Ю Несбё - Леопард
Харри так и видел перед собой эту сцену: коллега посвящает Шарлотту в одну интимную подробность своей личной жизни за другой, не получая в ответ ничего, кроме улыбки. В его мозгу следователя словно включился автопилот: а вдруг Шарлотта скрывала, что состоит в каком-то тайном женском монашеском ордене, может, ей было что скрывать. Может…
Харри посмотрел на фотографию. Черты лица чуть резковатые, но красивые. Темные глаза, как у… черт! Он прикрыл глаза. Снова открыл. Пролистал дальше, до рапорта судмедэксперта. Взгляд его скользнул вниз по странице.
Ему пришлось вновь вернуться к самому верху страницы, чтобы убедиться, что там стоит имя Шарлотты, что он не читает рапорт о Боргни еще раз. Обезболивающее средство. Двадцать четыре раны во рту. Захлебнулась. Других следов насильственной смерти нет, сексуальному насилию также не подверглась. Единственное различие состояло во времени смерти, между двадцатью тремя часами и полуночью. Но и в этом рапорте есть дополнение о том, что на одном из зубов жертвы обнаружены следы железа и колтана. Вероятно, потому что криминалистический отдел, поразмыслив, решил, что, пожалуй, это важно, поскольку отмечено в обоих случаях. Колтан. Разве не из него был сделан Терминатор Шварценеггера?
Харри отметил, что ему совершенно не хочется спать, что он сидит на краю стула. Его била дрожь, он ощущал невероятное волнение. И тошноту. Такое бывает, когда выпиваешь первую рюмку, ту, от которой сжимается желудок, потому что организм ее отчаянно отвергает. А потом просит еще и еще. Все больше и больше. Пока ты сам не пропадешь и все вокруг тебя не пропадет. Так и тут. Харри вскочил так резко, что у него потемнело в глазах, схватил папку, он понимал, что она слишком толстая, но все равно ему удалось разорвать ее пополам.
Он собрал остатки бумаги и снова понес их к мусорному контейнеру. Бросил в контейнер, приподняв пластиковые мешки с мусором, чтобы материалы дела беспрепятственно провалились на самое дно. А завтра приедет мусорная машина, ну или послезавтра.
Харри вернулся в дом и вновь уселся на стул.
Когда ночь за окном стала серой, он услышал первые звуки просыпающегося города. Но за ровным гулом утренней автомобильной пробки на Пилестредет он расслышал далекий и тонкий звук сирены полицейского автомобиля. Это могло означать все что угодно. И еще кое-что. Не все что угодно.
Зазвонил телефон.
Харри поднял трубку.
— Это Хаген. Нам только что сооб…
Харри положил трубку.
Телефон зазвонил снова. Харри выглянул в окно. Сестрёнышу он еще не звонил. А почему? Потому что не хотел показываться младшей сестре — своей самой рьяной и самой безоглядной почитательнице? Той, у которой был, как она сама говорила, «намек на синдром Дауна» и которая тем не менее справлялась с житейскими невзгодами гораздо лучше, чем он сам. Она была единственным человеком, разочаровать которого он не мог себе позволить.
Телефон замолчал. И снова зазвонил.
Харри схватил трубку:
— Нет, шеф. Мой ответ — нет. Я не буду этим заниматься.
На другом конце провода на секунду стало тихо. А потом незнакомый голос произнес:
— Это из Энергетической компании Осло. Господин Холе?
Харри выругался про себя.
— Слушаю вас.
— Вы не оплатили счета, которые мы вам направляли, вы также никак не отреагировали на наше предупреждение. Я звоню сообщить вам, что сегодня с двенадцати часов мы отключаем электричество в вашей квартире по адресу Софиес-гате, пять.
Харри молчал.
— Электричество будет включено вновь, как только на наш счет будет переведена соответствующая сумма.
— И она составляет?..
— Учитывая проценты, пени и плату за отключение, она составляет четырнадцать тысяч четыреста шестьдесят три кроны.
Пауза.
— Вы слушаете?
— Да, я слышу. У меня сейчас нет таких денег.
— Недостающая сумма будет взыскана по суду. Надеемся, температура на улице не опустится ниже нуля. Или как?
— Или как, — подтвердил Харри и положил трубку.
Звук сирены на улице стал громче, а потом пропал.
Харри снова лег. Четверть часа он лежал с закрытыми глазами, потом сдался, снова натянул на себя одежду и покинул квартиру, чтобы сесть на трамвай, идущий к Государственной больнице.
