Себастьян Фитцек - Дьявольская рулетка
— Ты лжешь.
— Зачем мне это?
— Она ведь учится на юриста.
— Она уже бросила.
— Но почему… почему же ты говоришь мне об этом только сейчас?
— Потому что я не был уверен до контакта по рации. В списках она проходит под фамилией своего отца, а пользуется только псевдонимом — Китти. Штойеру я пока ничего не говорил. Он должен как можно позже узнать о том, что ситуация касается тебя лично. Он и так уже против твоего участия.
— Ты гад, — выругалась Ира и тыльной стороной ладони вытерла слезу с щеки. — Проклятый, мерзкий гад.
— А ты — единственная, кто может спасти твою дочь.
Он обнял ее и крепко прижал к себе. Раньше, в другое время, его сочувственный жест мог бы вызвать в ней чувство защищенности. Но сегодня она восприняла его лишь как пугающую уверенность в том, что ее дочь пропала.
«Безнадежно, — думала Ира. — Судьба Катарины находится в руках свихнувшегося психопата и склонной к суициду алкоголички».
Чем дольше она выплакивалась в объятиях Гетца, тем яснее становилось в глубине ее души жестокое осознание: скорее ее дочь сегодня утром выиграет раунд Casch Call, чем она сможет вести эти бесперспективные переговоры.
Часть II
Это та часть моей работы, которая всегда представлялась мне наиболее интересной. Вести прямые беседы с людьми, которые живут в мирах опыта, которые мы не можем переступить.
Томас Мюллер, «Человек-бестия»В игре человека можно за час узнать лучше, чем в разговорах — за год.
Платон1
Хм-м.
Ира глубоко вздохнула в слабой надежде, что тем самым сможет противостоять панике, овладевшей всем ее телом.
«Катарина-Китти-Катарина-Китти!» Имя и прозвище ее младшей дочери, чередуясь, пронзительно звучали в ее голове, пока на экране компьютера перед ней пробегали последние картинки камеры видеонаблюдения. Она вернулась в офис Дизеля лишь несколько минут назад, но Игорь, техник, уже установил прямой интернет-доступ к центральному компьютеру.
— Хм-м, — снова вздохнула Ира и остановила тот кадр, на котором ковыляющий с костылем террорист застыл в движении в холле двадцатого этажа. Она уже в третий раз изучала изображения и снова не могла разглядеть ничего конкретного.
Ира ощущала, как эмоции сотрясают ее тело. Сначала злость, потом растерянность и, наконец, чувство, которого она давно уже не испытывала: страх. Рейнольд Месснер однажды, после того как пережил опыт приближения смерти при спуске с Эвереста, сказал, что явление смерти — самое легкое событие. Тяжело только до нее, пока еще есть надежда. Но, как только появляется твердое намерение умереть, становится очень легко.
Сегодня рано утром Ира простилась с жизнью и с тех пор больше не чувствовала страха. До этого момента. Остальные в комнате, Херцберг и Игорь, к счастью, не заметили ее приступа. И все же в глубине души она напоминала испуганную маленькую девочку, которая, боясь побоев, забилась в дальний угол комнаты, в то время как на нее кричат: «Ты — развалина, пропащая алкоголичка. Ты этого не сделаешь!»
Ира признавала правоту своего внутреннего голоса. Несколько часов назад она хотела перешагнуть тот порог, за которым больше не было возврата. Сейчас же она была близка к тому, чтобы говорить с потенциальным массовым убийцей, в руках которого находилась ее последняя дочь. Катарина. Или Китти, как она звалась теперь. «Кажется, она отказалась не только от матери, но и от своего имени, — думала Ира. — Черт! Я так глубоко в этом увязла, что, положа руку на сердце, совсем не должна браться за этот случай».
— А нет ли у нас видеокамер в лифтах? — спросила она только для того, чтобы выдать что-нибудь умное.
— Нет. — Херцберг встал рядом с ней и покачал головой. — К тому же только что преступник обнаружил камеру, которую Онассис оставил на потолке, и привел ее в негодность с помощью банки с краской.
— Что ж, этого следовало ожидать. — Ира закрыла окошко с видео на компьютере и открыла вордовский документ, который она назвала «Террорист». Все эти рутинные процедуры немного помогали ей справиться с накатывающей волнами паникой. Она открыла еще два документа, снабдив их заголовками «Заложники» и «Я».
— Теперь давайте обобщим все, что мы знаем о преступнике, — сказала она, когда спустя несколько секунд была готова.
Все три документа теперь размещались на мониторе.
— Немного, к сожалению. — Херцберг пожал плечами.
