Владимир Орешкин - Вдох Прорвы
— Потом это место смотрели?
— Еще как, языком все вылизали. Окурки от «ЛМ», обрывки газеты «Центр Плюс», — больше ничего.
— Богатый рыбак был?
— Еще чего!.. «ЛМ» — все его богатство. Две удочки, складные бамбуковые, такие лет двадцать тому назад в «Спорттоварах» продавали, леска — рыба ее за километр видит.
— Но что-нибудь, может быть, из его вещей выделялось? Может, подороже остальных, или в глаза бросалось.
— Нет, — сказал Вадик.
— Сам-то ты, что думаешь?.. Ну, если бы был следователем, что бы сказал?
— Я… — задумался Вадик. — Не знаю… Он там блеванул потом, после того, как того мужика замочил. Может быть, по содержимому желудка?..
— Его вырвало?
— Да еще как!.. Даже желчь какая-то была… Мокрушник, — пренебрежительно сказал Вадик…
Для учебного фильма наговорили достаточно. Пусть теперь на своих тренировочных занятиях разбираются в тонкостях…
Второй боец, Олег Валов, ничего нового не открыл. То же самое, — чуть ли не слово в слово.
Был еще третий, тот, кто обнаружил покойника.
— И как? — спросил Гвидонов, — Как вы нашли в лесу мертвого человека?
— Собака нашла, — отвечал служивый. — У нас три собаки, было бы больше, нашли бы раньше. А так, в седьмом часу…
— Как он выглядел?
— Обыкновенно, — половины головы не было, парашют весь в крови, «макаров» рядом валялся.
— Макаров?
— Да, с глушителем.
— Интересно, — сказал Гвидонов, и довольно натурально зевнул. Камера должна зафиксировать его служебное рвение…
За час с небольшим управился со свидетелями. Затем вернулся Валя, со знаком вопроса на лице.
— Чудес не бывает, — сказал ему Гвидонов. — Нужно работать… Ты не против, если я заберу эту папочку с собой?
Валя, от которого пахнуло новой порцией одеколона, секунду колебался, но, слава богу, не больше.
— Отдаю в надежные руки, — сказал он. — И вот еще, — премия…
Конвертик был солидной толщины, и, как потом выяснилось, содержал ровно сто бумажек по сто долларов каждая. Итого: десять тысяч… Вопрос: за что?
Тоже очень интересный вопрос.
Но это было вчера. Сегодня Владимир Ильич Гвидонов сидел на своем рабочем месте, и, закрыв глаза, предавался меланхолии…
Картинка получалась дурацкая, как ни крути… Мотор у их фельдъегеря сломался где-то на самолете, так что посыльный был вынужден выпрыгнуть с парашютом. Приземлившись, вместо того, чтобы ползти, как герой Мересьев, к людям, он начинает прятаться, маскироваться под растительность. Потом его находит кровожадный рыбачек и приканчивает из его же пистолета, причем, судя по количеству патронов в обойме, и стреляным гильзам, — двумя выстрелами. Но попадает только раз, причем стреляя в упор… Должно быть, у рыбачка сильно тряслись руки, от неопытности.
Рыбачек похищает груз, потом его вырывает, а потом он идет на остановку автобуса, и ведет себя настолько хладнокровно, что парнишке позавидовал бы любой спецназовец… Курит. И болтает с оцеплением про наживку.
Всего, что касалось фельдъегеря, был намек не копать, — копать нужно было только в сторону парнишки.
Это напоминало бородатый анекдот про статистику, что статистика подобна девушке в бикини: то, что открыто, интересно, а то что скрыто — существенно…
Например, заказчику интересно выйти на парнишку, а для него, Гвидонова существенно знать: чей был егерь, заказчика или третьего лица… По-всему выходило, что егерь был посторонний.
Мотор у егеря заглох ночью с пятницы на субботу, приблизительно в два тридцать. И именно в это время подняли в воздух два вертолета и стали окружать район предполагаемого приземления дежурными группами… Но вот еще одна странность, в готовность эти команды поставили еще вечером, — объявив на выходные учения. Первый раз за два года, на выходные, как будто им по трудовым будням не хватает времени.
Егерь чужой, и, возможно, совсем не егерь… Но что-то при нем было, раз поднялся из-за этого такой сыр-бор, что даже невинного «конторского» сыскаря умудрились затолкать в эту кашу.
Это что-то на самом деле спер случайный парнишка, — но спер как-то уж очень странно…
Но это — потом…
Основной вопрос, как говорил когда-то его круглый теска Владимир Ильич, — вопрос о власти. В Гвидоновском случае, вопрос о силах, задействованных в процессе. Первое, — кто есть заказчик Гвидонова? Второе, — кто есть заказчик или хозяин егеря? И третий, вытекающий из двух первых, — из-за чего они схватились между собой, какие искры от такого соприкосновения могут посыпаться?
