Уилбур Смит - Золото
Он прошел в свой кабинет и присел на край стола.
– Пусть войдет! – крикнул он Дмитрию.
Ковальский вошел и остановился. Длинные руки его свисали чуть ли не ниже колен, живот вываливался из-под ремня.
– Ты звать меня? – спросил он на едва понятном английском. Лицо было грубым, черты лица – крестьянскими, взгляд – тупым. Он не брился, пыль забоя густо осела на черной густой щетине.
– Ты сегодня избил человека? – мягко спросил Род.
– Он не работать. Я его бить. Потом его братья будут работать. Я их заставлять.
– Ты уволен, – сказал Род, – получай расчет и выметайся.
– Ты увольнять? – Ковальский удивленно заморгал.
– Компания выдвигает против тебя обвинение в уголовном преступлении, – продолжил Род, – но сейчас я хочу, чтобы ты убрался отсюда.
– Полиция? – взревел Ковальский. Его лицо приобрело хоть какое-то выражение.
– Да, – подтвердил Род, – полиция.
Ладони размером с лопату медленно сжались в огромные кулаки.
– Ты звонить полиция! – Ковальский шагнул к столу с угрожающим видом.
– Дмитрий, – резко крикнул Род, – закрой дверь!
Дмитрий, прислушивавшийся к разговору, соскочил со своего стола и закрыл дверь, соединяющую кабинеты, потом прижался к ней ухом. Первые тридцать секунд были слышны только голоса, рычание, потом послышался звук удара, звериный рев, еще один удар и звук падения тела.
Дмитрий поморщился.
– Дмитрий! – раздался голос Рода. – Заходи.
Род сидел на краю стола, покачивая ногой и посасывая костяшки пальцев на правой руке.
– Дмитрий, распорядись, чтобы не натирали так сильно пол. Наш друг поскользнулся и ударился челюстью об стол.
Дмитрий сочувственно хмыкнул и склонился над валявшимся на полу огромным поляком. Ковальский громко хрипел.
– Вон какую шишку набил, – сказал Дмитрий. – Как не стыдно!
25
Доктор Стайнер спокойно работал все утро в понедельник. Он предпочитал использовать магнитофон, что позволяло избегать вызывающих у него отвращение контактов с другими людьми. Ему не нравилось открывать свои мысли женщине, сидящей с задранной выше колен юбкой и постоянно поправляющей волосы. Но особенно непереносимым был для него их запах. Манфред был очень чувствителен к запахам, даже запах собственного пота выводил его из себя. Женщины же, как он обнаружил, источали особый назойливый запах, который он чувствовал, несмотря на всевозможные косметические ухищрения. Этот запах вызывал у него тошноту. Именно поэтому он настоял на раздельных спальнях. Терезе, разумеется, он не назвал истинную причину, сказал только, что слишком чутко спит и потому не может делить спальню с другим человеком.
В его кабинете преобладали белые и холодно-голубые тона, воздух благодаря кондиционеру был исключительно чистым и прохладным. Тихо жужжал магнитофон, голос Манфреда был четким и лишенным эмоций, а часть его сознания была занята магическими трюками с цифрами и деньгами, результатами проделанной работы и прогнозами на будущее – трехмерной структурой переменных величин, сложить которую подвластно только гениальному мозгу. Но под оболочкой внешнего спокойствия и беспристрастности чувствовались едва сдерживаемое нетерпение, ожидание чего-то. Внешне это проявлялось лишь в нежном, почти нарциссическом поглаживании внутренней поверхности бедра ладонью.
За несколько минут до полудня зазвонил прямой незарегистрированный телефон на столе, и рука его замерла на бедре. Только один человек мог позвонить сюда, только один человек знал этот номер. Несколько секунд Манфред не шевелился, оттягивал момент, затем выключил магнитофон и снял трубку.
– Доктор Манфред Стайнер, – представился он.
– Наш человек уже назначен? – спросил голос в трубке.
– Еще нет, Эндрю.
Тишина в трубке, лишь легкое потрескивание и угрожающая тишина.
– Для беспокойства нет причин. Обычная задержка, а не полная неудача.
– Задержка насколько?
– На два дня, в крайнем случае – до конца недели.
– Будете в Париже на следующей неделе?
– Да. – Манфред был советником правительственной делегации на переговорах с Францией о ценах на золото.
– Встретитесь с ним там. Будет лучше, если вы к тому времени выполните свои обязательства. Понимаете?
– Понимаю, Эндрю.
Разговор был закончен. Манфред почувствовал, что звонивший вот-вот повесит трубку, и воскликнул:
– Эндрю!