— Ну, а как насчет… — Ира встала, взяла фломастер и подошла к флипчарту, который стоял у компьютерного стола, прямо перед окном на Потсдамер Платц, и попыталась вспомнить, что осталось от обобщения видеокадров.
— Между тридцатью и тридцатью пятью годами, худощавый, ростом около метра восьмидесяти пяти, физическая конституция хорошая. Он немец, образован, имеет высшее образование, возможно, медицинское или гуманитарное.
Говоря, она отмечала важнейшие факты этого списка на доске и спрашивала себя, как долго еще сможет сегодня читать собственные записи. Ее руки уже слегка вспотели. Скоро они начнут дрожать, если она и дальше будет игнорировать уровень содержания алкоголя в крови.
— Прекрасно, — хмыкнул Херцберг и встал. — Описание его личности мы имеем благодаря видео. Мы как раз охотимся за этой картинкой в полицейском компьютере. — Он взял из сканера цветной отпечаток формата А5 и прикрепил его к флипчарту. — Но откуда вам известно, кто он по профессии?
— Прежде всего, стиль речи, — механически ответила Ира. — Он очень гибок. Преступник пользуется иностранными словами, и его фразы состоят более чем из шести слов. Обиходный язык, диалект и ругательства он использует осознанно, для контраста к своему в остальном очень тщательному выбору слов. Человек обучен тому, как выражаться, и он, вероятно, занят в профессии, где приходится много и часто беседовать с людьми. Голос у него хорошо поставленный, приятного тембра. Он знает, что его охотно слушают. Кроме того, он или по работе или по крайней мере частным образом часто имеет дело с людьми искусства.
— Но это-то вы откуда знаете?
— Отсюда.
Ира сунула фломастер Херцбергу в руку, вернулась к письменному столу и снова открыла файл с кадрами видеонаблюдения. Оказавшись на месте, она постучала указательным пальцем по монитору.
— Парик, фальшивые зубы, спортивные штаны, пивной живот, костыли. Этот человек замечательно замаскировался. А посмотрите, как он двигается.
Она сдвинула мышь, и последние кадры видео показали террориста, который медленно шаркал по лестничной площадке.
— Играет он великолепно. Не переигрывая, как это мог бы сделать дилетант, изображая человека с нарушениями двигательной системы. Смотрите, как осторожно он ставит свою больную ногу. Либо он сам актер или гример, либо, что вероятнее, имеет контакты со сценой, возможно, кто-то давал ему уроки.
— А вам не кажется, что это несколько притянуто за уши? — Херцберг с сомнением взглянул на нее.
— Не забывайте о самой акции. Захват заложников был проведен почти в масштабах операции Генерального штаба. А идея с Casch Call также свидетельствует о творческих способностях явно выше среднего.
— Прекрасно. А есть еще что-нибудь, что вам удалось извлечь из видеосъемки?
— Массу всего. Однако мне не хочется тратить драгоценное время на пустую болтовню. Поэтому скажу быстро самое важное: террорист знаком с кем-то с этой радиостанции.
Херцберг открыл рот, но его слова от удивления прозвучали с некоторой задержкой:
— И как же вам это снова удалось выяснить?
— Ну прикиньте-ка сами. Почему этот человек переоделся? Зачем лишние труды?
— Чтобы остаться неузнанным.
— Хорошо. Неузнанным. Но кем?
— Вы думаете…
— Правильно. Камеры видеонаблюдения подтверждают, что он переоделся только в лифте. Итак, лицо, которое не должно было его узнать, возможно, сидит на приеме. Это не должно быть связано ни с кем здесь, на передаче. Верно?
— Удивительно, — признал Херцберг. — Но почему же он не переоделся прежде, чем войти в здание МСВ? Зачем вся эта суета в лифте? Он же запросто мог переодеться у себя дома.
— Это первые разумные вопросы, которые вы задали сегодня утром. И на них есть очень простой ответ: потому что наш мужчина не только, человек творческий, но и умеет хорошо планировать. Взгляните сюда.
Тремя кликами мыши Ира отмотала запись видеонаблюдения назад и запустила ее с начала, с кадров, сделанных в семь часов утра.
— Все остальные гости студии, за исключением водителя UPS, были проведены на студию до террориста. И почти все должны были предъявлять свои сумки. — Ира повернулась к Херцбергу удостовериться, действительно ли он внимательно ее слушает. — Наш друг, напротив, прибыл в семь двадцать четыре с чемоданчиком и выглядел как типичный юрист. Он проскочил без труда. Никаких сомнений: он стремился произвести серьезное впечатление. Если бы он уже облачился в свой пролетарский наряд, то ему пришлось бы приготовиться к тому, чтобы взлететь на воздух, если чересчур усердный охранник обыщет его. Он не хотел идти на риск.
