Виталий Полищук - Частная (честная) жизнь, или Что выросло, то… увы!
А тем временем в Москве, Барнауле, Славограде работали десятки людей.
Юрий Борисович Кудрявцев воистину был могущественным человеком.
Вечером, после того, как мы с Ваней приступили к изучению очередной группы букв, я с изумлением обнаружил, что мальчуган знает уже чуть ли не половину алфавита и самостоятельно пытается складывать слова. Я убедил его потерпеть – не стоит забегать вперед, пока не изучишь весь алфавит. Он было надул губы, но мы с Женей в конце-концов его убедили.
После чего уложили спать и продолжили наш разговор в гостиной.
Но перед этим я позвонил в Барнаул и сказал, что вылечу самолетом домой при первой возможности, что встречать меня не нужно – прилечу налегке. Женя открыла сейф и снова достала пачку денег.
– Евгения, – сказал я ей. – Пока не будут готовы мои документы – я не смогу выехать из Москвы. Поэтому деньги мне, вообще-то, пока не нужны. Лучше вот что – позвоните завтра брату и поторопите его с моими новыми документами. Нужен хотя бы паспорт. Объясните ему суть дела.
А с деньгами поступим так. Я, пожалуй, все-таки возьму эти 500 тысяч, и заранее обещаю использовать их только в наших общих интересах.
А вот деньги на хозяйственные нужды каждый понедельник оставляйте… – ну, хотя бы вот в этом ящике серванта…
Я открыл пустой ящик серванта черного дерева, стоящий здесь в же в гостиной.
– Сюда и кладите. Примерный объем еженедельных трат вы ведь знаете?
– Конечно!
На этом и порешили. Пачку оранжевых купюр я унес в свою комнату и положил в ящик тумбочки, рядом с новеньким блокнотом. Именно в нем я собирался фиксировать все расходы.
Сердце подсказывало мне, что это будет не лишним.
Касаемо денег нужно было бы в ближайшее время проделать еще одну операцию, но и тут мне необходимы были документы.
Перед тем, как лечь спать, я, не раздеваясь, заглянул к Жене. Она как раз готовилась ко сну, и я сказал, что зайду через десяток минут – полечить ее.
Я сознательно выжидал и не раздевался – я помнил ее записку, которая теперь лежала у меня в тумбочке, и обязан был предвидеть возможное п р о д о л ж е н и е.
Поэтому получасом позже я устранял беспокойство и лечил ее пассами рук. Сел рядом с ней на край постели и работал ладонями, пока она минут через десять не уснула. А я отправился к себе, размышляя над планами на ближайшие дни.
Назавтра, после звонка Жени брату, выяснилось, что полный комплект документов для меня, а также все необходимые сопутствующие формальности (прописка, перевод и назначение московского размера пенсии и прочее) потребуют около двух недель.
Трудно в Москве без документов! Можно на улице попасть под милицейскую проверку, а мне это категорически не рекомендовалось – с учетом, что я вот-вот должен был как бы народиться на свет с новой фамилией, да и всем прочим… Так что оказаться в милиции и «засветиться» даже по какому-нибудь пустяшному поводу было бы глупо.
Я сидел дома, совершенствовал днем поварское искусство (одновременно обучая, пока Ваня спал, этому искусству Любу), а вечерами возился с мальчуганом. Мы изучили алфавит, отправили домой в деревню Любу за доставшейся ей еще от мамы советских времен кассой с буквами (напомню тем, кто не знает – касса – матерчатый мешочек с нашитыми на нем по числу букв алфавита кармашками. В кармашках лежали картонные квадратики с буквами, а в мешочек клали букварь).
Вот с этим нехитрым приспособлением в портфеле когда-то ходили в школу в первый класс все школьники Советского Союза…
Ну, думаю, для чего нужна эта касса – понятно: ребенок выкладывал слова, доставая по одному соответствующему квадратику из кармашков кассы. А потом снова разбирал квадратики по буквам и засовывал их каждый в свой карман. А чтобы он не ошибался – на каждом кармашке была написана соответствующая буква.
Не знаю, почему я послал Любу в деревню – в магазинах наверняка имелись какие-нибудь современной технологии приспособления, обеспечивающие решение той же задачи. Просто я когда-то учился складывать слова, пользуясь такой вот кассой, и теперь, когда я взял в руки это тряпичную длинную полосу с кармашками, у меня словно бы теплом наполнилось сердце – как будто вернулся сам в первый класс…
И поэтому мне легко давалось обучение Вани – да мальчик был настолько смышленым, что нам с Женей приходилось не обучать его, а лишь п о п р а в л я т ь, когда он ошибался.
