Найди меня - Фрейзер Энн

Бен долго смотрел на нее, а она молча стояла, не ободряя, не желая ничем помогать ему. Ветер взметнул остатки волос отца, и он заговорил громким шепотом. Его старый трюк. Шепот — способ заставить человека приблизиться.

— Хотел поговорить с тобой, — он вполне правдоподобно изображал искренность, но она знала, что это притворство. — Попросить прощения за то, что использовал тебя.

Она не ответила, но почувствовала, как внутри поднимается гнев. Он пришел сюда облегчить душу? Ищет прощения? Она не собирается облегчать его бремя, выслушивая извинения.

— Это были непреодолимые желания, — продолжал Бен. — Не могу найти оправдания тому, что сделал. Я психолог, но и сам ничего не понимаю. Все эти годы я терзаюсь виной, передо мной стоят лица убитых женщин. Это гложет меня заживо.

Возможно, это и правда. Хотелось бы надеяться.

— Знаю, ты не можешь меня простить. Я и не надеюсь на прощение. Просто хотел тебя увидеть. Но есть многое, чего ты не знаешь.

Она сняла очки и повесила их на вырез футболки.

— Расскажи. — «Расскажи». Свойство человека — искать ответы, даже если ответы ничего не значат.

— Теперь это не имеет значения. Просто хочу, чтобы ты знала, что я тебя люблю.

Изъявления любви ранили гораздо больнее попыток извинений.

— Ты по-прежнему любишь играть в скребл? — спросил он.

С чего ей играть в игру, в которую они играли вместе?

— Нет.

— И зря. Наверное, в хижине твоей бабушки еще сохранилась доска.

— Понятия не имею, мне все равно.

Он шевельнулся, подняв одну скованную руку к поясу в умоляющем жесте, звякнула цепь, напоминая о его извращенных преступлениях.

— Подойди поближе.

Она подошла. Но не так близко, чтобы он мог схватить ее.

— Твоя мать не навещала меня много лет. Я писал и не получал ответа. Дал ей развод, как она хотела. Наверное, они с Морисом наслаждаются жизнью вдвоем. Ходят на выставки и приемы. Без меня.

Похоже, он многое знал о Розалинде.

— Можно тебя обнять?

Какой опасный вопрос.

— Нет.

— Ну пожалуйста, птичка.

Она еще раз повторила, тверже, скорее для себя, чем для него.

— Нет.

Он изогнулся, чтобы вытащить из нагрудного кармана сложенный кусок бумаги. Когда тот оказался у него в пальцах, он попытался вытянуть руку, но не сумел.

— Возьми.

Она уставилось на бумажку, зажатую двумя пальцами.

— Не хочу дотрагиваться ни до чего, чего касался ты. — Не совсем так, потому что у нее все еще стояла коробка его подарков. Карты, рисунки, записи, сделанные специально для нее. Все это трогал он и трогала она.

— Я никогда не сделаю тебе ничего плохого.

— Ты уже сделал. Неужели не понятно? Ты ранил меня тогда и продолжаешь ранить каждый божий день.

— Я имел в виду здесь и сейчас. Но я понимаю. Вижу в каждой клеточке твоего существа, как глубоко я тебя ранил. — Он сунул бумажку обратно в карман и стоял с жалким видом.

В этот момент он был другим отцом, тем, которого она любила, который никогда бы не причинил ей зла и всегда защищал ее.

Она подошла ближе. Еще ближе, глядя ему в глаза, зная, что где-то там внутри прячется чудовище. Но там же был и ее отец.

Рени была профайлером и знала, что жертвы иногда возвращаются к своим мучителям помимо воли. Собственное поведение поразило ее и испугало. Как быстро он может переубедить ее. Если бы у нее был пистолет, она бы уже стала его заложницей. Или была бы мертва.

Он взял ее руки в свои, кожа к коже. Так знакомо и одновременно незнакомо. Ей следовало встревожиться, но она не тревожилась. Время сместилось, и воспоминания захлестнули ее сознание. Отец подбрасывает ее над головой в бассейне, говорит ей, какая она особенная, улыбается с переднего сиденья машины, рассказывает о разных птицах, о том, что надо их защищать.

На миг, на этот самый миг, убийства отступили на второй план. Перед ней стоял человек, сделавший ее такой, какой она есть, и внезапно она пожалела, что за все эти годы ни разу не съездила повидать его в тюрьму, и вспомнила, что за этим решением стояла мать. «Он этого не заслуживает».

