Десмонд Бэгли - Оползень (Сборник)
Книжки оказались самые разные. Много современных романов, но в основном не авангардных, так, всякие надуманные истории; солидная порция английской и французской классики; полка биографий с вкраплениями истории, главным образом Канады. Что больше всего меня поразило, так это куча книг по археологии, по большей части ближневосточной. Да, Клэр Трэнаван, кажется, оригинальная женщина.
Я оставил книги и двинулся дальше по комнате, рассматривая образцы разномастной керамики и скульптуры, на вид относившиеся ко временам Мафусаила, фотографии животных, в основном канадских, набор ружей и пистолетов в стеклянном шкафу. Я с любопытством рассматривал их сквозь стекло и обнаружил, что, хотя они содержались в порядке, все покрыты налетом пыли. Затем я задержался взглядом на фотографии великана медведя и решил, что тому, кто его снимал, даже пользуясь телевиком, пришлось подойти к нему чертовски близко.
Она сказала за моей спиной:
— Немного напоминает вас, верно?
Я обернулся.
— Я не такой огромный. Он же раз в шесть больше меня.
Она переоделась в хорошо скроенные брюки, купленные, надо думать, в дорогом магазине.
— Я сейчас навещала Джимми. Думаю, с ним все будет в порядке.
— Я ударил ровно настолько, насколько это было необходимо, — сказал я. — Достаточно для того, чтобы научить его, как себя вести. А гнездышко ничего себе.
— Бойд, меня тошнит от ваших слов, — сказала она холодно. — Вообще можете убираться отсюда. Вы грязный человек, если думаете, что я делю это «гнездышко» с Джимми Вейстрендом.
— Ай-ай-ай, — сказал я. — Вы делаете слишком поспешные выводы, Трэнаван. Я имел в виду лишь то, что все это чертовски здорово. Я никак не ожидал все это увидеть в лесу, больше ничего.
Медленно краска сошла с ее щек, и она сказала:
— Извините, если я поняла вас неправильно. Может быть, я излишне нервничаю. Если так, это ваша вина, Бойд.
— Не надо извинений, Трэнаван.
Она вдруг начала смеяться, сначала тихо, потом громче и громче. Я не мог удержаться, последовал за ней, и секунд тридцать мы хохотали, как безумные. Затем она взяла себя в руки.
— Нет, — сказала она, мотая головой, — так не пойдет. Не надо звать меня Трэнаван. Зовите меня лучше Клэр.
— А я — Боб, — сказал я. — Привет, Клэр.
— Привет, Боб.
— Ты знаешь, я в самом деле никак не намекал на твои отношения с Джимми. Он недостаточно мужествен для тебя.
Она погасила улыбку, сложила руки на груди и посмотрела на меня долгим взглядом.
— Боб Бойд, до сих пор я не встречала ни одного человека, общение с которым заставляло бы меня вот так все время вставать на дыбы. Если ты думаешь, что я сужу о людях по тому, каковы они в драке, ты сильно ошибаешься. Вообще тебе надо было стать анестезиологом — стоит тебе открыть рот, как тут же сморозишь что-нибудь. Ладно, ради Бога, помолчи и налей мне чего-нибудь.
Я направился к бару.
— А тебе не следует заимствовать остроты у герцога Эдинбургского. Это выглядит претенциозно. Что будешь пить?
— Виски с водой, пополам. Там есть отличное виски.
Да, виски действительно было отличное — «Айлейский туман». Я с почтением взял бутылку и вспомнил о Хэмише Мак Дугалле — интересно, как давно он не виделся с Клэр Трэнаван? Вслух я этого, конечно, не произнес и решил, как она советовала, помолчать.
Когда я передавал ей стакан, она спросила:
— Сколько времени ты в этих лесах?
— Около двух недель.
— Не хочешь принять горячую ванну?
— Клэр, за это я отдал бы душу. Озерная вода слишком холодна, и часто в ней не пополощешься.
Она показала пальцем:
— Иди в ту дверь, а там — вторая дверь налево. Полотенце для тебя приготовлено.
— Могу я взять с собой виски?
— Конечно.
На ванную стоило посмотреть. Выложенная белым и синим кафелем, она была настолько большая, что здесь можно было бы проводить собрания, если б такая фантазия пришла вам в голову. Сама ванна представляла собой выемку в полу и больше напоминала плавательный бассейн. Из крана лилась горячая вода. Тут же была гора полотенец, каждое величиной с акр.
Пока я отмокал в воде, разные мысли посещали меня. Я думал о том, почему Клэр вспомнила Говарда Маттерсона, когда я заговорил о ее замужестве; о рисунках на этикетках от виски, в особенности того, с острова Айлей; об изгибе шеи Клэр Трэнаван у воротничка рубашки; о человеке, которого я никогда не видел, — Булле Маттерсоне, о том, как он выглядит, о завитке волос за ухом Клэр Трэнаван.
