Джон Гришэм - Адвокат
Мы забрались в «таурус» и выехали со стоянки. На первых же десяти метрах я понял, что водитель из Мордехая никакой, и попробовал застегнуть ремень безопасности. Замок оказался сломанным, однако владелец машины, похоже, и не подозревал об этом.
«Таурус» катил по довольно чистым улицам северо-западного Вашингтона, оставляя позади десятки заколоченных досками домов, проулки, узкие настолько, что в них отказывались въезжать даже водители «скорой», школьные дворы, обнесенные оградами с колючей проволокой. Глубже и глубже мы проникали в кварталы, постоянно сотрясаемые взрывами насилия и ненависти. Грин был превосходным гидом. Вокруг лежал его мир: каждый дом имел свою судьбу, каждый поворот таил свою историю. Мы проезжали мимо приютов и кухонь, где Мордехай знал по именам всех кухарок; мимо церквей, в которых службы отправляли знакомые ему священники. Церкви Грин авторитетно делил на плохие и хорошие. Первые держали двери на замке от бродяг, вторые распахивали настежь. В одном квартале Мордехай с гордостью показал здание своей юридической школы.
Чтобы получить образование, он потратил пять лет, сидя по ночам над учебниками, а днем работая в двух местах сразу.
В другом квартале притормозил у сгоревшего дома — бывшего пристанища торговцев крэком,[7] здесь погиб его третий сын, Кассиус.
Неподалеку от офиса Мордехай спросил, не буду ли я возражать, если мы заглянем внутрь: ему нужно проверить почту. Я согласился, ведь прогулка от этого не ухудшится.
В знакомом помещении было сумрачно, холодно и пусто. Мордехай щелкнул выключателем.
— Мы сидим втроем: я, София Мендоса и Абрахам Лебов. София — социальный работник, но знает законы улицы лучше, чем мы, вместе взятые. — Вслед за Грином я обогнул обшарпанные колченогие столы. — Не поверите, но раньше здесь работали семеро профессиональных юристов. Тогда мы еще получали от правительства какие-то деньги. Теперь же, по милости республиканцев, нам не перепадает ни цента. Три кабинета расположены за той стеной, три по нашу сторону. — Он энергично взмахнул руками. — Сколько места пропадает зря!
Действительно пропадало (если исходить из отсутствия персонала), но уж никак не зря, поскольку шагу было нельзя ступить без того, чтобы не наткнуться на картонную коробку с запылившимися папками или стопку потрепанных юридических справочников.
— Кому принадлежит здание? — поинтересовался я.
— Фонду Коэна. Старый Леонард Коэн был учредителем солидной адвокатской конторы в Нью-Йорке. Умер в восемьдесят шестом, когда ему стукнуло лет сто. Деньги старик зарабатывал такие, что пачки банкнот впору было не считать, а взвешивать. И вот поди ж ты — под конец взял да и заявил: на том свете мне они ни к чему! Потом пустился во все тяжкие — одна богадельня, другая. Но главным его детищем стал фонд поддержки юристов, оказывающих помощь бездомным. Так появилась на свет наша контора. В настоящее время фонд содержит еще две таких же: в Нью-Йорке и в Ньюарке. Меня приняли на работу в восемьдесят третьем, а через год я уже сидел в кресле директора.
— Значит, финансирование идет только из одного источника?
— Практически да. В прошлом году фонд выделил нам сто десять тысяч. Годом ранее — сто пятьдесят. Денег отпускают все меньше, вот и приходится расставаться с работниками. Управляется фонд безграмотно, основной капитал съедают чиновники. Сомневаюсь, протянем ли мы еще лет пять. Может, хватит годика на три.
— И нет никакой возможности собрать средства?
— Ну почему! Целых девять тысяч за прошлый год. Но на сборы требуется время. Либо мы занимаемся юридической практикой, либо собираем деньги. София не умеет быть любезной с людьми. Эб — заносчивая задница. Так что остаюсь один я. Плюс мое обаяние.
— А во что обходятся накладные расходы? — Похоже, я был слишком въедлив, поскольку особого беспокойства по поводу их финансового положения не испытывал. В конце концов, почти все некоммерческие организации раз в год представляют общественности отчеты с расписанными до цента приходом и расходом.
— Две тысячи в месяц. После всех затрат, вычтя небольшую резервную сумму, мы делим на троих восемьдесят девять тысяч долларов. Поровну. София считает себя полноправным компаньоном. Честно говоря, мы с ней не спорим. Я приношу домой около тридцати тысяч в год, столько, по слухам, получает юрист, чья клиентура состоит из бедных и неимущих. Добро пожаловать на нашу улицу, мистер.
