиновую капсулу, окружающую сам вирус, было совсем просто. Всякий раз оболочка оставалась стабильной в искусственных условиях, и Барт переходил к испытаниям на животных, вводя измененный вирус шимпанзе. Некоторое время не было никаких симптомов, но потом обезьяны умирали мучительной смертью.
Карсон просматривал страницу за страницей, на которых постепенно впадающий в отчаяние Барт записывал неизменные и необъяснимые неудачи экспериментов. Через некоторое время заметки потеряли четкость и лишенный эмоций тон и стали более беспорядочными и личными. Начали попадаться едкие высказывания об ученых, с которыми Барт работал, особенно о Розалинде Брендон-Смит. Она вызывала у него отвращение.
Примерно за три недели до того, как Барт покинул «Маунт-Дрэгон», стали появляться стихи. Как правило, десять строк или меньше, посвященных скрытой, незаметной красоте науки: четвертичной структуре протеина глобулина, голубому сиянию излучения Вавилова — Черенкова.[16] Они были лиричными и трогательными; впрочем, Карсону становилось не по себе, когда они возникали между колонками результатов тестов, незваные, словно гости с другой планеты.
Одно из стихотворений посвящалось углероду:
Углерод,
Самый прекрасный из элементов.
Твое разнообразие бесконечно,
Цепи, кольца, ветви, бакиболы, боковые ответвления, ароматические соединения.
Твой коэффициент преломления убивает шахов и мыслителей.
Углерод!
Ты был с нами на улицах Сайгона,
Ты был везде, ты парил в воздухе,
Невидимый в страхе и поту,
Напалм.
Без тебя мы ничто.
Углеродом мы были и углеродом станем.
Довольно быстро записи стали отрывистыми и разрозненными. Карсону все труднее было следовать за логикой Барта, перескакивавшего с одной мысли на другую.
Но Скоупс постоянно присутствовал на заднем плане; теперь его комментарии и предложения стали более критичными и саркастичными. Их разговоры были похожи на конфронтацию: Скоупс вел себя агрессивно, Барт уклончиво, почти виновато.
«Барт, где ты был вчера?»
«Взял выходной и гулял за периметром».
«Каждый потерянный день, когда не найдено решение проблемы, стоит «Джин-Дайн» миллион долларов. А доктор Барт решил взять выходной и отправиться на прогулку стоимостью в миллион. Очень мило. Ты забыл, что все на тебя рассчитывают, Фрэнк? Наш проект зависит от тебя».
«Брент, я не могу работать без передышки. Мне нужно время, чтобы побыть одному и подумать».
«И о чем же ты думал?»
«О своей первой жене».
«Боже милостивый, он думал о своей первой жене! Миллион долларов, Фрэнк, за то, чтобы поразмышлять о чертовой первой жене. Надо бы тебя прикончить, честное слово!»
«Просто я не мог вчера работать. Я испробовал все, включая рекомбинантные вирусные вектора. У этой задачи нет решения».
«Фрэнк, я ненавижу тебя за одно то, что ты так думаешь. Нет нерешаемых проблем. Помнишь, ты сам это говорил про кровь? И ты справился с той задачей. Ты сумел, Фрэнк, подумай об этом! И я люблю тебя за то, что ты сделал, Фрэнк, честное слово. Я уверен, что ты снова сможешь добиться успеха. Клянусь, ты получишь Нобелевскую премию за свое открытие».
«Бессмысленно соблазнять меня славой, Брент. И деньгами тоже. Ничто не в состоянии сделать невозможное возможным».
«Не говори так, Фрэнк. Пожалуйста. Мне больно слышать это слово от тебя, потому что оно ложно. Невозможность есть ложь. Вселенная огромна, это удивительное место, здесь все возможно. Ты напоминаешь мне Алису в Стране чудес. Помнишь ее разговор с Королевой как раз на эту тему?»
«Нет, не помню. И не думаю, что «Алиса в Стране чудес» поможет мне поверить в невозможное».
«Ах ты, сукин сын, если я еще раз услышу это слово, я приеду к вам и прикончу тебя голыми руками. Послушай, я дал тебе все необходимое. Прошу тебя, Фрэнк, возвращайся и сделай то, что нужно. Я уверен, ты можешь. Почему бы тебе не начать все с самого начала? Возьми какие-нибудь другие клетки, что-то на самом деле невероятное, вроде нового вируса, макрофага.[17] Или реовирус.[18] Что-нибудь, что позволит тебе подойти к проблеме с неожиданной стороны. Договорились?»
«Хорошо, Брент».
Затем несколько дней не было никаких записей. А двадцать девятого июня — примерно через две недели — появились лихорадочные строчки, наполненные апокалиптическими образами и зловещими, бессвязными предсказаниями. Несколько раз Барт упоминал «ключевой фактор», так ни разу и не объяснив, что это такое. Карсон покачал головой. Его предшественник очевидным образом повредился рассудком и начал придумывать решения, которые его рациональный ум был не в состоянии отыскать.