Тогда станет ясно, между чьим молотом и чьей наковальней пытается он, Гвидонов, просунуть свою голову. И стоит ли ее туда засовывать…
Разные факты и разные слухи бродили по Управлению по поводу существующих силообразований, и с действием всевозможных структур приходилось сталкиваться самому, но никто сейчас, в эпоху Понятий, не наклеивает себе на грудь визитных карточек, и сломав, к примеру, кому-нибудь мотор, не звонит потом в газету и не берет ответственность на себя.
Скорее, дело обстоит с точностью до наоборот.
Это, в борьбе за собственное выживание, привносит изрядную толику совершенно специфичной специфики… То есть, делает ее от обилия вариантов, мало предсказуемой. Даже для профессионала…
Но — интересно.
Вот это, «интересно», — была вторая тайна Гвидонова, которую он никому и никогда не станет рассказывать. Он и себе, с удовольствием не стал бы ее рассказывать, потому что его бесприютная тяга к интересному, не нравилось ему самому. Кроме неприятностей, совершенно неоправданного ничем риска, шишек на голове и тяжелых объяснений с начальством, эта его черта не принесла ему еще никаких благ.
К своему неудовольствию, к стыду рационального в нем человека, привыкшего мыслить реальностями, просчитывать варианты, эти варианты не один раз взвешивать, к нему некстати пришел, — как всегда приходил некстати, — самый что ни на есть иррациональный интерес… Щенячье любопытство, — так называл его Гвидонов.
Но бороться с этим самым любопытством он не мог, — оно было сильнее его воли.
Он слышал, сквозь закрытые глаза, отголосок движения вечности, — и ругал себя последними словами. Ругал, и знал, это лишь последнее сопротивление, теперь изменить ничего нельзя. Голову он засунет, — остаться бы только ей после этого целой.
Мобильный новый друг Валя всегда носил с собой, так что разыскать его не составило труда.
— Ну как? — спросил тот, узнав Гвидонова.
— Не просто, — скучным голосом бюрократа, ответил Гвидонов. — Вот хочу напроситься на экскурсию. Посмотреть все-таки место… Мне нужен один из твоих ребят, тот, кто видел нашего рыболова. Машина или твоя или наша, — все равно.
— Наши проблемы, наш бензин, — сказал дипломатично Валентин. — Через тридцать минут будет у твоих дверей… Если что нужно, звони, — без проблем.
— Хорошо, — согласился Гвидонов, представив, как благоухает его приятель очередным одеколонным ароматом…
А еще через полтора часа они были на месте происшествия. «Джип» остановился на обочине шоссе, и Вадик, извиняясь, сказал:
— Дальше нужно пешком, колеса не пройдут.
Они вышли, оставив водителя одного.
— Вы подъезжайте к автобусной остановке, — сказал Гвидонов, — Мы подойдем к ней. Где-то часа через три, не раньше… Она далеко отсюда?
— Километра полтора-два.
— Вот там и встретимся.
— Сюда, пожалуйста, — показал Вадик в сторону леса, как будто приглашал на ковровую дорожку.
По лесу долго шли молча. Вадик тактично уступал удобные места, чтобы Гвидонову было легче шагать, и вообще был сама внимательность. Из него бы получился образцовый ординарец, при каком-нибудь высоком начальстве.
— Ты ведь тоже рыбак, — сказал Гвидонов. — Есть такая слабость?
— Как вы узнали? — совершенно по-детски изумился Вадик.
— Вот скажи, рыбак ведь рыбака понимает: ты приехал на природу отдохнуть, один. Кругом тишь, благодать, давно собирался, — какое у тебя настроение?
— Нормальное, — сказал Вадик. — Хорошее, какое еще.
— А потом, в таком хорошем настроении идешь, и видишь в лесу человека, да еще не совсем здорового. И раз в него — из пистолета. Похоже?
— Не похоже, — сказал Вадик. — И парень этот, не похоже, чтобы мог человека убить. Выглядел он как-то не так. Не боец, — одним словом. Характер у него не тот… Хотя всякое бывает…
— Долго еще?
— Да пришли уже. Вот этот бережок.
Они остановились на берегу речки. Сразу за ними был небольшой бугорок, на котором росла одинокая береза и виднелась на земле черная пропалина от недавнего костра.
— Где он сидел, когда вы его увидели?
— Вот здесь.
— Сколько удочек было заброшено?
— Обе.
Гвидонов уселся на покинутое рыбаком место и посмотрел на воду. Вода, как вода, в меру грязная. Обзора с этого места никакого, — только соседний берег, поросший травой и невысокими кустами.