Линда Ла Плант - Лучшая половина мафии (Крестная мать)
— Так же, как и ты нас, Джонни.
— Верно, но я не собираюсь вас предавать. Я выполню любой ваш приказ. Я хочу у вас работать. Вы стали моей семьей. У меня больше никого нет.
В кабинет вошла София, и он обернулся. Она прислонилась к дверному косяку.
— Три часа ночи. По-моему, Джонни пора идти.
Лука быстро соскочил с края стола и, не глядя на Софию, пробормотал, что придет завтра — отвезет их на встречу с Барзини.
— Я провожу тебя, Джонни. Мне надо подышать свежим воздухом, — сказала Тереза.
София видела из окна, как они стоят у подъезда. Задернув штору, она обернулась к Грациелле:
— Хочешь принять снотворное?
— Нет… Доживи до моих лет, и тебе не понадобится много спать. Насыщенный был денек, да?
София засмеялась, скрестив руки на груди.
— Мне кажется, это слишком мягко сказано, мама. У тебя есть таблетки? Мои, оказывается, уже кончились.
Грациелла открыла выдвижной ящик своего ночного столика и достала пузырек. София протянула руку и тут увидела фотографию Майкла.
— Он был твоим любимцем?
Грациелла закрыла глаза.
— Он был моей отрадой и моей болью. Говорят, первенец для матери дороже всех. Наверное, все дело в том, что первый ребенок — это так страшно… и так прекрасно…
Она замолчала, увидев, что София вышла из комнаты.
София налила полную рюмку виски и села за кухонный стол. Она выпила сначала одну таблетку, потом вторую и тут ощутила руку на плече. Грациелла взяла пузырек с таблетками, аккуратно завинтила крышку и подсела к Софии, потянувшись к ее руке. Она чувствовала, что на душе у невестки скребут кошки, но не могла придумать слов утешения.
— Мне хочется уснуть, мама, и никогда не просыпаться. Я больше не выдержу. Нас настигло какое-то безумие.
Грациелла вздохнула:
— Да, мне самой не верится, что все это происходит с нами наяву. Иногда по ночам я лежу без сна и мне кажется, что я нахожусь в каком-то другом мире… Должно быть, так оно и есть: я в Америке, а прошлое осталось далеко позади. Но, знаешь, я часто вспоминаю старые добрые времена, и они служат мне утешением.
София тронула ее за руку.
— Мама, есть кое-что, о чем я тебе никогда не рассказывала — все было не к месту. Да наверное, в моей жизни все было не к месту. Помнишь ту ночь, когда Альфредо принес меня на виллу? После того как сбил на дороге? Я приехала в Палермо из Чефалу, потому что…
София замолчала. В дверях появилась Мойра. Заплаканная, без косметики, она напоминала заблудившегося ребенка.
— Я не могу заснуть. Мне так страшно! Я никак не могу заснуть…
София вздохнула, а Грациелла подала Мойре руку и усадила ее за стол.
— Где мама? — спросила Роза, заходя в кухню с бледным, осунувшимся лицом.
Грациелла похлопала себя по коленям, обращаясь с Розой как с маленькой девочкой. Роза села к бабушке на колени и уткнулась лицом ей в плечо.
— Бабушка, я так рада, что ты здесь!
Грациелла улыбнулась. Окруженная дочерьми, она чувствовала, что любима, и самое главное — она чувствовала, что кому-то нужна.
— Ты знаешь, какой сегодня день, бабушка?
Мойра вскочила:
— Рождество! Сегодня же Рождество!
Она выбежала из кухни и вернулась с маленькими подарками, которые купила для всех них.
— Счастливого Рождества, София!
София приняла яркий сверточек. Она изо всех сил пыталась улыбнуться, но лицо ее внезапно исказилось, и она зарыдала.
У Розы задрожали губы.
— Не плачь, София, не плачь! — проговорила она и сама разразилась слезами.
Мойра, которая еле держалась весь вечер, тоже пустилась в рев. Грациелла молча переводила взгляд с одной на другую, потом принялась покачивать Розу, сидевшую у нее на коленях, и затянула песню.
Тереза плотнее запахнулась в шубку Софии. Они долго шли пешком и невзначай добрели до грузовой компании, которая по-прежнему стояла на замке, огороженная сверху мрачной колючей проволокой.
— Здесь работал мой муж. Это единственное предприятие, которое я не включила в список на продажу. Сначала я и сама не понимала почему. Мало того, я сохранила за собой права на аренду складских помещений.
Лука оглядел неосвещенные пакгаузы и засунул руки глубже в карманы брюк.
Тереза улыбнулась:
— Ты сочтешь меня ненормальной, если я скажу тебе, что хочу открыть собственный бизнес? Я собираюсь вложить свою часть денег в это предприятие и возродить его. Конечно, мне понадобятся помощники — люди, которым я могу доверять.
