С. Гилфорд - Короткий триллер
— Этот монстр, собранный из мертвой плоти, не может умереть, а если какой-то кусок слишком износился, я заменяю его новым при помощи состава, тайна которого передается от отца к сыну со времен прапрадеда. Боли он также не ощущает — сейчас вы в этом убедитесь…
На этот раз толпа выдохнула сильнее, некоторые отвернулись, в то время как остальные во все глаза следили за тем, как зазывала берет зловеще острую длинную иглу и с силой продергивает ее сквозь бицепсы монстра, так что она торчит с обеих сторон. Кровь не выступила, и существо не шелохнулось, будто совершенно не ощущало то, что проделали с его телом.
— Нечувствителен к боли, жаре и холоду и обладает силой десятерых мужчин…
Зазывала продолжал бубнить за спиной, но Дэну Бриму было уже достаточно. Он видел это представление три раза, и этого вполне хватило, а задержись он в палатке еще хотя бы на минуту — он может просто расплавиться. Выход был почти рядом и, протиснувшись сквозь бледнолицую, разинувшую рты толпу, он очутился снаружи, в душных сумерках. Здесь, казалось, было немного прохладней; в августе жизнь на побережье Мексиканского залива была почти невыносимой. Дэн направился к ближайшему пивному бару с кондиционером и вскоре, облегченно вздыхая, почувствовал прохладный ветерок, омывающий распаренное тело. Бутылка пива и тяжелая стеклянная кружка, извлеченные из холодильника, моментально запотели, а первый же большой глоток проложил дорожку прямо в желудок. Он отнес пиво в одну из кабин, огороженных прямыми спинками деревянных скамеек, вытер стол пригоршней салфеток и уселся. Вытащив из внутреннего кармана пиджака несколько сложенных желтоватых листов бумаги, уже слегка влажной, он разложил их перед собой. Добавил пару строк к уже имеющимся, снова упрятал бумаги в карман и как следует приложился к пиву.
Дэн уже приканчивал вторую бутылку, когда в бар вошел зазывала, назвавшийся Франкенштейном Пятым. Его сценический облик исчез вместе с сюртуком и моноклем, а прусская стрижка оказалась обычным полубоксом.
— У вас отличное шоу, — весело заметил Дэн, взмахом руки подзывая его к себе. — Не желаете со мной выпить?
— Не возражаю, — согласился Франкенштейн. Он говорил с характерными для жителя Нью-Йорка носовыми гласными, по-видимому отбросив немецкий акцент вместе с моноклем. — И гляньте, может у них есть «Шлитц» или «Бад» вместо здешней болотной водицы.
Он расположился в кабине, а Дэн отправился за пивом, но, подойдя к стойке и осмотрев бутылочные этикетки, лишь тяжело вздохнул.
— По крайней мере, оно холодное, — отметил зазывала, посыпав пиво солью, чтобы запенилось, и наполовину осушив кружку одним долгим глотком.
— Я заметил вас — вы были на нескольких представлениях впереди, среди местных олухов. Вам понравилось зрелище или ваша страсть — карнавалы?
— Это хорошее шоу. Я — репортер, мое имя Дэн Брим.
— Всегда рад встрече с прессой, Дэн. Как говорится, паблисити — жизненная необходимость шоу-бизнеса. Я Стэнли Арнольд, зовите меня Стэн.
— Так Франкенштейн — ваш сценический псевдоним?
— Ну конечно. Пожалуй, для репортера вы несколько туповаты… — Он отмахнулся от репортерской карточки, вытащенной Дэном из нагрудного кармана. — Нет, я вам верю, Дэн, но признайтесь, вопрос был глупым. Держу пари, вы, должно быть, решили, что у меня и монстр настоящий!
— Признаюсь, он выглядит довольно убедительно. Простеганная швами кожа, штыри в голове…
— Держатся на спиртовом каучуке, а швы рисуются карандашом для бровей. Все это шоу — сплошная иллюзия. Но я счастлив, что оно показалось реальным такому опытному газетчику, как вы. Какую газету вы здесь представляете?
— Никакой, просто синдикат новостей. С вашим представлением я познакомился с полгода назад и очень заинтересовался. Будучи в Вашингтоне, я навел кое-какие справки, а затем последовал за вами сюда, на юг. Вообще-то имя Стэн вам не слишком подходит, не так ли? Пожалуй, Штайн звучит более привычно. А имя Виктор Франкенштейн и в самом деле значится в ваших иммиграционных бумагах…
— Продолжайте, — произнес зазывала ледяным безжизненным голосом.
Дэн перелистал желтые странички.
— Так… Вот оно, из официальных документов. Франкенштейн Виктор, родился в Женеве, прибыл в Соединенные Штаты в 1938 и так далее.