Ни одна из этих мыслей не получила какого-либо завершения, так что я выбрался из ванны, насухо вытерся и допил свое виски. Когда я одевался, до меня донеслись откуда-то из глубины домика — ничего себе домика! — звуки музыки, заглушившие отдаленное ворчание дизельного генератора, и, вернувшись в комнату, я застал Клэр сидящей на полу и слушающей финал Первой симфонии Сибелиуса.
Она подала мне пустой стакан и рукой показала на бар. Я налил нам по новой порции виски и тихо уселся рядом с ней. Музыка кончилась, она зябко поежилась и, глядя через окно на долину, залитую лунным светом, сказала:
— Мне всегда кажется, что эта музыка изображает вот это.
— Финские пейзажи очень напоминают Канаду, — подтвердил я. — Леса, озера.
Она приподняла бровь.
— Ого, лесной кавалер не только галантен, но и образован.
Я улыбнулся.
— У меня и диплом есть.
Она покраснела.
— Прошу прощения. Мне не следовало так говорить. С моей стороны это скверно, да?
— Да ничего, — сказал я, махнув рукой. — А почему ты построила дом здесь?
— Как тебе, наверное, сообщил твой таинственный осведомитель, я ведь выросла в этих краях. Дядя Джон и оставил мне эту землю. Я ее люблю, потому на ней и обосновалась. — Она помедлила. — Кстати, поскольку ты так хорошо информирован обо мне, ты, наверное, знаешь, что он мне, собственно, не родной дядя.
— Да, — сказал я и решил сменить темп. — У меня есть к тебе одно замечание. Ружья и пистолеты нужно чистить почаще.
— Я сейчас ими не пользуюсь. У меня пропало желание убивать животных. Я теперь пристрастилась к фотоохоте.
— Вот такого рода? — спросил я, показывая на крупный план оскаленной пасти медведя. Она кивнула головой, и я сказал:
— Надеюсь, когда ты снимала это ружье было под рукой?
— Я была вне опасности. — Мы погрузились в молчание и долго смотрели на огонь. Потом она спросила:
— Боб, сколько тебе еще осталось работать на Маттерсона?
— Недолго. Я фактически все закончил. Остался лишь кусок Трэнаван. — Я улыбнулся. — Думаю, тут ничего не поделаешь. Владелец — с норовом.
— А потом что?
— А потом вернусь на Северо-Западные территории.
— На кого ты там работаешь?
— Ни на кого, на себя.
Я рассказал ей немного о своей работе.
— Я вел там разведку полтора года и кое-что нашел. Это позволило мне протянуть еще пять лет. Но это время было неудачным, потому я и подрядился к Маттерсону — надо обеспечить мои дальнейшие изыскания.
Она задумалась.
— Ищешь холостую жилу, тыкая пальцем в небо?
— Что-то вроде этого, — согласился я. — А ты чем занимаешься?
— Я — археолог, — сказала она неожиданно.
— Ну! — вырвалось у меня.
Она встрепенулась и посмотрела на меня.
— Я не дилетант, Боб. Я не какая-нибудь богачка, которая носится со своим хобби, пока не вышла замуж. Я работаю в этой области, почитай мои статьи.
— Да что ты так отбиваешься? Я верю тебе. Где ты ведешь свою разведку?
Она засмеялась.
— В основном на Ближнем Востоке, хотя я делала раскопки и на Крите. — Она показала на статуэтку женщины в юбке с оборками и с обнаженной грудью. — Вот это — с Крита. Правительство разрешило мне взять ее.
Я взял статуэтку в руки.
— Это Ариадна?
— Я тоже так думаю. — Она посмотрела в окно. — Каждый год я стараюсь вернуться сюда. Средиземноморье такое голое и без лесов, меня тянет в родные места.
— Я понимаю.
Мы проговорили еще долго, пока не погас огонь. О чем мы говорили, я толком не помню, просто обо всяких обычных вещах, что составляют жизнь каждого. В конце концов она сказала:
— Меня клонит в сон. Который час?
— Два часа.
Она засмеялась.
— Ничего удивительного. — Она помолчала. — Если хочешь остаться, есть лишняя кровать. Возвращаться в лагерь уже поздно. — Она строго посмотрела на меня. — Но запомни: никаких заигрываний. Будешь приставать — тут же вылетишь вон.
— Хорошо, Клэр. Не буду, — обещал я.
* * *Спустя два дня я вернулся в Форт-Фаррелл. Как только я добрался до своей комнаты в гостинице Дома Маттерсона, то первым делом наполнил ванну и забрался в нее, чтобы предаться любимому занятию: лежать в воде, попивая что-нибудь крепкое и обдумывая свои дела.
