Патрисия Корнуэлл - Реестр убийцы
Пожалуйста, пусть это будет неправдой!
Если он совершил невообразимое, то ему уже нельзя помочь. Он — чудовище. Сэндмен. Почему она не потребовала тогда объяснения? Почему не пригрозила, что если он не ответит, она прекратит с ним всякие контакты?
Потому что она психиатр, а психиатры не угрожают пациентам.
Пожалуйста, пусть невероятное будет неправдой!
Кто бы он ни был на самом деле, она не в состоянии помочь ему. Ни она, ни кто другой. И вот теперь он, возможно, сделал то, чего она никогда не ожидала. Сотворил немыслимое! Если да, то у нее остается всего лишь один-единственный шанс спасти себя саму.
Селф пришла к такому выводу в собственной студии, в день, который навсегда врежется в память, когда увидела присланную им фотографию и осознала, что не может позволить себе подвергаться серьезной опасности по целому ряду причин. Поняв это, Селф сообщила своим продюсерам, что семейные обстоятельства, раскрывать которые она не может, вынуждают ее уйти из эфира на несколько недель. Им придется заменить ее, как обычно (поставить в программу одного довольно забавного психолога, считающего себя ее конкурентом). Разумеется, позволить себе отсутствовать дольше она не может — ее место желают получить многие.
Доктор Селф позвонила Пауло Марони (упомянула, что речь идет о направлении, и ее мгновенно соединили с ним), потом (замаскировавшись) села в лимузин (не рискнув воспользоваться услугами своего шофера), поднялась на борт частного самолета и под чужой фамилией поступила в Маклин, где ей ничто не угрожает, где ее никто не найдет и где, хочется надеяться, она скоро узнает, что немыслимое все же не случилось.
Это всего лишь уловка. Омерзительная уловка больного человека. Он этого не делал. Сумасшедшие постоянно выступают с выдуманными признаниями.
А если нет?
Всегда нужно предусматривать худший сценарий. Люди будут обвинять ее. Скажут, что это она обратила внимание безумца на Дрю Мартин, пригласив девушку на свои шоу после победы в открытом первенстве Соединенных Штатов. Какие невероятные получились передачи! Какие эксклюзивные интервью! Сколько незабываемых часов провели они в эфире, разговаривая о позитивном мышлении, о вооружении себя необходимыми инструментами, о настрое на победу или поражение и о том, как все это позволило шестнадцатилетней Дрю преподнести крупнейшую сенсацию в истории мирового тенниса! Серия программ под заголовком «Когда побеждать» не только заслужила множество наград, но и имела феноменальный успех.
Пульс учащается — доктор Селф возвращается к другой стороне ужаса. Она снова открывает почту Сэндмена, как будто если смотреть на нее достаточно долго, что-то изменится. Текстового сообщения нет, только вложение, жуткое, сделанное с высоким разрешением изображение Дрю, обнаженной, сидящей в серой ванне, обложенной мозаичной плиткой и утопленной в терракотовом полу. Вода доходит ей до талии, и когда доктор Селф увеличивает изображение, как делала уже много раз, становится видна даже гусиная кожа на руках Дрю, посиневшие губы и ногти, из чего нетрудно сделать вывод, что вода из медного крана льется холодная. Волосы у нее мокрые, выражение миловидного лица определить трудно. Потрясение? Страдание? Шок? Ее как будто опоили или накачали наркотиками.
В своих ранних письмах Сэндмен рассказывал, что подвергать голых пленников пытке водой — в Ираке обычное дело. Их бьют, унижают, заставляют испражняться друг на друга. «Ты делаешь то, что должен», — писал он. Через какое-то время это становится нормальным, и он сам был не прочь порой щелкнуть фотоаппаратом. Так было, пока он не сделал то самое, то, о чем не рассказал ей, и она убеждена — именно с этого началась его трансформация в монстра. Если, конечно, он совершил немыслимое.
А если это хитрость, то он чудовище, потому что обошелся с ней так!
Доктор Селф всматривается в изображение, пытаясь отыскать признаки подделки, уменьшает его и увеличивает, поворачивает, вглядывается. Нет, нет, нет, снова и снова убеждает она себя. Конечно, это ненастоящее.
А если да?
Мозг работает вовсю, но мысли ходят по кругу. Если ее признают ответственной за случившееся, карьере на телевидении придет конец. О шоу придется забыть. По крайней мере на время. Миллионы поклонников скажут, что виновата она, что она должна была предвидеть, что не следовало обсуждать Дрю в переписке с анонимным пациентом. Тот называл себя Сэндменом и говорил, что видел Дрю по телевизору, что она показалась ему милой, но невыносимо изолированной девушкой и что он обязательно познакомится с ней, и тогда она полюбит его, и ей уже никогда больше не будет больно.
