Стивен Уайт - Самая лучшая месть
Дайана открыла дверцу «сааба» и выступила на тротуар, сопровождаемая тепловыми волнами, которые испускали обитые кожей сиденья. Я распахнул дверцу своей машины, хотя мои сиденья покрывали обычные матерчатые чехлы.
— Привет, — сказала она. — Давненько тебя не видела.
— Да, мне тоже тебя не хватало. Знаешь, у нас с Лорен все перепуталось. Мы оба только и делаем, что перекраиваем графики, пытаясь проводить побольше времени с малышкой. У вас с Раулем все в порядке?
— Да, конечно. Этот новый бизнес требует постоянных разъездов. Но все хорошо. Как Грейс?
— Это какой-то ужас. Растет. Ходит, говорит…
— Писает и какает.
Наши с ней представления о родительской доле никогда не совпадали. В основном потому, что она больше концентрировалась на подгузниках и тому подобном.
— И это тоже, — согласился я, кидая на заднее сиденье свой летний дипломат. — Скажи, тебя работа когда-нибудь достает?
— Ты имеешь в виду нашу работу?
— Да.
Она взглянула на часы, потом посмотрела на меня и неожиданно сказала:
— А ну-ка сними очки.
Я послушно сдвинул их на лоб.
— Так я и думала. У тебя есть время пропустить по стаканчику?
Я бросил взгляд на часы. Предложение звучало заманчиво. Интересно, что такое она увидела в моих глазах?
— Что ж, было бы неплохо. Я только позвоню Вив и предупрежу, что буду чуть позже.
— Это ваша няня, да? Не хотелось бы оказаться впутанной в какую-нибудь интрижку с любовницей.
— Мы с Лорен считаем Вив нашей спасительницей и богиней. Но при посторонних называем ее няней. Это более привычно.
— Ты хочешь поесть? Я весь день представляла, как прихожу в «Эмилиану» и заказываю все, что они могут предложить. Так что ты можешь спасти меня от меня самой. Как насчет того, чтобы прогуляться до «Трианы»? Конечно, там нет десерта из шести блюд, как в «Эмилиане», но я могла бы в качестве утешительного приза обойтись тапас[8] и шерри. — Она помахала рукой перед разгоряченным лицом. — Все равно для полновесного обеда сегодня слишком жарко.
Полное название упомянутой Дайаной «Эмилианы» звучало так: «Дом сладостей и ресторан „Эмилиана“». Моя жена, Лорен, говорила, что владельцы поступили совершенно правильно, поставив на первое место именно десерт.
— Любишь шерри? — спросил я.
— Нет. Я люблю пиво. Но в сочетании с тапас шерри звучит лучше. Ты так не думаешь?
— Это Рауль так говорит?
Семья мужа Дайаны была откуда-то из-под Барселоны.
— Нет, он говорит «снэки» и «пиво». Но я-то знаю, что ему просто нравится злить меня.
* * *От «Трианы» до главного торгово-развлекательного центра Боулдера буквально рукой подать. Несколько лет назад ресторан поглотил то, что на протяжении десятилетий было едва ли не достопримечательностью города: букинистический магазин «Стейдж-бук хаус».
Бар был почти полон, но Дайана все же отыскала пару свободных мест за уютным столиком в том самом месте, где когда-то, во времена процветания «Стейдж-бук хаус» я отыскал подлинное сокровище: политические карикатуры девятнадцатого века. Моя спутница помахала рукой, подзывая официантку, достаточно молодой возраст которой позволял надеяться, что нас обслужат еще до ее кончины, потом повернулась ко мне:
— Думаю, для шерри сегодня слишком жарко, так что я тоже возьму пиво.
Решительное выражение ее лица произвело на меня должное впечатление.
— Хорошо, пусть будет два пива.
Дайана первой схватила со стола меню.
— Ты не возражаешь, если я закажу тапас?
— Разве от моих возражений что-то изменится? Валяй, заказывай, но смотри, чтобы хватило нам обоим. И не забудь, что я не люблю оливки.
— А я уже позабыла. Ага, ты ничего не имеешь против оливкового масла, но не ешь оливки. Так? Кстати, чем тебе не нравятся оливки?
— Ты действительно хочешь это услышать?
— Пожалуй, нет. Итак, Алан, ты устал от работы? Спекся? Или все дело в кризисе середины жизни?
За годы общения с Дайаной я привык к тому, как она излагает мысли, и приобрел определенный навык, позволявший не спотыкаясь следовать по петляющей тропинке ее логики.
— Может быть. Не знаю. Вообще-то я об этом не думал, но, возможно, в твоем предположении что-то есть.