Люба также вовсю старалась на кухне…
Так незаметно шли день за днем, пока недели через три однажды вечером, (то есть позже обычного), Женя не вернулась из университета и не достала из сумочки толстенький запечатанный пакет, который торжественно вручила мне.
К этому времени, в принципе, я уже научил одного человечка грамоте, а другого – поварскому искусству. По крайней мере, Люба умела готовить все блюда, которые я любил, а Ваня бойко читал по складам набранные крупным шрифтом рекламные объявления в журналах с программами телепередач…
Что ж, люди Кудрявцева знали свое дело. Документы, по крайней мере на мой придирчивый взгляд, были подлинными. Причем помощники Юрия Борисыча побеспокоились обо всем – в пакете, кроме пенсионного удостоверения, находилась сберкнижка РЭСбанка на мое новое имя, а в приложенной записке мне разъяснялось, что новая пенсия будет поступать на мой счет в РЭСбанк ежемесячно, со всеми московскими надбавками и выплатами из фондов социальных органов в соответствии с законом о компенсациях лицам, пострадавшим в результате ядерных разработок, а также в соответствии с положением «О льготах ветеранам труда г. Москвы».
Так что мне ходить по инстанциям и о чем-либо еще беспокоиться не надо – все необходимое уже сделано…
Сам Юрий Борисович появиться не соизволил, но я подозревал, что его длительные и содержательные телефонные переговоры с сестрой осуществлялись ежедневно… Да и личные встречи – пусть и не столь часто.
Не случайно каждый понедельник утром я находил в гостиной в ящике серванта толстенькую стопку денежных купюр.
Поскольку все закупки для дома осуществляла все это время Люба, но денег у меня не просила, я сделал вывод, что домашнее финансирование осуществлялась в двух независимых друг от друга направлениях…
Так что столько денег сразу я в руках никогда не держал. И, справедливо решив, что не жил хорошо раньше, так не стоит привыкать и теперь, я, получив документы, сразу же сходил в РЭСбанк, где был аккредитован как вкладчик-пенсионер, и открыл еще один счет, на который в конце каждой недели «сбрасывал» остатки наличности. На него же были положены и полмиллиона, полученные от Жени ранее.
Затем я купил билет до Барнаула и переговорил по телефону с женой. В этот день Женя попыталась всучить мне еще одну пачку денег, чтобы я «мог в любое время летать домой».
Вот на этот раз я деньги не взял. И подумал, что вообще-то, либо моим домом станет эта квартира, либо ничего из затеи заменить Ване отца не получится. Так что о поездках в Барнаул придется забыть. По крайней мере – первое время.
Это сейчас он верит всему. А что будет года через три? А через пять, если я все еще буду «числиться Крамаровым»?
Глава 10-я
(рассказанная не от первого лица)
Пока готовились документы, Кудрявцев сделал все, чтобы как можно лучше узнать человека, не скрывающего, что он ненавидит Кудрявцева, однако при этом сумевшего стать членом его семьи, причем – близким.
И, как Кудрявцев знал от сестры, человек этот пока неплохо справлялся со своими обязанностями.
От генерала Бовина, с которым для этого Кудрявцев даже лично встретился в неофициальной обстановке (попарился с генералом в баньке у себя на даче) Юрий Борисович узнал следующее.
Андрейчук (или скоро – Крамаров) человеком был необычной судьбы. Таких в советское время в 70—80-х годах в стране было всего несколько сот – специалисты очень узкого профиля, фактически – будущие смертники, они проходили великолепную подготовку. Кроме инженерного дела, они изучали практическую психологию, спецкурс, который и сейчас преподается в высшей школе ФСБ – то ли их готовили к возможному захвата спецслужбами Запада, то ли просто, как выразился Бовин, им «забивали головы, чтобы они особо не задумывались над особенностями выбранной профессии»…
– Понимаете, Юрий Борисович, – рассказывал тучный генерал, сидя на полке парилки, отдуваясь и периодически поливая себя из ковша холодной водой, – в то время ядерная физика – это считалось профессией романтической! Как геология, космонавтика. Я помню, у нас один выпускник школы поступил в Новосибирский университет на факультет ядерной физики, так когда он приезжал на вечера встречи выпускников к нам в школу, мы, глядя на него, перешептывались, а девчонки смотрели только восторженно… Ну чего вы хотите – стране был нужен ядерный щит!