Если общественность узнает, повторится то, что уже случилось во Флориде, только в худшем варианте. Снова несправедливое обвинение.
«Я видел Дрю в вашем шоу и почувствовал, как невыносимо ее страдание, — писал Сэндмен. — Она еще спасибо мне скажет».
Доктор Селф смотрит на изображение на мониторе. Ее распнут за то, что не позвонила в полицию сразу же после того, как получила письмо девять дней назад, и никто не примет объяснения, вполне, кстати, логичного: если то, что прислал Сэндмен, не фальшивка, то предпринимать что-то было уже поздно; если же сообщение всего лишь выходка извращенца, то зачем распространяться о нем, вкладывая тем самым вредную мысль в чей-то больной ум?
Мысли ее обращаются к Марино. К Бентону.
К Скарпетте.
Черный костюм в широкую голубую полоску и голубая блузка в тон, отчего ее глаза кажутся еще голубее. Светлые волосы коротко пострижены, минимальный макияж. Эффектная, сильная женщина. Сидит на свидетельской скамье с прямой спиной, но непринужденно, держится уверенно, и присяжные слушают ее ответы и объяснения как завороженные. В свои записи она не смотрит.
— Но разве не правда, что практически все случаи с повешенными являются самоубийствами, а раз так, то не логично ли предположить, что она все же покончила с собой?
Один из адвокатов доктора Селф расхаживает по залу суда.
Сама доктор Селф уже закончила давать показания, однако осталась в зале. Посмотреть, что будет дальше. Посмотреть на нее, Скарпетту. Подождать, пока та оговорится или допустит ошибку.
— Согласно статистике, большинство случаев с повешенными в наше время — насколько нам известно — действительно являются самоубийствами.
Отвечая на вопрос, Скарпетта смотрит на присяжных, а не на адвоката, словно разговаривает с ним по интеркому из какого-то другого помещения.
— Насколько нам известно? Не хотите ли вы сказать, миссис Скарпетта…
— Доктор Скарпетта. — Улыбка присяжным.
И они тоже улыбаются ей, явно очарованные и покоренные. Она же тем временем умело подрывает доверие к показаниям доктора Селф, внушает сомнения в ее благопристойности, но никто даже не понимает, что это все манипуляции и ложь. Ложь и обман. Убийство, а не самоубийство. Доктора Селф косвенно обвиняют в убийстве! Но она же ни при чем! Откуда ей было знать, что этих людей убьют? И факт их внезапного исчезновения из дому вовсе не означал, что с ними обязательно что-то случилось.
И когда Скарпетта после обнаружения пузырька из-под лекарств, на этикетке которого значилось имя прописавшего их врача, доктора Селф, обрушила на нее град вопросов, она воспользовалась правом отказаться обсуждать своего пациента, пусть даже и бывшего. Откуда ей было знать, что все закончится смертью? Смертью ужасной, чудовищной. Вины Селф в случившемся не было. Иначе ее судили бы по уголовному обвинению, а не из-за обращения жадных родственников. Нет, ее вины в случившемся не было, и Скарпетта намеренно ввела присяжных в заблуждение.
Перед глазами сцена того заседания.
— То есть вы хотите сказать, что не можете определить, имеем ли мы дело с убийством или самоубийством через повешение?
Адвокат доктора Селф повышает голос:
— Не можем при отсутствии свидетелей или обстоятельств, проясняющих, что произошло в действительности.
— Каких, например?
— Таких, которые указывали бы, что жертва не могла сделать это самостоятельно.
— Точнее?
— Например, когда жертва была обнаружена висящей на высоком столбе у парковочной стоянки и без лестницы.
— Вы ссылаетесь на реальный случай или сами только что это придумали? — язвительно спрашивает адвокат.
— Тысяча девятьсот шестьдесят второй год. Линчевание в Бирмингеме, штат Алабама, — отвечает Скарпетта перед присяжными, семь из которых чернокожие.
Доктор Селф убирает изображение с монитора. Потом снимает трубку телефона и набирает номер офиса Бентона Уэсли. Отвечает незнакомый женский голос, и чутье моментально подсказывает доктору Селф, что на том конце провода молодая, скорее всего излишне самоуверенная и переоценивающая свои способности женщина, вероятно, из богатой семьи, взятая сюда на работу в виде одолжения и служащая для Бентона источником постоянного раздражения.
