Дэн Симмонс - Мерзость
— Майер висит головой вниз, — сообщила Реджи. — Жан-Клод пытается перевернуть его.
«Неужели „волшебная веревка Дикона“ выдержит даже такую нагрузку?» — снова подумал я. Увидим, через минуту или две. Тем временем я поддерживал натянутой веревку, которая шла к лорду Персивалю Бромли, человеку, который мог бы стать шестым маркизом Лексетерским, если бы остался жив.
— Он его достал! — воскликнула Реджи. — Привязывает петлю под руками Майера. Теперь снова раскачивается, чтобы вернуться на выступ.
Дикон опять застонал. Веревка из комбинированных волокон натянулась так туго, как будто он пытался вытащить гигантского марлина только голыми, окровавленными руками, выгнув спину и напрягая все тело.
— Джейк, Пасанг, приготовьтесь, — крикнула Реджи. — Жан-Клод собирается перерезать старую веревку. Он раскрыл перочинный нож.
Я нашел каменный выступ, в который можно было упереться ногами — «кошки» я снимать не стал, поскольку не был уверен, что у меня хватит ловкости снова их надеть, — и теперь откинулся назад, приготовившись вытаскивать мертвое тело.
Веревка натянулась… но ни рывка, ни особой тяжести я не почувствовал. Может, вороны выпотрошили труп Бромли точно так же, как брюшную полость Джорджа Мэллори, через прямую кишку? Боже милосердный, я надеялся, что этого не случилось — ради Реджи.
— Тяните! — крикнула она.
Нужды в этом не было, поскольку мы с Пасангом уже вытягивали веревки, перебирая руками. Только Дикон оставался неподвижным. Перед тем как спустить Жан-Клода за край карниза, мы решили, что сначала поднимем мертвых, а уж потом его: во-первых, чтобы веревки не запутались, а во-вторых, чтобы уберечь Же-Ка и его страховочную веревку от падающего трупа, если тот сорвется.
Тело Бромли поравнялось с карнизом и повисло прямо под нависающей глыбой снега и льда.
— Секунду. — Реджи перегнулась через рыхлый, ненадежный, один раз уже обрушившийся карниз и взмахнула протянутым ледорубом — так напарник капитана рыбацкой лодки загребает багром, чтобы подтянуть из-под днища большую рыбу.
Ей удалось зацепить веревку. Голова и плечи Перси показались над обрывом, и я изо всех сил потянул за веревку.
— Назад, на камень, — прорычал Дикон, и я понял, что он обращается к Реджи. Она послушалась и поспешно отползла от края.
Труп Майера, который вытягивал Пасанг, без особого труда поднялся на Северо-Восточный гребень — голова и плечи прошли через полукруглое отверстие, через которое он и Персиваль Бромли провалились сквозь карниз почти год назад. Я заметил — отстраненно, потому что все мои ощущения приходили словно издалека, — что несколько ярдов старой, разлохмаченной веревки, аккуратно разрезанной Жан-Клодом посередине несколько минут назад, все еще свисали с тела.
Подхватив трупы и подтянув их как можно ближе к нам и грибовидному камню, так, чтобы осталось место и для нас самих, мы с Пасангом бросили веревки и поспешили на помощь к Дикону. Реджи осталась на тонком каменном выступе, еще дальше перегнувшись над обрывом. Она махнула Же-Ка, что мы готовы его вытаскивать.
Я понимал: вот она, настоящая проверка «волшебной веревки». Жаль, что у нас не хватало веревки, чтобы бросить Жан-Клоду два конца — дополнительные 200 футов понадобились для мертвых тел.
Теперь мы тянули — медленно, равномерно, все трое, синхронно и ритмично, наблюдая, как тонкая веревка змеится поверх двух рукояток вбитых горизонтально ледорубов. Реджи после каждого рывка называла оставшееся расстояние.
— Сорок футов… тридцать… двадцать пять… ноги Жан-Клода не достают до поверхности стены… он просто висит…
Мы чувствовали это по нагрузке на наши плечи и руки. Большая часть веса по-прежнему приходилась на Дикона.
— Пятнадцать футов… десять… пять… осторожнее!
Реджи перестала отсчитывать расстояние, протянула руку, схватила анорак Же-Ка и помогла приподнять плечи нашего друга над карнизом. Мы втроем еще раз потянули за веревку, и он перевалился через край, встал на четвереньки и быстро отполз от карниза. Реджи едва не упала вперед, когда Жан-Клод оказался на гребне, но широкая ладонь Пасанга метнулась к ее страховочной веревке и вытащила на тонкий каменный выступ. Реджи поползла к нам, тоже на четвереньках. Вытянув все веревки, развязав узлы, смотав бухты и уложив их в безопасное место под камень в виде гриба, мы окружили мертвые тела.
