Измайлов Андрей - Время ненавидеть
Вполне достаточно мельком картинки. А звук… включать ли? Ну его!
Обмер, «обнюхивание» спортзала.
Исследование пулевых дыр в стенах, в потолке.
Вскрытие. Диагностирование. Резиновая зелень перчаток. Халаты в буро-кровавых пятнах. Железяки. Хруст.
Увеличенные папиллярные узоры – «пальчики» на экране в лаборатории.
Снятие показаний. То ли пострадавшие, то ли свидетели, то ли подследственные – орлы-мордовороты с подпорченной репутацией и ныне подпорченной внешностью.
Ясно. Крути дальше, звук можно не включать. Полезней телефонные разговоры-переговоры послушать на фоне всех этих разнообразных живых картинок:
– Баллистическая экспертиза показала: пистолет марки «Айвер Джонсон», калибр 22. США. По нашим данным нигде не проходил. Выпущено пять пуль.
– Пистолет нашли?
– Никак нет.
– Товарищ капитан! Вам раз десять звонил Баскаков. Что мне ему отвечать?
– А, Степа. Ничего. Не отвечай ничего. Говори: понятия не имеешь. Нет меня, понятно? Для Баскакова – нет.
– А если он сам явится?
– Вот тогда и поговорим. Смотря с чем явится.
– Что я могу сказать с полной определенностью? «Пальцы» совпадают. Ее это «пальцы». И в гараже – тоже.
– Глеб Леонидович? Баскаков… Нет, вероятно, в Москву не приеду… Непредвиденные сложности. Да, серьезные. У меня тут один за другим люди гибнут… В прямом смысле, в прямом… Да они хоть бы пальцем шевельнули! Я до того же Гуртового сутками не могу дозвониться! Да-да, того самого, я говорил… А вот не подействовало, как видите. Попробуйте… Буду только признателен.
– Странгуляционная полоса четко выражена. Нет, не задушен. Скорее – сначала придушен. Смерть наступила в результате повреждения внутренних органов… И лицо. Скорее – карате. По технике прямого вращения, включение кисти. Почти без замаха… Вам видней, я патологоанатом, мне все ваши «гери, учи, маэ» – постольку поскольку…
– Тарасыч? Значит, таким манером. Парнишки легко отделались. Три перелома, разрыв ахилла. Могло быть хуже. Молчат. То есть то, что они говорят, тошно слушать: проводили обычную тренировку, завелись, переборщили.
– Выстрелов, разумеется, не слышали. Понятия, разумеется, не имеют. И тренировались прямо так, в куртках, в дерьмодавах, с прутьями.
– Ты ж понимаешь! Поди признайся, что одна девочка толпу мужиков измордовала.
– Какая-такая девочка?
– Тарасыч! Как же? Ориентировка! И отпечатки! Да и… почерк.
– Какой-такой почерк? Шпана передралась в спортзале. Сейчас кто только ни владеет приемами!.. К слову, Стасика Ли обнаружили?
– Нет. Пока нет… Тарасыч… Что-то я не… Ты… М-м. А труп? Чилингаров? Он же на нас повис. Да уже три трупа на нас висят! Зарубин, Гуреев, Чилингаров!
– Я и говорю: найдем Стасика Ли…
– Тарасыч… М-м… Не понял. Скажи: мы ее ищем? Или мы ее не ищем?
– Кого?
– Сестру.
– Которую?.. А! Ищем, разумеется! Конечно, ищем!
– Что-то я не… Ладно. Тебе видней.
– Именно.
17
«Мерс» кружил по городу.
И не особо скрываясь, след в след за ним кружил служебный автомобиль – милиция.
– По-моему, он боится! – азартно заключил малой Степа.
– Нас? – усмехнулся Гуртовой.
– А нас-то чего?! – искренне удивился коллега- шофер.
– А кого? – пожал плечами малой Степа. Неуверенно.
Действительно, похоже, Баскаков если и боится, то отнюдь не милиции. В «мерсе», помимо Бакса, надежная защита-телохранители, троица более-менее уцелевших мордоворотов. Надежная, однако недостаточная, судя по поведению Бакса…
… Когда он под прикрытием охраны выходил из «мерса», объезжая все «точки», которые почему-то счел нужным, даже необходимым объехать. И как только «мерс» парковался, Баскаков выползал из него улиткой, с опаской, выслав на разведку своих амбалов, бросая пугливые взгляды вокруг.
«Мерс» последовательно парковался:
у «Востока»;
у подъезда небезызвестного дома напротив Теремка;
у еще одного дома, где навстречу Баксу вышли джигиты-наджафовцы (тоже троица), препроводили внутрь, потом через солидную паузу препроводили обратно;
у характерно служебного здания («Он же – в наше управление!» – «Вижу». «Товарищ капитан, опять вас?» – «Не знаю. Знать не хочу»);
у внушительного офиса с тяжелой кованой вывеской «Товарищество «Оборот» («Сегодня же выходной! Чего это он – на работу?» – «Работай, работай и будешь с большим ты горбом. Ни сна ни отдыха измученной душе»). А нервничал Бакс все явственней и явственней. Давно, конечно, заметил следящую машину. Она и не скрывалась, не маскировалась – держала дистанцию в полста метров, и только. А нервничал Бакс именно потому, что между машинами сохранялась дистанция – он бы ее сократил до «глаза в глаза», до «надо побеседовать, Виктор Тарасыч». Но Гуртовой волен сам решать, надо ли побеседовать.
И когда мордовороты завозились с отпираниями запоров-замков-засовов «Товарищества «Оборот», Бакс оглянулся на милицейскую машину, еще раз оглянулся и… быстрым, размашистым шагом пошел к ней.
– Сдай… – скомандовал Гуртовой шоферу. Гуртовой волен сам решать, надо ли побеседовать.
Так они и передвигались: машина, пятясь задним ходом, и пытающийся ее нагнать Бакс, жестикулирующий: «Стойте же! Остановитесь! Надо побеседовать!».
Похоже на издевательство? Похоже. Долг платежом красен. Место Бакса там, где он есть? И знай свое место. А беседовать с тобой Гуртовой станет тогда, когда сам сочтет нужным. Доступно? Понятно?
Доступно. Понятно. Бакс сжал кулаки, скрипнул зубами и – пошел обратно, к собственному «Товариществу «Оборот», куда уже путь открыт – и мордовороты почетным караулом.
Обернулся на пороге, поиграл желваками. Л-ладно!
А Стасик Ли – на поводке. Отнюдь не в переносном смысле. «Браслетка»-цепочка, впившаяся в запястье, и другим концом защелкнутая за трубу. И другая рука – так же. Полураспятие.
«Товарищество «Оборот» – не только кабинеты с компьютерами, факсами, принтерами, ксероксами. Не только все для работы, но и все для отдыха. Сауна, к примеру. Вот в той самой сауне – Стасик Ли.
– Соскучился, Стас? Как самочувствие?
– У-у-у! – посунулся было мордоворот. Врезать бы!
– Ц-ц-ц! – остановил Бакс. – Что ж ты, Стас? Не ценишь хорошего отношения. У тебя в зале людей убивают, а ты убийце убежище предоставляешь. И молчишь. Нехорошо, Стас. Наказуемо. Юрий Аврумович бы тебе лучше объяснил, он специалист. Но видишь, как получилось – никому ничего Юрий Аврумович уже не объяснит. А все почему? Потому, Стасик, что ты убийцу у себя укрыл. Помнишь Пашу Климова? Помнишь. А теперь вот как все обернулось. Молчишь?.. А Член? А Бодя?
– Она… От нее все равно… никто… Я хотел… Я думал… Она ведь… – уронил голову, обессилел.
– Устал, Стасик? Отдохнешь. Все мы отдохнем… Ну-ну, не пугайся. Прими-ка стакашок. Прими, прими. Коньяк хороший, не самопальный. Подкрепись. Пей, сказал! Трезвенник хренов! Еще! Глотай!..
– Это же Стас! Ли! – взбудоражился малой Степа. – Товарищ капитан! Ли! Который… которого мы… А он вот где был, вот где!
– Спокойно, Евсеев! – и распорядился: – Малый вперед! Потихоньку. Внимательно.
… А было, было основание для особой внимательности.
Вот хотя бы то, что сначала из офиса вышел Бакс и… сел за руль «мерса» – никогда сам не снисходил до вождения, а тут уселся за руль, завел мотор, но с места не тронул.
Вот хотя бы то, что вслед за Баксом вышел один мордоворот и пошел себе по тротуару, завернул за угол.
И только потом появился искомый Стасик Ли и… пошел себе по тротуару тем же маршрутом, завернул за угол.
И только тогда «мерс» мягко двинулся – в ту же сторону.
И уже следом за «мерсом» поспешили двое остальных мордоворотов.
Странноватый расклад.
– Гони! – спохватился Гуртовой.
Поздно. Там, за углом, – скрежет тормозов, глухой удар и крик боли.
Машина с Гуртовым и коллегами поспела через секунду-другую. Дверцы захлопали, оперативники повыскакивали. Что?!
А ничего. Ничего экстраординарного. ДТП. Прохожий под колеса попал. Живой, живой! Разве мертвый завывал бы так? Нога раздроблена. С треском, всмятку.
– Он сам выскочил! Прямо перед машиной!
– Здесь и перехода нет. Шальной какой-то!
– Ай-яй-яй! «Скорую» надо бы…
Вот они, свидетели. Трое. Мордовороты. И водитель «мерса», совершившего наезд. Бакс. Доволен. Очень доволен. Умиротворен.
Статья 211. Нарушение правил безопасности движения и эксплуатации транспорта… повлекшее причинение потерпевшему…
– Нарушил – готов отвечать. По всей строгости, Виктор Тарасыч. За то, в чем виноват.
Хм! Приступайте к служебным обязанностям, капитан Гуртовой – даже при всем при том, что вы не гаишник, а опер.
– Ох, как я его неловко. Придется ему навсегда забыть о каратэ. Ничего! Я отзвоню, поместят в отдельную палату, лучший уход… А меня вы куда поместите, Виктор Тарасыч?
