Сотилиан Секориский - Путь дурака: Гарри Поттер в России (Путь дурака 1,2,3,7)
Марианна расхохоталась.
— Да, брат у тебя совсем неосознан, — сказала она, — не привык быть внимательным, слишком, наверное, беспечен.
— Это уж точно, — сказал Рулон.
Затем они начали гасить свечи ударами, не доводя их до пламени на несколько сантиметров. Марианна гасила все свечи с ходу, Рулон — через несколько ударов.
— Учись гасить, — засмеялась Марианна, — а то тебя загасят.
Затем они начали играть в мяч. Марианна кидала ему сразу два мяча, и Рулон старался их ловить двумя руками одновременно и затем сразу кидал ей их обратно.
— Ну как? Отключает диалог эта практика? — спросила Марианна.
— Да. Мыслей почти нет в башке, — ответил он, — вот бы, чтоб без мячей так убирать все мысли, тогда бы я уж научился видеть жизнь более ярко и реально.
— А ты понаблюдай за собой, что с тобой происходит, когда ловишь мячи.
Они снова продолжили свои занятия, и Рулон, наблюдая за собой, увидел, что его заставляет быть внимательным то, что он все время ждет, когда мячи полетят к нему и их надо будет ловить. Он поделился этим наблюдением с Марианной
— Вот так и сиди, и бдительно жди весь начеку, в то же время сохраняя хладнокровие, это и будет тебе помогать, — сказала Марианна.
— Зато Сергей занялся визуализацией, все представляет себя Гераклом. Двенадцать подвигов его изучил. Правда, это у него выходит только дома, когда он один.
— Ну что ж, — сказала она, — это неплохо, если ты вместо своего убогого образа будешь представлять и ощущать себя во всех ситуациях Гераклом. Это даст большой успех. Однако ты ведь Рулон, — добавила Марианна, ткнув его пальцем. — И ты можешь пойти в своей медитации дальше.
— Как это? — удивился он.
— Ну не зря ж тебе дали такую позорную кликуху, — рассмеялась она. — Ты рулон чего? Обоев, фольги или туалетной бумаги?
— Вообще-то, — ответил он, глупо улыбаясь, — я не рулон, а лулон. Я картавил, и меня так прозвали, но потом забыли, как нужно звать правильно.
— Ну вот и прекрасно, — обрадовалась Марианна, — ты будешь у нас лулоном туалетной бумаги. Когда рулон подходит к концу, что остается? Ничего, вот и в медитации ты должен перестать себя кем-либо воображать и даже ощущать. Должен просто раствориться в окружающем, во Вселенной. Вот это и будет Лулон, — засмеялась она.
Рулон внимательно слушал, а потом тоже рассмеялся. Теперь он знал, что он не просто Рулон, а нечто большее.
Приняв душ, он вновь переоделся в прежнюю одежду. Однако Марианна была уже в новом наряде. Она не любила повторяться. Сейчас она была вся в черном: туфли на высоком каблуке; очень эротично сидящая на ее широких бедрах кожаная мини-юбка; ажурные колготки и кружевная блузка, только слегка прикрывающая ее женские прелести. Рулон не выдержал соблазна и, расположившись на полу, стал гладить ее стройные ноги.
— Ну что, слюни потекли? — презрительно бросила Марианна, но, однако, не отстранилась от своего партнера.
— Я просто восхищаюсь тобой, — неуверенно сказал Рулон, — ты так обольстительна.
Марианна сексуально рассмеялась и более вольно разлеглась на диване, как бы приглашая Рулона действовать дальше, но затем томно посмотрела на него.
— Вот сейчас начинай медитировать. Будь внимателен и отрешен. Наблюдай, что в тебе происходит, мой милый. Посмотрим, чем ты лучше своего братца, — цинично сказала красотка.
Рулон вспомнил, что хотел научиться это делать во всех ситуациях, и настроился на медитацию, продолжая гладить и целовать ноги Марианны. Она тоже стала ласкать его и совсем разлеглась на диване. Рулон лег рядом с ней и с жаром стал гладить и целовать все ее тело. Кровь ударила ему в голову, и он уже, не помня себя, начал раздевать свою подружку. Внезапно она вывернулась и жестко посмотрела на него.
— Ты почему не осознан, придурок? Ведь мы же с тобой договорились, что ты будешь медитировать, — яростно произнесла Марианна.
Рулон немного обиделся и, тяжело дыша, начал что-то мямлить:
— Да совсем я потерялся.
Видя его покладистость, Марианна лукаво улыбнулась и снова легла рядом с ним.
— Ну хорошо. Теперь только снова не потеряйся, — ласково сказала она, кладя руку Рулона себе на грудь и продолжая крутить с ним динамо.