Рени высвободила руки — и обняла его сама.

От него пахло по-прежнему. Его запах вернул ее в другое время, в то время, когда он не был злодеем, или, по крайней мере, она не знала об этом.

— Это все, чего я хотел, — прошептал он: — Все, чего я хотел.

Она заплакала, понимая, что мозг обманывает ее, путает, но она была не в силах противостоять этому. Возможно, она тоже этого хотела.

— Я скучала по тебе, папа.

Она сказала это человеку, который читал ей на ночь, учил ее кататься на велосипеде и рисовать птиц.

— И я тоже.

А потом случилось что-то очень странное.

Он оттолкнул ее. Грубо отпихнул от себя. Она пошатнулась, пытаясь понять, в чем дело, в то же время боясь, что это очередной обман чувств. Он улыбнулся и сказал:

— Я люблю тебя, девочка моя.

И исчез.

ГЛАВА 9

Мгновение назад он был в ее объятиях, она чувствовала его живое тепло и хрупкость. В следующий миг его не стало.

Мир вокруг завертелся вихрем, и Рени с колотящимся сердцем, не веря своим глазам, смотрела, как падает ее отец. Сознание автоматически отмечало ткань тюремного комбинезона, бьющуюся оранжевыми крыльями на синем фоне неба, и в то же время отвергало увиденное.

Он всегда любил птиц.

Пустыня лежала далеко внизу, в тумане, и из-за ветра и гула в голове она не знала, издал ли он хоть звук, падая вниз.

Она не услышала удара.

Опасно приблизившись к обрыву, она разглядела внизу тело с неестественно раскинутыми в стороны ногами и руками, комбинезон все еще трепетал на ветру, отчего казалось, что он корчится от боли.

Должно быть, она закричала, потому что возник Дэниел с оружием наизготовку, обшаривая глазами все вокруг, оглядел даже небо. А затем встал рядом с ней на плоской скале — уже без пиджака, рукава рубашки закатаны, очки торчат из кармана. Он перевел взгляд с тела на Рени, пытаясь понять, не ее ли это рук дело. Выглядел он слегка потрясенным. Она чувствовала на себе его взгляд, пытающийся прочитать ее, оценить реакцию в надежде разобраться, что случилось. Она притворяется? Откровенна? Испытывает облегчение? Злорадство? Посочувствовать ей или арестовать?

— Он улетел, — сказала она бесцветным голосом.

Ее мозг словно дал осечку. Она думала о следующем шаге в их планах на этот день. Отец привел их сюда, здесь должны были быть могилы. Она достаточно долго проработала детективом, чтобы понимать, что с ней происходит. Обычная вещь для получивших травму — фиксироваться на сорвавшихся намеченных делах, даже столь обыденных, как поездка в магазин за чем-то тривиальным. Хотя никакого следующего шага уже не будет, мозг не в силах оставить это. Пока нет.

На лице Дэниела мелькнуло сочувствие, но, словно он успел вовремя остановить себя, оно быстро сменилось подозрением.

— Не надо было ходить с ним, — сказала она.

— Я уже понял.

— Возможно, он планировал это с самого начала. — Она начала осмысливать случившееся. — Наверное, и не собирался вести нас к могилам. Как всегда в его жизни, все вращается вокруг него. Попрощаться со мной и покончить с собой.

— Жестокий ублюдок.

Она еще не поняла, как реагировать на последний поступок отца. «Это случилось на самом деле». Это не игра воображения.

Потом ее словно ударило — вдруг он все еще жив.

— Сколько мы здесь стоим? Пару минут?

— Секунд сорок пять.

Охранники тоже подошли, стараясь сохранить самообладание, однако не в силах скрыть потрясение и, возможно, веселье. В тюрьме, наверное, скучновато.

— Отойдите, — велел Дэниел. — Возможно, это место преступления.

Когда до них дошел смысл этих слов, головы повернулись, как по команде. Один, видимо решив проявить понимание, пробурчал, что, дескать, не винит ее.

Рени это ничуть не заботило — пусть хоть все думают, что это она столкнула отца с обрыва. Отец мертв. Кем бы он ни был, он мертв. Исчезла часть ее существа. Ей хотелось визжать и кататься по земле. Вместо этого она отвернулась и всмотрелась в заросли кустарника, ища спуск. Справа обнаружилась узкая тропка, похожая на звериную. Ноги скользили, осыпались камешки, но она начала спускаться, Дэниел шел за ней.