Питер Альбано - Возвращение седьмого авианосца
— На «остров», — стоя среди механиков, сидевших на корточках и наблюдавших за кормой, произнес он, беря Кэтрин за руку. — Последний ярус.
Резкая струя горячего воздуха — это летчик оставшегося самолета «Айти D3A1» дал газ. Молниеносное движение желтого флажка, и защитного цвета моноплан устремился к носу. Бренту еще ни разу не удавалось оказаться на полетной палубе во время взлета. Шум двигателя заглушал все звуки. Неровный выхлоп огромного тысячесильного «Кинсэя-43» ударил им в лицо из установленной сбоку выхлопной трубы. Самолет прогрохотал мимо, и Брент заметил то, что никогда четко не видел с мостика: матовую светопоглощающую краску верхней части фонаря кабины, внешний телескопический бомбардировочный прицел, отчетливо вырисовывающийся на фоне лобового стекла, неубирающееся шасси с обтекателями, пилоны для подвески бомб, подкрыльевые щитки, поворачивающиеся на девяносто градусов для устойчивого отвесного пикирования, удлиненную заднюю кабину с жестко закрепленным и направленным в сторону хвоста пулеметом, летчиков в шлемах, очках и наголовных повязках хатимаки.
Закрыв уши руками, Кэтрин и Брент наблюдали, как пикирующий бомбардировщик пронесся мимо, оторвался от палубы, на некотором удалении от корабля рискованно просел вниз и наконец скрылся в вышине.
— Охота с воздуха, — прокомментировал Брент, показывая в сторону носа. — Контролируются четыре сектора носовых курсовых углов от траверза до траверза. Радар не заменит человеческого глаза.
Кэтрин кивнула.
— Мы можем вернуться? — и она указала на корму.
— Не во время полетов.
— А-а, — явно разочарованно произнесла она.
— Но мы можем опуститься на ангарную палубу.
— Но не ниже.
— Точно, Кэтрин. Не ниже.
— Может, я найду укромный уголок, где растерзаю твое невинное и непорочное тело. Разве не этого боялся адмирал?
Брент рассмеялся.
— Ага. Ведь экипаж сплошь состоит из девственников. — И повел ее к подъемнику.
Ступив на похожую на пещеру ангарную палубу, пара встретила организованный бедлам: ряды самолетов, облепленных механиками и летчиками, раскатистые звуки металлических ударов, крики, прерываемые шипящим стаккато пневматического инструмента. С благоговейным ужасом Кэтрин замерла на месте, оглядывая ряды прожекторов над головой и лихорадочную деятельность вокруг.
Посмеиваясь, Брент обвел палубу рукой.
— Примерно тысяча на двести футов — три футбольных поля.
— Больше, чем Рокфеллеровский центр, музей Метрополитен и Карлсбадская пещера, вместе взятые, — восхищенно сказала Кэтрин.
Брент указал пальцем на платформу, выступавшую у них над головой.
— Галерейная палуба. Помещения для летчиков из дежурных экипажей. — Затем направил палец вниз. — Стеллажи для приготовленных к применению бомб и торпед. Для их снаряжения потребуется всего несколько минут.
Кэтрин показала на небольшой бак, установленный на тележке, которую толкали два матроса.
— Примитив. Разве у вас нет механизированных тележек?
Брент отрицательно покачал головой.
— Адмирал настаивает на использовании старых способов — способов, которые испытаны, проверены и понятны его людям.
— Как судовождение.
— Да. — Брент кивнул на тележку, что гремела мимо на железных колесах. — Это топливозаправщик. — И показал в сторону кормы. — Они готовят к полету следующий воздушный патруль.
— Почему не заправлять прямо из корабельных цистерн.
— Слишком опасно, Кэтрин. А в этом случае пожар можно погасить.
— Выходит, Брент, авианосцы взрывоопасны.
— Очень. Они ведь не что иное, как плавучие склады топлива и вооружения.
Он поймал ее мимолетную улыбку, придавшую ее лицу жесткое выражение, заметил лихорадочный блеск в глазах. Брент беспокойно повернулся.
— Что случилось, Кэтрин?
— Так, ничего. — Не обращая внимания на взгляды таращившихся механиков, Кэтрин взяла Брента за руку и показала в сторону носа на деревянное строение. — Что это такое, черт возьми? — спросила она и потащила его туда.
— Храм. Храм Вечного Блаженства, — ответил Брент, подходя к огромному, квадратной формы сооружению из некрашеной фанеры.
Кэтрин указала на единственный вход, увенчанный доской с позолотой.
— Тории — ворота по дороге к храму. Вероятно, комбинация буддийского храма и синтоистского монастыря.
— Верно! — Брент кивнул в сторону цветочного орнамента по обеим сторонам входа. — Хризантемы.
— Конечно, Брент. Шестнадцатилепестковые, они символизируют императора.
— Пять для тебя, Кэтрин.
Она рассмеялась.
— Это место для честных японцев, а не для американских потаскух, — проскрипел сзади низкий голос.
