Торкиль Дамхауг - Взгляд Медузы
В обеденный перерыв Аксель успел разобраться только с одним пособием, и, как только последний записанный на этот день пациент вышел за дверь, он переключил телефон на голосовую почту и снова взялся за документы. Пришли результаты анализов за последние четыре дня. Он отмечал для себя те, в которых содержались отклонения от нормы. В основном это были пустяки или явные ошибки. Но некоторые были и серьезными. И еще один, читая который он так и застыл с листком бумаги в руке. Сесилия Давидсен, результат биопсии уплотнения в груди. «Результат может указывать на инвазивную дуктальную карциному в III стадии. Многочисленные митозы, грубая атипия и метастаза в миндалины». И недели не прошло с тех пор, как эта пациентка побывала у него. Ему сразу же стало понятно, что опухоль у нее злокачественная, потому он и постарался сделать так, чтобы на маммографию она попала на той же неделе. Тут важно было иметь хорошие отношения с теми, от кого это зависело, а также славу опытного терапевта.
Он открыл ее карту и нашел номер телефона, схватил трубку. Детский голосок на другом конце провода.
— Позови, пожалуйста, маму, — попросил он.
— А ты кто?
— Я… э-э-э… мне нужно ей кое-что сообщить.
Ребенок — ему было слышно, что это девочка, ровесница Марлен, — позвал мать. Аксель положил трубку.
Пока он ехал в такси, перед его мысленным взором вновь всплыл образ Мириам. На щеке у нее, прямо под ухом, была маленькая родинка. И еще одна, похожая, на шее, с той же стороны. Когда она слушала, брови у нее неожиданно взмывали кверху и, дрогнув пару раз, опускались на место. Он бросил взгляд на часы, не будучи уверенным, успеет ли он заехать в больницу к матери, перед тем как сесть на паром. «Ты должен научиться отвечать за свои поступки, Аксель». Для отца в мире существовал только один настоящий грех.
Судья Верховного суда Торстейн Гленне перевидал стольких людей, которые крали, обманывали, убивали. «Единственный настоящий грех — это ложь, Аксель. Все остальное можно простить, если ты признаешься и расплатишься за содеянное. А вот когда ты лжешь, вот тогда-то ты и погибаешь. Потому что ты ставишь себя вне общества. Вот этого-то Бреде и не в состоянии понять».
Аксель попросил шофера подождать, зашел в калитку. У Давидсенов был большой сад с яблонями и кустами малины по периметру, а фасад был весь увит клематисом. Он позвонил в дверь и услышал, как залаяла собака и кто-то крикнул внутри; сразу же после этого дверь отворилась. На пороге стояла девочка — две тоненькие косички, розовый курносый носик. Аксель догадался, что это она подходила к телефону, когда он звонил двадцать минут тому назад. Она придерживала за ошейник кокер-спаниеля, маленького, как щенок.
— Мне нужно поговорить с твоей мамой.
Она испуганно посмотрела на него. Собака тоже казалась испуганной; она вырвалась из рук девочки и убежала.
— Это ты звонил, — сказала она, не сводя с него взгляда.
Он кивнул.
— А потом пропал, потому что, когда мама подошла, в трубке уже никого не было.
— Показалось удобнее приехать самому и поговорить с ней, — сказал он.
В этот момент за спиной дочери появилась Сесилия Давидсен. Она была в очках, волосы казались более темными, чем в прошлый раз. В руках она держала книгу, учебник арифметики для младших классов, заметил он. Когда она узнала его, ее зрачки расширились, а лицо на глазах вытянулось.
— Так это вы… Это вы звонили?
Он почувствовал себя неловко и только теперь осознал, насколько нелепо было ехать сюда, в ее дом, с таким известием.
— Мне нужно навестить больного, который живет здесь поблизости. Я подумал, что могу и к вам зайти по пути.
Сесилия распахнула дверь, В лице не было ни кровинки. Девочка обхватила ее за талию и прижалась к ее джемперу.
«Вестник», — подумал Аксель Гленне, переступая порог просторной виллы в фешенебельном районе Виндерн с результатом биопсии ткани, полной растущих клеток — растущих бесконтрольно и сеющих смерть вокруг.
В холле пахло обедом, еще сильнее им пахло в гостиной. Мясо по-французски и рис, кажется. Он подождал, пока она отошлет девочку со щенком, учебником арифметики и печеньем в руке в ее комнату.
— Я по поводу результата анализов, — сказал он, хотя видел, что женщина, сидевшая напротив, прекрасно знает, зачем он пришел.
15
Четверг, 4 октября
Подружки Марлен были приглашены к шести часам. Акселю пришлось отказаться от велосипедной прогулки: он обещал пораньше вернуться домой и взять организацию мероприятия на себя. За час до прихода гостей лимонад и пицца были закуплены и привезены в дом. Накануне вечером Бия испекла шоколадный бисквит, булочки и кексики и приготовила ягодное желе. По работе ей нужно было съездить в Стокгольм, но она собиралась вернуться еще до окончания праздника. Она была просто счастлива, что избежит всей этой суматохи, и благодарна мужу за то, что он согласился взять все на себя. Он попросил Тома помочь ему подготовиться к приходу гостей; сын буркнул в ответ что-то, что могло сойти за «ладно», но тут же Аксель увидел прошмыгнувшую за калитку спину в кожаной куртке.
Пока он накрывал стол бумажной скатертью, расставлял одноразовые тарелки и надувал шарики, Марлен сидела под столом и играла с подарком, который он вручил ей утром. Она просила у них собаку или хотя бы кошку. Но ни того ни другого ей было нельзя из-за аллергии. Мини-свинку не стали дарить на том же основании, хотя с точки зрения медицины это уже было сомнительно. Но черепаху он ей все-таки купил. Это устраивало всех: она не линяет, ее нет необходимости выводить на прогулку в любое время суток, она непривередлива в еде и ей не нужно давать противозачаточные или делать прививки, она не писает на ковры и подчиняется принятому в доме распорядку, не устраивая скандалов. Марлен тут же объявила ее своим лучшим другом.
Перебрав несколько разных кличек, она остановилась на имени Кассиопея, в честь ее сородича в одной из книг, которые читал ей Аксель, и тем самым черепаха обрела свое собственное созвездие в ночном небе. Марлен давно уже решила, что все приглашенные на день рождения должны прийти в костюме, изображающем какое-нибудь животное. Сама она собиралась одеться старшей сестрой Кассиопеи, и Аксель закрепил у нее на спине пластмассовую лохань, а длинные волосы убрал под вязаную шапочку. И вот теперь дочь валялась под столом и щебетала на черепашьем языке, ожидая первую гостью.
Пока пицца стояла в духовке, Аксель отослал двенадцать девчушек в их зверином обличье вниз, в комнату в подвале, где они устроили танцы под мигающий, как на дискотеке, свет. Сам он пошел за мобильным телефоном — хотел посмотреть, не задерживается ли Бия. На мобильном оказалось одно сообщение. От Мириам. Он так и застыл, стоя в коридоре: не мог решить, читать его или нет. Сегодня был четверг. Прошло три дня с тех пор, как он побывал в ее квартире. Он поцеловал ее. Весь вечер он ощущал наполненность ею. Ее голосом, ее запахом. Когда Мириам на следующий день не появилась в его кабинете, он то и дело хватался за мобильный телефон, собираясь позвонить или послать сообщение. Но он сумел удержаться, и, казалось, эта зацикленность на ней отпустила его. Сегодня Аксель почти не вспоминал о ней. Он потерял контроль над собой, но сумел снова вернуть его… Она писала: «Я выздоровела. Увидимся в понедельник. Мириам». Он не знал о ней ничего и не хотел знать. Постарался не расспрашивать ее ни о чем таком, что могло бы спровоцировать ее на откровенность. С кем она общалась. Откуда она приехала. Семья, друзья, прежние возлюбленные. Слишком многое для него было поставлено на кон. Сигнал таймера оповестил, что пицца готова. Он сочинял себе эту девушку, почти не замечая этого. Только сейчас до него дошло, что мысленно он начинает превращать ее в ту, кем она наверняка не является. Не поэтому ли для него оказалось возможным подняться к ней в ее мансарду? Не поэтому ли оказалось возможным снова с ней встретиться? Он знал, что так должно было случиться. А потом он отпустит ее от себя.
В течение долгих лет Аксель устраивал большинство деньрожденных праздников для своих сыновей. По сравнению с ними девчоночий день рождения был просто сказкой: никто не швырялся пиццей, никто не поливал стол кетчупом, никто не совал соломинку в ухо соседа за столом и не лил в это ухо лимонад. Можно было не торопясь ходить вокруг стола и подливать напитки в стаканчики стайке розовых кроликов. Набралось среди них и несколько кисок, парочка пони, божья коровка и меланхоличный ослик. Наташа, лучшая подруга Марлен, была вроде бы львом: пышное афро было начесано кверху как грива, а на все вопросы она отвечала зловещим рычанием. Но, увидев, как испугался Аксель, она так расхохоталась, что ее большущие глаза превратились в узенькие щелочки, и она заверила его, что, вообще-то, она очень добрая, если только ей достанется достаточно пиццы.