— Это мой кузен Персиваль. — Реджи говорила довольно громко, чтобы мы слышали ее сквозь завывание ветра. Она сняла варежки и перчатки и приложила ладонь к выцветшей шерсти и рваному габардину анорака на его груди.
Никакого запаха тления не чувствовалось. Обнаженные участки на руках и лицах обоих тел — и небольшой участок груди Майера под разорванной рубашкой — стали почти белыми под воздействием ультрафиолета, как спина Мэллори, кожа немного походила на кожу мумии, а глаза и щеки ввалились, как обычно бывает у трупов, но вороны до них не добрались. Я понятия не имел почему. В правом плече Майера виднелось огнестрельное ранение — не смертельное, сказал Дикон, — а на теле Бромли мы не нашли отверстий от пуль, ни входных, ни выходных, хотя осторожно перевернули его.
— Получается, что немцы не убили лорда Персиваля? — Мой голос был хриплым от усталости, высоты и волнения.
— Убили, друг мой, — сказал Жан-Клод. — Только не выстрелом. Они застрелили Майера, и лорду Перси оставалось только прыгнуть вниз или тоже принять пулю.
— Наденьте перчатки, Реджи, — мягко сказал Дикон. Я видел, что он сам натянул шерстяные перчатки поверх пропитавшихся кровью шелковых.
— Леди Бромли-Монфор, — сказал Пасанг. — Мы сами обыщем лорда Персиваля.
Реджи покачала головой:
— Нет. Пасанг, пожалуйста, помогите мне с Перси. Потом осмотрите пулевое ранение Майера. Остальные могут проверить одежду Майера.
— Что мы ищем? — спросил Жан-Клод.
— Точно не знаю, — ответила Реджи. — Но что-то небольшое. Майер провез эту вещь не одну тысячу миль через всю Европу, Ближний Восток, а затем Персию и Китай.
Мы обращались с телами бережно, и движения наши были медленными и осторожными, хотя оскорбить мертвых либо причинить им вред было уже невозможно. Наверное, на нас просто подействовало ласковое прикосновение Реджи.
Первое, что мне бросилось в глаза, когда я посмотрел на Майера — несмотря на то, что его тело почти год провисело в воздухе на горе Эверест, открытое всем стихиям, — выглядел он очень, очень молодым.
— Сколько лет было австрийцу? — спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Кажется, семнадцать, — сказала Реджи, тщательно обыскивая карманы кузена.
Ни у Майера, ни у Бромли не было рюкзака. Мы проверили множество карманов на том, что осталось от их анораков, шерстяных брюк, норфолкских курток и жилетов. У Майера в левом кармане куртки обнаружились письма на немецком — я даже разобрал немецкий готический шрифт на конвертах — и австрийский паспорт с многочисленными отметками пересечения границ.
В левом кармане куртки Майера лежала большая пачка купюр, фунты стерлингов.
— Боже правый, — сказал я. — Они настоящие?
Дикон пролистал их. Отдельные пачки купюр были стянуты полосками бумаги, на которых отчетливо виднелась надпись — «НАЦИОНАЛЬНЫЙ ПРОВИНЦИАЛЬНЫЙ БАНК ЛТД. ЛОНДОН».
— Это реальный банк, Ри-шар?
— Хотелось бы, — ответил Дикон. — Те небольшие деньги, что у меня есть, я храню именно там, — он считал купюры. — Здесь пятнадцать тысяч фунтов.
— Значит, ваш кузен Перси платил за информацию, — сказал Же-Ка Реджи.
Она подняла на него взгляд от карманов, которые обыскивала.
— Вероятно. Именно так он относился к своим источникам, которые соглашались рисковать своей жизнью и жизнью родных, предавая своих австрийских или немецких хозяев. Из того немногого, что Перси мне рассказывал — обычно после изысканного обеда с обилием вина, — следует, что шпионаж — это по большей части выплата денег неприятным субъектам.
— Значит, — сказал я, указывая на тело молодого человека, карманы которого мы продолжали обыскивать, — этот австриец был неприятным субъектом.
— Не думаю. — Слова Реджи были едва различимы за воем западного ветра. — Взгляните на паспорт еще раз, и вы поймете, почему он сделал то, что сделал, рискуя всем, что у него было.
Я пролистал паспорт, но не заметил ничего интересного. «ИМЯ: Курт Абрахам Майер. ДАТА РОЖДЕНИЯ: 4 октября 1907. ПРОФЕССИЯ: ученик наборщика».
— Вот. — Дикон указал на готический шрифт следующего раздела: ВЕРОИСПОВЕДАНИЕ. Ниже располагалась запись, сделанная красивым чиновничьим почерком: ИУДЕЙ.
— Он шпионил для вашего кузена потому, что был евреем? — спросил я Реджи, но она не ответила.
Из нагрудного кармана норфолкской куртки на трупе кузена она извлекла плотный конверт из коричневой бумаги и заслонила своим телом от ветра, порывы которого рвали конверт из ее рук.