Глава 11
Распечатка
Когда я проснулся сегодня утром, я знал, что снова побывал там. Во сне все всегда бывает так: мы лежим на земле, кровь течет, а когда я поворачиваю голову, то вижу, что там стоит она и смотрит на нас. Она смотрит на меня с печалью во взоре, как будто она только сейчас поняла, кто я, разоблачила меня, увидела, что я не тот, кто ей нужен.
С аппетитом позавтракал. Под телетекст. «Тело женщины — депутата стортинга обнаружено во Фрогнер-парке в бассейне для прыжков в воду». Газетные сайты в интернете переполнены информацией. Распечатать, вырезать, вырезать.
Скоро на главных страницах сайтов газет появится имя. До сих пор так называемое полицейское следствие было таким посмешищем, такой любительщиной, что скорее раздражало, чем захватывало. Но сейчас-то они подключат все свои ресурсы и перестанут играть в сыщиков, как в случаях с Боргни и Шарлоттой. Все же Марит Ульсен была депутатом стортинга. Пора им браться за ум. Потому что я наметил себе новую жертву.
Глава 12
Место преступления
Харри стоял перед зданием больницы и курил. Небо над его головой было бледно-голубым, но город, лежащий под ним в котловине между низкими зелеными холмами, накрыл туман. Харри вспомнилось детство в Оппсале, пригороде Осло, когда они с Эйстейном прогуливали первый урок в школе и отправлялись к немецким бункерам в Нурдстранне. Оттуда они видели смог цвета горохового супа, застилавший центр столицы. Но с годами утренний смог постепенно покинул Осло, поскольку из города исчезла промышленность, а дровами топить перестали.
Харри раздавил окурок каблуком.
Улав Холе выглядел лучше. А может, просто другое освещение. Он спросил, почему Харри улыбается. И что стряслось с его скулой.
Харри сказал что-то насчет собственной неуклюжести, а про себя подумал: в каком же возрасте происходит эта перемена, когда дети начинают защищать родителей от действительности? С ним это, пожалуй, случилось лет в десять.
— У меня была твоя младшая сестра, — сказал отец.
— Как у нее дела?
— Хорошо. Когда она узнала, что ты вернулся, то сказала, что теперь ей надо о тебе заботиться. Потому что она теперь большая. А ты маленький.
— М-м-м… Какая умная барышня. А как ты сегодня?
— Хорошо. Очень хорошо, правда. Думаю, что мне самое время отсюда выбираться.
Он улыбнулся, и Харри улыбнулся ему в ответ.
— А что говорят врачи?
Улав Холе по-прежнему улыбался:
— Чересчур много они говорят. Давай лучше о чем-нибудь другом.
— Ладно. О чем ты хочешь поговорить?
Улав Холе подумал.
— Я хочу поговорить о ней.
Харри кивнул. Он сидел молча и слушал, как встретились его отец и мать. Как они поженились. О том, как мать заболела, когда Харри был еще мальчишкой.
— Ингрид мне всегда помогала. Всегда. Но я так редко бывал ей нужен. До тех пор, пока она не заболела. Иногда мне приходило в голову, что ее болезнь была на самом деле чуть ли не благом.
Харри вздрогнул.
— В смысле, возможностью хоть как-то, чем-то отплатить, понимаешь? И я старался. Я делал все, о чем она просила. — Улав Холе пристально уставился на сына. — Все, Харри. Почти.
Харри кивнул.
Отец продолжал говорить. О Сестрёныше и Харри, какой хорошей и милой была Сестрёныш. И какая у Харри была невероятная сила воли. Что он боялся темноты, но никому не хотел об этом говорить, и когда они с матерью иногда подходили к его двери, то слышали, как он то плачет, то ругает невидимых чудовищ. Но войти в комнату и успокоить, утешить его родители не могли. Иначе он пришел бы в ярость и стал кричать, чтобы они убирались.
— Ты всегда считал, Харри, что сражаться с чудовищами надо только самому.
Улав Холе вновь пересказал старую историю про то, что Харри не говорил ни слова, пока ему не исполнилось почти пять лет. Но когда в один прекрасный день он заговорил, то фразы словно сами полились из него. Длинные, серьезные, со взрослыми словами. Родители недоумевали: откуда он их знает?
— Но Сестрёныш права, — улыбнулся отец. — Ты снова стал маленьким. И почти перестал говорить.
— М-м-м… Ты хочешь, чтобы я говорил?
Отец покачал головой:
