Александр Щёголев - Любовь зверя
– Подожди, я позвоню.
Сделала два звонка. Первый – домой. Мать ей сообщила, что отца, разумеется, нет ни дома, ни на работе, что доченька сама тоже может не приходить и что вообще – ей плевать на них обоих, вот только непонятно, почему ее разбудили в такую поздноту. Милита вежливо пожелала спокойной ночи и дернула рычаг. Второй звонок был в клуб. «Привет, – сказала она, – это Милита. А учитель есть? Передай ему тогда, что меня сегодня не будет. Не-е, все в порядке, просто тут кое с кем разборка. Сама справлюсь, пока.»
Потом вышла и сообщила:
– Странно. Трубку почему-то Ритка взяла. Учителя в кабинете нет, зато какой-то мужик орет дурным голосом. Чего там за игры такие?
Собеседник тупо глазел на нее. Он явно не знал, чего там за игры. Он молчал, ожесточенно моргая.
– Новый «тест» придумывают, что ли? – задумчиво предположила Милита. И вдруг рассмеялась, широко и свободно. – Ну, этот хрен и обрадуется, когда узнает, что его любимую Дашеньку укокошили! Эх, увидеть бы его рожу…
Тут студент, наконец, допер.
– Ты ее… – сказал он дряблым голосом. – Ты ее… – Реплика не далась. Тогда он сделал шаг назад. Потом еще шаг. Потом развернулся и… Пробежать смог всего полтора шага: его схватили за плечи, развернули обратно, плюнули в лицо:
– Ведь не умеешь ножками работать, уже проверили! Мало мне забот, так еще с тобой нянчись!
– Ты… Это ты ее… – бормотал он.
– Ну, я! – крикнула Милита. – Жизнь тебе спасла, умнику!
Студент явно сошел с ума – рвался, рвался из железных объятий.
– Послушай, – в отчаянии сказала Милита, – ты же ничего не знаешь. Про клуб наш… Там же такое творится! «Тест на унижение» – это он так в нулевую группу принимает. Никогда ему не прощу! Представляешь, сказал, что хочет ноги мои проверить, связал их резиной, вот здесь, внизу, а сам после этого… – Она зажмурилась на миг, зашипела. – С-сволочь! Предатель, птичка сраная! Если будет у меня сила, хотя бы как у «старухи», я сверну ему шею, точно. Дашка – дура, глупо быть чокнутой…
Студент совсем обезумел. Исступленно мотал головой и хныкал.
– Ну послушай ты меня хоть минуту! – дико заорала Милита. – Мужик ты или нет, в конце концов! – Закусив губу, чтобы сдержаться, легонько шлепнула его по щеке. Получилось не очень легонько, зато эффективно.
Он замер. Беспомощно посмотрел в ясное девичье лицо и выдавил вопрос сквозь спазмы в горле:
– За что ты ее?
– Наконец-то, – облегченно вздохнула девочка. – Проснулся… Чего ты, в самом деле? Подумаешь, приключение! Случайно это получилось, понятно, слу-чай-но. Я же хотела поймать Дашку, а потом выдать ей всю правду. Про себя и про Игоряшу – пусть от ненависти лопнет. Месяц назад я струсила, сразу не призналась. Идиотка! В зеркало теперь противно на себя смотреть… А учитель лечить ее собрался, суку Баскервилей свою, потому что она его из квартиры вытурила. Канат и шприц – это ведь его план, не мой. Зато у меня папиных отмычек до фига…
Юноша смотрел на нее, потихоньку возобновляя мыслительный процесс. Нервно переступал с ноги на ногу, часто моргал и думал. Моргал и думал… «Пробуждение силы зла», – думал он. «Силы зла, – думал он. – Пробуждение…» Мыслительный процесс гнусно циклился, циклился, циклился.
– До чего бездарно! – Девочка впервые за вечер откровенно поежилась от холода, даже сунула руки себе под мышки. – Такую следственную работу провернуть, обидно… Уже представила, как обезврежу женщину-монстра, как передам ее своему папаше, сделаю товарищу майору подарочек. Ну, отец опупел бы! А то за человека меня не считает, жлоб, хоть и любит. Хи-хи, да ха-ха. Твердит – надо быть личностью… А учитель, подонок недоразвитый, твердит, что надо быть сильной. Я так решила – надо быть и сильной, и личностью.
– И что теперь? – спросил студент.
– Что – что? Давно пора отсюда исчезнуть. Ты один живешь или с родичами?
– С родителями.
– Малыш, если к тебе нельзя, то пошли ко мне. Не боись, у меня такая мамаша, что ей все на свете по фигу. А отца дома нет, я только что звонила. Запремся в моей комнатке… И вообще, малыш, не тем мы с тобой ночью занимаемся!