Мы вошли в его каморку и уселись друг против друга.
— Похоже, вы не оплатили последний счет за отопление, — обронил я.
— Очень может быть. Нам нечасто приходится работать по выходным, какая ни есть — все же экономия. А потом офис просто невозможно ни обогреть зимой, ни утеплить летом.
В «Дрейк энд Суини» подобная идея никому бы не пришла в голову. Отдыхать по выходным, чтобы сэкономить деньги!
— Кроме того, если здесь будет хоть какой-то комфорт, клиенты и вовсе не захотят уходить. Поэтому зимой у нас холодно, а летом душно. Кофе хотите?
— Нет, спасибо.
— Конечно, все это шутки. Мы не пытаемся отпугнуть своих подопечных. А температура беспокоит нас мало. Когда знаешь, что твои клиенты привыкли терпеть голод и холод, сам перестаешь обращать на это внимание. Вас не мучило чувство вины во время завтрака?
— Мучило.
На лице Мордехая появилась мудрая улыбка человека, который немало пожил и многое успел повидать.
— Обычное дело. К нам приходят молодые юристы из крупных фирм, я зову их бессребрениками, и они как один признаются, что поначалу теряют всякий аппетит. — Грин похлопал по своему объемистому животу. — Но все проходит.
— А чем бессребреники занимаются? — Я понимал, что заглатываю наживку, и отдавал себе отчет, что Мордехай видит это.
— Находят клиентов в приютах. Работа в принципе нетрудная, как правило, требуется облаять по телефону бюрократа, не желающего оторвать задницу от стула. Талоны на питание, пенсии для ветеранов, жилищные субсидии, медицинское обслуживание, пособия на детей. Примерно двадцать пять процентов нашей работы связано с выбиванием всякого рода социальных льгот.
Я внимательно слушал. Мордехай читал мои мысли.
— Видишь ли, Майкл, — он впервые обратился ко мне по имени и на ты, — бездомные как бы лишены голоса. Их никто не слышит, до них никому нет дела, и помощи они ни от кого не ждут. Попытка добиться положенных им льгот по телефону заканчивается ничем: трубку просто кладут на стол. У многих Нет даже почтового адреса. Чиновникам на все наплевать, они надувают тех людей, которым должны оказывать помощь. Поднаторевший в схватках социальный работник в состоянии заставить их по крайней мере выслушать себя, а то и полезть в папку. Но если трубку снимет юрист да еще рявкнет в нее что-нибудь грозное об ответственности должностного лица перед законом, тут они начинают суетиться, как тараканы, и дело сдвигается с мертвой точки. Из боязни потерять кресло чиновник готов разбиться в лепешку. «Как вы сказали, у него отсутствует адрес? Ничего страшного, перешлите чек ко мне, я сам его вручу вашему клиенту»…
Мордехай размахивал руками, повышая голос. Он оказался весьма красноречивым оратором. Я представил, как убедительно звучали бы его слова для жюри присяжных.
— А вот другая история, — продолжал он. — Около месяца назад один мой клиент пришел в бюро социальной помощи, чтобы заполнить форму на получение льгот — обычное дело. Ему за шестьдесят, страдает хроническими болями в позвоночнике. Если десять лет подряд ночевать на скамейках парка, заболит не только спина. Два часа старик простоял в очереди у входа, вошел, прождал еще час перед окошком, а когда наконец раскрыл рот, чтобы изложить свою просьбу, секретарша — бездушная тварь, у которой, видите ли, было в тот день дурное настроение, — вылила на него ушат грязи, не забыв упомянуть и про ужаснувший ее запах. Естественно, старик оскорбился и ушел. Явился ко мне, я тут же сел на телефон. В результате три дня назад в этом чертовом бюро состоялся маленький спектакль. Мы явились туда вместе, он и я, а там нас уже ждали: секретарша, ее начальник, его начальник, директор всей конторы и крупная шишка из управления социальной помощи. Стоя лицом к лицу с моим клиентом, секретарша зачитала целую страницу извинений. Ах, как трогательно она говорила! Мне вручили нужные бланки, причем присутствовавшие в один голос заявили, что просьба моего клиента будет рассмотрена незамедлительно и со всем вниманием. Вот это и есть торжество справедливости, Майкл, вот это и есть закон улицы. Главное — сохранить достоинство.
Последовала вторая история, третья… Конец у всех был один: с помощью бессребреников изгои общества одерживали победу за победой. О поражениях Мордехай не обмолвился ни словом — сейчас его задачей было заложить прочный фундамент нашего сотрудничества.
![Гарольд Пинтер - Лифт [= Кухонный лифт]](/uploads/posts/books/271557/271557.jpg)