— А далее вы начнете уверять, будто мой монстр — настоящий! — Франкенштейн улыбнулся, но лишь краешком рта.
— Держу пари, что это так и есть. Никакая йога, гипноз и прочее не могут сделать человека настолько нечувствительным к боли, как это существо. И, вдобавок, монстр ужасно силен. Мне необходимы все подробности и полная правда!
— В самом деле? — холодно спросил Франкенштейн, и между ними повисла напряженная пауза. Затем он рассмеялся и хлопнул репортера по руке. — Ну ладно, Дэн, я выложу тебе все. Ты настойчив, как дьявол, и, по меньшей мере, заслуживаешь этого, как настоящий газетчик. Но вначале позаботься о выпивке, и пусть она окажется на порядок крепче, нежели это гнусное пиво, — нью-йоркский акцент зазывалы исчез с такой же легкостью, как и немецкий. Теперь он говорил на английском с живостью и совершенством без различимого акцента.
Дэн собрал пустые кружки:
— Придется пить пиво, в этом округе сухой закон.
— Чепуха! Это Америка, страна, обеими руками отталкивающая лицемерную концепцию двойного мышления, практикуемую за границей, но эффективно применяющая ее на деле, к стыду Старого Света. Возможно, Бэй Каунти официально и сух, но у закона всегда чешутся ладони, поэтому под прилавком ты найдешь разумный запас прозрачной влаги, с честью носящей имя «Белый Мул» и действующей с такой же мощью, какой обладает удар копытами сего достойного животного. Если ты все еще сомневаешься, то можешь разглядеть на стене напротив вставленную в рамку лицензию на спиртное, оправдывающую подобную предприимчивость в глазах национального правительства. Просто возьми да положи на стойку пятидолларовую бумажку и не ожидай никакой сдачи…
После первых глотков кукурузной водки Виктор Франкенштейн впал в дружелюбное настроение:
— Зови меня Вик, Дэн. Я хочу, чтобы мы стали друзьями, и поэтому расскажу тебе историю, которую мало кто слышал, — историю поразительную, но подлинную. Подлинную — запомни — в отличие от искаженных, полуправдивых россказней и прямого невежества, находящихся в гнусной книжке, изданной Мэри Годвин.
О, как жалел мой отец о встрече с этой женщиной и о том, что в минуту слабости он поведал ей тайну, касающуюся его уникальных научных исследований…
— Минутку, — перебил Дэн. — Ты коснулся правды, но меня не так легко провести. Это Мэри Уоллстонкрафт Шелли написала книгу «Франкенштейн, или Современный Прометей» в 1818 году. Следовательно, ты вместе со своим отцом настолько стар…
— Пожалуйста, не перебивай, Дэн. Я упомянул опыты отца — обрати внимание на множественное число, — посвященные тайнам жизни. Так называемый Монстр был лишь одним из аспектов его работы. Отец интересовался долголетием, и сам прожил до глубокой старости — то же самое произойдет и со мной. Именно сейчас я не стану испытывать твое доверие и не сообщу год моего рождения, а продолжу свой рассказ. Насчет Мэри Годвин. В то время она жила с Шелли, но они еще не поженились, и поэтому отец не терял надежды, что однажды Мэри все же обратит на него внимание, тем более, что сам он давно уже серьезно увлекся ею. Что ж, легко представить, как было дело: она вела записи всего, что он ей рассказывал, затем бросила его и воспользовалась ими при создании своей презренной книги. Впрочем, в ней тьма ошибок… — Он наклонился и снова сердечно хлопнул Дэна по плечу. Репортеру не очень понравился этот жест, но он не возражал. До тех пор, пока тот продолжал рассказывать…
— Вначале она превратила папашу в швейцарца. Когда он вспоминал об этом, он, бывало, волосы на себе рвал — ведь наша семья добрых баварских корней и благородного происхождения. Затем она послала его учиться в университет в Ингольштадте, хотя любому школьнику известно, что университет переместили в Ландшут в 1800 году. Но что касается самой личности отца — тут она переступила все границы! В ее клеветнической книге он изображен нытиком и слабым человеком, хотя на самом-то деле он был воплощением силы и убежденности. Но мало этого, она совершенно не поняла смысла его экспериментов. Идея сборки искусственного человека из частей просто смешна! Она настолько увлеклась легендами об Оалосе и Големе, что извратила работу отца и втиснула его идеи в средневековые рамки. Отец не строил искусственного человека, он реактивировал мертвеца! Таков истинный гений! Годами он путешествовал в глубине африканских джунглей и изучал фольклор, относящийся к созданию зомби. Затем он упорядочил эти знания и усовершенствовал их до степени, превосходящей знания всех учителей-аборигенов. Оживить покойника — вот что он мог сделать, и это было его тайной. А как сохранить ее в будущем, мистер Брим?