– Да?
– Вы не спросите его, могу ли я… – тон его слегка изменился, появились умоляющие нотки, – могу ли я играть сегодня?
– Подождите.
Прошло несколько минут, потом в трубке раздался тот же голос:
– Да, вы можете играть. Саймон проинформирует вас о пределах ставок.
– Спасибо, передайте ему мою благодарность.
Манфред и не пытался скрыть облегчения и восторга. Горящим взглядом он смотрел на противоположную холодно-голубую стенку, и даже стекла его очков сверкали.
26
В роскошно обставленной комнате их было пятеро. Один, самый молодой, несомненно, был слугой и следил за исполнением причуд и желаний остальных. Из четверых оставшихся один, так же несомненно, являлся хозяином. Внимание всех было обращено на него. Он был грузен, но не слишком, жировая прослойка свидетельствовала скорее о хорошей жизни, чем об обжорстве. Сейчас он говорил, обращаясь к своим гостям:
– Вы выразили сомнения относительно надежности человека, служащего инструментом в нашем грядущем предприятии. Я договорился о маленьком представлении, которое, как я надеюсь, продемонстрирует вам всю беспочвенность опасений. Это и является причиной, по которой Эндрю пригласил вас сюда сегодня.
Хозяин повернулся к слуге:
– Эндрю, надеюсь, тебе не составит труда подождать, когда придет доктор Стайнер, попросить Саймона указать ему место за столом и сообщить об этом нам. – Он отдавал приказание вежливо и с достоинством, как человек, привыкший повелевать. – Господа, позвольте предложить вам что-нибудь выпить, чтобы скрасить ожидание.
Разговор, завязавшийся между ними, свидетельствовал о хорошей информированности каждого. Предметом же его было богатство. Богатство, выраженное полезными ископаемыми, промышленными предприятиями, продуктами земли и моря: нефтью, сталью, рыбой, зерном и… золотом.
О высоком положении этих людей в обществе свидетельствовали их дорогие костюмы, камни, поблескивающие на пальцах, уверенные, не терпящие возражений голоса, небрежное упоминание в разговоре высокопоставленного чиновника.
– Сэр, – прервал их беседу Эндрю, – он пришел.
– Спасибо, мой мальчик. – Хозяин поднялся. – Прошу вас следовать за мной, господа.
Он пересек комнату и отдернул пурпурно-золотую штору. За ней гости увидели окно.
Все четверо подошли поближе и принялись рассматривать комнату за стеклом. Это был зал фешенебельного игорного дома. Мужчины и женщины сидели за столом для игры в «баккара» и совершенно не обращали внимания на окно над их головами.
– С той стороны ничего не видно, господа, – успокоил всех хозяин. – Можете не опасаться быть замеченными в этом логове порока.
Все вежливо хихикнули.
– Какую прибыль вы получаете от этого предприятия? – спросил один из гостей.
– Мой дорогой Роберт. – Хозяин выглядел шокированным. – Неужели вы подумали, что я каким-то образом связан с незаконным бизнесом?
Все снова захихикали, на этот раз с нескрываемым удивлением.
– А! – воскликнул хозяин. – Вот и он!
Через зал к столу Манфреда Стайнера провожал высокий молодой человек с землистым лицом, выглядевший в вечернем костюме сотрудником похоронного бюро.
– Я попросил Саймона посадить его так, чтобы мы могли видеть его лицо, – пояснил хозяин.
Все чуть наклонились вперед и не сводили глаз с человека, раскладывающего на столе фишки, любезно предоставленные Саймоном.
Доктор Стайнер начал играть. Лицо его было полностью лишено выражения, но бледность просто поражала. Каждые несколько секунд он облизывал губы розовым языком. В перерывах между играми он замирал, напоминая ящерицу или игуану. Только жилка дергалась на шее да блестели, как змеиные глаза, стекла очков.
– Прошу вас обратить внимание на его правую руку, – едва слышно произнес хозяин.
Открытая ладонь лежала рядом со стопкой фишек, но пальцы начали сжиматься, как только крупье стал раздавать карты.
– Carte, – беззвучно произнесли губы Манфреда, а пальцы сжались в кулак так, что побелели костяшки, а сама рука задрожала от напряжения. Выражение же лица по-прежнему оставалось нейтральным.
Крупье передал карту.
– Septe! – произнесли его губы, а в следующее мгновение он уже забирал ставку Манфреда. Пальцы Стайнера разжались, ладонь безвольно упала на стол, мягкая и безволосая, как дохлая рыба на зеленом сукне.