Синхронно повернувшись, они увидели разъяренного лейтенанта Коноэ. Одетый в пятнисто-зеленый комбинезон механика крепыш пилот стоял перед «Зеро» со снятым капотом, открывающим четырнадцатицилиндровый «Сакаэ». Рокочущий голос заставил повернуться несколько десятков голов, и на огромной палубе воцарилась тишина, словно на нее лег холодный туман. Сотни глаз уставились на Брента, Кэтрин и Нобутаке Коноэ. Прошаркали резиновые подошвы, и вокруг троицы образовался молчаливый круг из летчиков и механиков, заполнивших пространство почти осязаемым ожиданием.
Губы Брента вытянулись в резкую линию, взгляд бледно-сапфировых глаз стал холодным и жестким, и он вновь почувствовал как раскаленные витки тугой пружины начинают распирать грудь, давить на ребра, учащать пульс, делать дыхание отрывистым. Его мозг внезапно превратился в компьютер, анализирующий стойку Коноэ, напоминавшего каменную глыбу, его сжатые кулаки, тяжелый подбородок, угрожающий взгляд. Его ноги были расставлены — левая чуть впереди, вес тела распределился между ними, сжатые кулаки бесконтрольно подергивались. Каждая составляющая поведения этого человека кричала слово «убийца». Брент тихо сказал:
— Если лейтенанту хочется скорее отправиться в храм Ясукуни, я буду счастлив открыть перед ним дверь.
— Мой спор с ней, — прорычал Коноэ, ткнув пальцем в девушку.
— Давай, давай, сукин ты сын, — прошипела Кэтрин, поднимая с палубы ломик. — Поговорим с тобой о равенстве полов.
Шорох удивления пронесся над толпой, и она сжалась плотнее.
Брент толкнул девушку в объятия одного пожилого старшины, приказав:
— Подержи-ка ее, старшина Симада. — Руки девушки были тут же крепко прижаты, ломик упал на палубу.
— Пусти меня!
— Тихо! — крикнул Брент. — Спор со мной, и он точно знает это. — И он кивнул в сторону Коноэ.
Зловещая усмешка расколола каменное лицо летчика.
— Пусть будет так, янки.
— Дело не в девушке, лейтенант, так ведь? А в бомбежке Токио, потопленном японском флоте, Хиросиме, Нагасаки…
И без этого узкие глаза летчика превратились в щелки, мерцавшие ненавистью.
— Ненавижу! Буду ненавидеть, энсин! Всегда!
— Месть сорока семи самураев.
— Конечно. Способ, которым вы мстили за Перл-Харбор.
— Тогда вперед, могучий самурай, улучши свою карму.
— Я буду драться с тобой, янки, твоим же оружием. На кулаках. А то, боюсь, ногой я убью тебя.
— Спасибо за великодушие, — ответил Брент, инстинктивно настораживаясь и отводя правую ногу назад.
Коноэ поднял руку, улыбаясь как человек, которого осенила идея всей жизни.
— Старшина Симада, — крикнул он, не сводя глаз с Брента. — Ломик между нами. — Его губы изогнулись, в голосе зазвучал яд сарказма. — Непостижимое восточное решение. Одно оружие — два человека. — Он засмеялся, и эхом отозвались смешки двух сотен человек. Оружие, брошенное старшиной, скользнуло и остановилось между противниками.
— Сейчас! — заорал Коноэ, прыгнув-еще до того, как американец сумел подготовиться. Ругаясь, Брент бросился вперед, но лейтенант одной рукой схватил оружие, а другой оттолкнул американца и, улыбаясь, легко вскочил на ноги.
Брент обрел равновесие и встал перед своим врагом.
— Этого следовало ожидать, — с горечью прошипел он.
— Как и вашего налета, испепелившего мою семью.
Посмеиваясь и поигрывая ломиком, медведь-японец взмахнул им вперед-назад. Смесь страха и ярости завязала живот Брента в тугой узел, заполнила его вены стремительным потоком крови, когда он, словно человек загипнотизированный коброй, смотрел на стальной прут.
Не менее двенадцати дюймов длиной, ломик внушал страх: один конец — изогнутый и раздвоенный, а другой — острый и плоский, как лезвие ножа. И ненормальный взгляд Коноэ. Только дикари могут пользоваться таким оружием, способным проломить человеческий череп, как яичную скорлупу, или вспороть живот, выпустив потоки крови и кишки его обладателя.
Коноэ перехватил ломик, взяв его как раз над изгибом, поигрывая им в руке, как бы взвешивая. Затем он двинулся вперед, уверенно ухмыляясь, выставив оружие и описывая круги его острым концом, как француз-дуэлянт шпагой. Брент отступил, чуть было не прозевав момент, когда японец нанес удар. Брент легко отпрыгнул в сторону, галдящая толпа отпрянула и вновь сомкнулась за ним. Но энсин находился в одиночестве — один на один со стальным острием, его взгляд постоянно блуждал, перемещаясь то на врага, то на его оружие. Молодому американцу часто доводилось применять свои кулаки, он выиграл схватку с двумя фанатиками мусульманами из «Саббаха» на улочке в Токио, был достаточно опытен и знал, что обращать внимание нужно на ноги, не обманываясь взглядом противника. Следя за движениями опорной левой ноги врага, Брент мог противостоять выпадам японца. Резкий шаг, замах — и быстрый удар. Американец ушел в сторону. Снова и снова стальной стержень, со свистом рассекая воздух, проходил в нескольких дюймах от Брента, но он предвидел удары и избегал смертоносного оружия стремительными прыжками в стороны. Толпа оживленно реагировала на происходящее.