— Как насчет профсоюзов?
— Ох, профсоюзы — это вчерашний день, Джонни. Все меняется. Мафия практически задушила профсоюзы. Раньше сюда свозился весь бензин, и ты можешь себе представить, какие это были огромные деньги… Ведь семья Лучано получала свой процент с каждого проданного галлона. У них было так много фиктивных компаний, что отследить все было просто нереально. Старенький папа Лучано любил говорить, что занимается законным бизнесом, но я-то знаю: он наваривал миллионы на одном только бензине.
Для Луки это был темный лес. Он понятия не имел, о чем она говорит, но его подкупала ее искренность. Тереза стояла перед ним, съежившись от холода, с покрасневшим носом.
— Деньги — вот главное, Джонни. У нас есть этот пирс, и мы можем начать честную, законную торговлю. Но если ради достижения успеха мне придется применить другие методы, то я это сделаю. Хочешь быть моим партнером?
Он засмеялся:
— Вы хотите возродить бизнес Лучано?
Она опустила глаза и поковыряла носком туфли асфальт.
— Я должна узнать, что за люди работают с Барзини и чем они занимаются. Ты мог бы это выяснить?
Лука кивнул, хотя совершенно не представлял, как это можно сделать.
— Конечно… я все для вас разузнаю.
— Пожалуй, я пойду обратно.
— Да, возьмите такси. Мы забрели далековато.
— Нет, я пешком. Эти улицы я знаю как свои пять пальцев. Недалеко отсюда я родилась. До завтра.
Немного отойдя, она остановилась и вновь обернулась к Луке.
— Знаешь, я думала, ты помогаешь нам из-за денег. А теперь я так не думаю. Мне кажется, мы тебе действительно небезразличны.
— У меня никогда не было семьи. Не волнуйтесь, я прослежу за Барзини.
Тереза улыбнулась и пошла дальше, пожелав ему спокойной ночи, Мойра как-то сказала, что у Джонни есть брат. Странно, он о нем даже не упомянул…
Уставшая Тереза поднималась по лестнице, надеясь, что все женщины уже спят и сегодня больше не придется спорить. Ей хотелось одного: добраться до постели и уснуть.
Когда она повернула на свою лестничную площадку, до нее долетел тонкий протяжный вой. Сначала она испугалась, но потом удивленно прислушалась к хору голосов, выводившему громко, не в лад рождественский гимн:
Hark, the herald angels sing,
Glory to the newborn king…[7]
Глава 35
Комиссар Джозеф Пирелли провел Рождество в Милане, и это было худшее Рождество в его жизни. Расследование убийств семьи Лучано и мальчика Палузо было фактически прекращено.
Единственный подозреваемый, Лука Каролла, предположительно покинул Италию. Полиция понесла неслыханные расходы. Людям, дежурившим в аэропортах, на вокзалах, в гаражах и больницах, распространителям тысяч фотографий, судебным и баллистическим экспертам — всем им пришлось платить.
Судья-обвинитель по объединенному делу распорядился оставить Кароллу в списке разыскиваемых преступников с правом выдачи его другим государством на случай, если он будет найден в Соединенных Штатах. Больше Пирелли ничего сделать не мог. Как он ни упирался, ему все же пришлось уехать из Палермо. Это дело, как и сотни других, в которых была замешана мафия, осталось нераскрытым.
Пирелли со своей женой Лизой и сыном Джино вернулся в Милан под самое Рождество. Они прошлись по магазинам, купили елку и подарки, в том числе новый велосипед для Джино. Когда они наконец приехали домой, Лиза отправила Пирелли на улицу набрать земли в ведро для елки, а сама принялась разбирать вещи.
Одна из сумок была набита грязным бельем, которое она не успела постирать в Палермо. Вываливая его в корзину для грязного белья в ванной, она заметила там две простыни, которые стелила на кровать перед самым отъездом.
Хоть это было запрещено, Пирелли накопал земли из цветочной клумбы. Когда он принес ведро домой, Лиза ждала его на пороге.
Сначала она предъявила ему пепельницу, в которой лежали окурки турецких сигарет со следами губной помады, а потом швырнула на пол грязные простыни.
— С каких это пор ты стал сам менять постельное белье? А я тебе скажу — с того дня, как привел сюда шлюху, мерзавец!
Пирелли молчал, и Лиза перешла на крик:
— И ты еще называешь себя детективом? Неудивительно, что тот парень до сих пор разгуливает на свободе, ведь ты не можешь даже привести в дом женщину, а потом уничтожить улики! Ну что ж, справляй Рождество здесь, пусть твоя шлюха составит тебе компанию, потому что я ухожу!