Я никогда не считал себя человеком, склонным сомневаться в своей профессиональной пригодности или терзаться сомнениями по поводу избранного пути, но все же потратил несколько минут на то, чтобы ввести Дайану в курс дела. Я рассказал ей о пациентке, считающей своего мужа идиотом, и о дилемме с загрузкой посудомоечной машины, попытавшись таким образом прояснить для собеседницы ситуацию, которая подорвала мою веру в собственные силы.
— Рауль бы с ней согласился. Иногда я ловлю его на том, что он переставляет после меня грязные тарелки в посудомойке.
— Нет, нет, нет! — запротестовал я. — Разница в том, что Рауль не считает тебя ущербной из-за того, что ты не так поставила тарелки, как не считает и твою неспособность освоить правильную технику их закладки доказательством того, что ты его не любишь.
— Ошибаешься, — возразила Дайана. — Рауль определенно считает меня ущербной, но он считает меня ущербной независимо от того, как я ставлю эти дурацкие тарелки. Он все равно меня любит. Почему он все равно меня любит? Потому что мои недостатки не перевешивают моих достоинств. Между прочим, именно в этом и состоит, как говорил Фрейд, психическое здоровье — ощущать себя достойным, несмотря на недостатки.
— Нет, Дайана, Фрейд так не говорил. Он говорил, что психическое здоровье — это способность любить и работать. Но в остальном ты права. Именно это я и пытался сказать. Молодец. Запиши себе балл.
Дайана нахмурилась. Ей не нравилось, когда ее поправляли, а особенно когда уличали в мошенничестве с цитатами из великих мертвецов.
Вовремя подошедшая к столику официантка вежливо выслушала наши последние ремарки, делая вид, что такого рода перебранки ей не в новинку. Затем, приняв от Дайаны заказ, она неспешно удалилась в направлении той части ресторана, которая в моей памяти все еще ассоциировалась с отделом интеллектуальной литературы.
— Мы оба прекрасно понимаем, что беспокоит тебя вовсе не принцесса посудомойки, — сказала Дайана. — Тогда что?
— Мне больше нравится называть ее Кухонной Леди. Но, отвечая на твой вопрос, скажу так: я не знаю.
Она рассмеялась:
— Да уж, похоже, тебя действительно зацепило. Ты в последнее время часто такой задумчивый?
Я ответил ей улыбкой.
— Нет, Дайана, я действительно не знаю. Просто не знаю.
Если я сам ничего не знаю, у Дайаны всегда найдется парочка объяснений, которыми она не преминет поделиться.
— Может быть, прошлогодний диагноз?
— Что?
Официантка вернулась с пивом. Я приложился к стакану и осушил его не менее чем на треть. В жаркий день нет ничего лучше первого глотка холодного пива. Ничего. К сожалению, в это «ничего» входит и второй глоток холодного пива в жаркий день, а потому я и постарался насколько возможно удлинить первый.
Дайана, прежде чем прояснить брошенное обвинение, наполовину осушила свой бокал.
— Помнишь ту женщину, что погибла от взрыва на улице возле нашего офиса? Твои… э… скажем так, «просчеты» — это не слишком сильное слово? — в том деле стали косвенной причиной гибели нескольких человек. Я правильно говорю?
Я откинулся на спинку стула.
— Ну-у, — проговорил я, вытаскивая из груди нож, чтобы использовать его для самозащиты.
Она подалась вперед, положила левую руку на мое запястье, а правой поднесла к губам стакан.
— Теперь ты меня слушаешь?
— Конечно.
— На твою долю выпало несколько очень тяжелых дел. Вся эта прошлогодняя заварушка с детьми и бомбами. Защита свидетелей, в которую ты сам впутался. В общем, тебе бы никто не позавидовал. Иногда я думаю, что правительству следовало бы повесить на двери твоего офиса что-то вроде предупреждающего знака. Все это не могло не сказаться.
Я покачал головой. Аргумент вовсе не показался мне убедительным.
— Поверь, я не жалею о том, что взялся тогда за те дела. Не о них я думаю, когда сижу за столом и не знаю, зачем мне все это. Нет, сомнения приходят именно тогда, когда возникают ситуации подобные сегодняшней, когда я не могу помочь бедняжке с ее посудомоечной машиной.
— Поясни.
— Меня угнетают дела, в которых шаг вперед означает два назад. Ты и сама знаешь: бывает депрессия, которая не поддается лечению. Муж бьет жену, а она все равно к нему возвращается. Или ты рассчитываешь, что результат проявится через шесть месяцев, а его нет и по прошествии года. Такие дела сводят меня с ума. Люди приходят в офис и словно бросают тебе вызов: ну-ка, помоги мне. Пусть их не очень много, однако бывают дни, когда кажется, что таких случаев большинство и что ты не сделал ничего, чтобы помочь своим пациентам.