Уже более осторожно Рулон начал гладить и целовать Марианну. Но когда он начал расстегивать ей юбку, она резко оттолкнула его руку и встала.
— Ты опять уснул, — злобно сказала она, — проклятый дурак, когда же ты будешь помнить себя?
Рулон совсем расстроился, но собрался с духом.
— Прости, опять я слишком увлекся, — нерешительно сказал он.
Марианна снова смягчилась и, подойдя к нему, ласково глядя в его глаза, стала расстегивать рубашку. Ей видно доставляла удовольствие эта игра в кошки-мышки. Рулон немного успокоился и с новой решительностью быть бдительным и наблюдать за собой начал любовную игру.
Марианна раздела его и помогла снять кое-что из своего прикида. Она легла на диван и, нежно целуя и лаская его, что-то страстно шептала, как она любит и хочет его. Рулон сильно возбудился, он развел ее ноги и уже хотел овладеть ей, как вдруг она вывернулась и оттолкнула его.
— Ах ты, развратное говно! — заорала она. — Ты никак не хочешь наблюдать за собой.
Рулон возбудился так, что плохо все понимал. Все, что ему хотелось сейчас, — это удовлетворить свою похоть. Он стал ползать перед ней, прося его простить, что он будет осознан, будет помнить себя, хотя даже плохо отдавал отчет, что именно он делает и говорит.
Марианна закричала:
— Ах ты, противный слизняк, — и оттолкнула его от себя, — немедленно убирайся домой.
Рулон пытался еще упрашивать ее. Но она схватила здоровую палку и стала ей охаживать попрошайку, ругая его на чем свет стоит. Боль привела Рулона в чувство. Он, весь обиженный и удрученный, стал одеваться. Марианна продолжала беситься.
— Мразь! Если ты не перестанешь быть обиженным, то лучше в школе не появляйся, а то тебя там так обидят, что не обрадуешься, хуй ушастый.
Рулон испугался и стал справляться со своими чувствами, вытесняя их из себя отрешенностью, но это получалось еще плохо. Однако он решил, что будет это делать до тех пор, пока у него не получится. Видя это, Марианна немного успокоилась.
— Давай учись контролировать себя, если хочешь быть со мной, — уже миролюбиво продолжила она.
— Буду стараться, — как можно радостней ответил Рулон.
Марианна презрительно улыбнулась и выпроводила его из дому. Рулон, как побитая собака, поплелся домой, но в душе его зрело решение достичь Про- светления.
«Как же так, — думал он, — я не являюсь господином самого себя, мое тело не принадлежит мне, я являюсь рабом своего тела и вмонтированных в него желаний, которые руководят мной, как хотят. Я не владею собой и не знаю себя, я потакаю любой хуете, которая возникает в моей башке и пипиське. Желания тела и дурацкие программы больного общества управляют моей судьбой, но я не хочу этого! Я буду изучать себя, буду растождествляться с этой хуйней, буду брать под волевой контроль вмонтированные в меня желания и завнушенные мне в репу программы, иначе я проживу жизнь, как и все безвольные бараны».
***
На следующий день Рулон, как обычно, опоздал на первый урок. Зайдя в школу, он увидел, что все уже на занятиях. По дороге в класс встретил только уборщицу в синем халате и выцветшем неопределенного цвета платке на голове. Она безразлично возила тряпкой по грязному полу, опустив голову, и, заметив Рулона, стала нудно ворчать по поводу его грязных ботинок.
Рулон вошел в класс и, выслушав выговор от недовольного преподавателя, прошел на свое место. Он определил, что идет алгебра. Последнее время он не заглядывал в дневник и не знал расписания. Только увидев преподавателя в классе, он догадывался о названии урока.
Математик, нервно потирая руки, ходил из угла в угол, стараясь успокоиться после того, как по дороге в школу его обстреляли из самострелов. Тем и забавно обучение в школе, что всегда можно увидеть радость там, где другие видят тоску, а иногда и самому создать ее.
Когда прозвенел звонок к началу урока и математик вошел в класс, никто этого не заметил и потому не приветствовал его вставанием. Все сидели, занимаясь своими делами. За последней партой двое пацанов делили найденную на полу пятикопеечную монету.
Взвизгивающим голосом Счетовод прокричал приветствие заученными словами и начал урок. Он что-то писал на доске, объясняя новую тему, при этом часто поворачивая голову к классу и призывая к порядку учеников, так как в классе стоял непрерывный гул. Но все это было без результата. Никто не прислушивался к его словам.
Как раз к концу этого урока и подоспел Рулон. Алгебра была парным уроком, и после десятиминутной перемены началась вторая алгебра.