Она вновь была старшеклассницей. Юной и невообразимо близкой. Вновь эрзац-воздух наполнился чем-то одуряюще женским, естественным. Зов в ее глазах бросал в жар, пьянил своим бесстыдством. Ее тренированная рука легла на тощие съежившиеся плечи и нежно повлекла куда-то, отчетливо ласкаясь… Но парень действительно очнулся. Вырвался одним махом и помчался прочь. Очки с его носа прыгнули, выполнили фигуру высшего пилотажа, мертвенно блеснув на прощание, и остались во тьме. Старшеклассница бросилась следом – уверенно, молча, неудержимо. Увы, догнать его на этот раз не сумела. Возможно, случился у того внезапный «прорыв запредельной силы», ударил прямо в ноги – слишком уж нестерпимой оказалась базовая эмоция.
Заплутав сослепу между «корабликами», он завершил дистанцию возле какого-то «точечника». Зрителей вокруг не было. Рухнул на пустующую под домом скамейку и зажал себе рот ладонью, изо всех сил сдерживаясь. Принялся лихорадочно сосать язык и глубоко дышать, руководствуясь своими скромными медицинскими познаниями. Но все-таки его вытошнило. Вытошнило все-таки.
Отвратительно.
15. Подвал
Эмоциональный фон:
Его сильное тело ненасытно рвется прочь. Он орет. Ему больно, больно, больно! Хоть куда-нибудь, но прочь. Ха! Лукавая резина хитрее слюнявых желаний – трудно с этим смирится. Он хочет отключить раскаленный мозг, заснуть, забыться: ласковые руки старосты не дадут ему такого блаженства…
…Ха! Ласковые руки старосты…
Ответы будут выжаты – на каждый из звонких девичьих вопросов. Как сладко сие представлять. Уже скоро. Если глупость начата, заканчивать ее надлежит соответственно. Финальный всплеск горячечных воспоминаний, а затем… Боже, как сладко сие представлять, потому что уже скоро.
Да глупость! Кристальная, классическая, и вот вам результат – детская мечта шатается на проволоке, хватает пальчиками воздух… Месяц назад – Дашенька. Теперь – этот купающийся в жизни призрак, явившийся из нескончаемого кошмара. Впрочем, когда-то глупость должна была войти сюда. Что делать? Что же делать? Странные, однако, сомнения: делать все, чтобы детская мечта устояла. Стаи подонков должны узнавать о ее неодолимой мощи лишь в миг садистского упоения собой – в их последний миг. Иначе человечество обречено. Пусть они расшибут поганые бычьи лбы о справедливость чужой силы, подонки. Иначе, иначе… Нужно сохраниться. Наперекор нелепым случайностям. Необходимость, неотвратимость проделанной работы звенит в воздухе тугой струной, только глухой не слышит этой напряженности ноты. Справедливости, справедливости! Разве вы не слышите? Сохраниться… Для начала – прекратить похождения женщины-монстра. Опередить глупость хоть в чем-то. Конечно, сказка об «излечении сумасшедшей Даши» наивна, но для девчат сойдет – они успокоятся. Дальше – «старушка». Блеск ее глаз нельзя не учитывать. Что в блеске ее глаз – очередная нелепость, провал, катастрофа? Или именно то, что здесь добиваются?..
…Ха! Забавно: почти все девчата предпочитают слабеньких умненьких мальчиков! К учителю своему привыкли, родные. Единственно родные, любимые, самые-самые… Дальше, естественно, учитель. Странный мужичок. Вроде не подонок, только себя очень уж любит. И вечно боится чего-то. Не, не в кайф с учителем стало. Скучно, ха!..
…Дальше, дальше, дальше… Его сильное тело ненасытно рвется прочь. В бункере туман, тренерский стол вызывающе пританцовывает. Любопытные юные глаза охраняют покой. Последний миг. Да что же это такое! Сволочи, с-сволочи, что же вы делаете?…
…Сладко представлять, как захрустит его берцовая самоуверенность, как лопнет его мужественное нутро. Он почти плачет. Из непристойного разинутого рта текут мутные фразы, капают на серый галстук. Он жаждет ответов, значит, пока еще надеется. Что ж. Можно, разумеется, соврать: мол, ты слишком много знаешь, Боря. Мол, не повезло тебе, так что потерпи. Но ведь на самом деле он просто гад, вот вам и все ответы. Ясно? Говоришь, из-за этого не убивают?
Он ошибается…
…Боже мой, что же это такое! Здесь какие-то сумасшедшие, честное слово!…
Да, здесь сумасшедшие. В отличие от женщины-монстра, ясно? И все. Он ошибается. Гад!
Внешний фон (установившийся режим):
Тренировка началась строго по графику. Привычные звуки наполнили бывшее бомбоубежище – хор в десять глоток слаженно визжал: «Гад!», через минуту еще раз: «Гад!!!», через минуту – еще раз… Трудились лоснящиеся тела, содрогались тренажеры. Группа готовилась к основным упражнениям. Староста, верная помощница тренера, занималась отдельно, ее голос не участвовал в общем хоре, она еле слышно шипела яростно-непонятное: «Х-хат!» – и в специально выделенном углу спортзала выполняла немыслимые трюки. Тоже готовилась.
